Армагеддон. Трилогия - Юрий Бурносов

Губернатор появился буквально на полчаса, выпил с Гумилевым, Делиевым и мэром Твин Фоллз по бокалу муската, еще раз попросил обращаться к нему в любое время и по любому важному вопросу и не стесняться, после чего улетел на вертолете. Из уклончивых комментариев мэра следовало, что на севере возникли какие-то проблемы — с одной стороны, бушевали лесные пожары, с другой — оживились мелкие банды, то и дело напоминавшие о себе еще со времен эпидемии. Некоторым жителям, очевидно, не нравилась мирная обстановка в Айдахо.

В нескольких километрах от охраняемого периметра была разбита база для группы Гумилева. На свой страх и риск он выпросил у военных вертолет — транспортно-десантный «Сикорский С-92». Вроде бы он предназначался для полетов исключительно «до» периметра, но Гумилев строил на эту мощную машину, вмещающую двадцать четыре человека, совсем иные планы. Решетников понял, в чем дело, но молчал.

Бойцы «Илиады» переместились на базу почти сразу же, не успев насладиться прелестями отеля «Америтель Инн». Время было дорого и, как пояснил Геращенко, «надо еще пообжиться».

Гумилев пока остался в гостинице. Как только он освободился от «официальной части», то сразу позвонил Марусе.

— Как ты там, моя хорошая?

— Привет, папочка! — затараторила Маруся. — А мы с нянечкой ходили в театр смотреть «Приключения Чиполлино»! В детстве, помнишь, я ужасно переживала. А сейчас посмотрела взрослыми глазами, и ты знаешь — принц Лимон такой смешной! А синьор Помидор такой дурак!

— Ну конечно, взрослыми глазами-то все по-другому, — засмеялся Гумилев. — А как там твой пушистый воспитанник?

— Ой, папочка, Мурзик совсем не умеет мяукать! Он рычит, мурлыкает и укает!

— Укает?

— Да, садится передо мной и говорит «ук»! Как будто икает. Так смешно! А еще он все время в дверь ванной стучится, пока я там моюсь, и рычит!

— Может он тоже хочет мыться? — предположил Гумилев.

— Да нет же, папа! Будто не знаешь, что коты моются языком! Это Мурзик боится, что я там могу утонуть! Поэтому я его пускаю в ванную. Он сидит в корзинке для белья и следит, чтобы со мной было все в порядке.

— Я смотрю, не ты кота, а он тебя воспитывает?

— Не воспитывает, а присматривает! А что ты там делаешь, в Америке? Вас президент встречал?

— Нет, президент нас не встречал. Даже губернатор нас не встречал, только заехал потом ненадолго и сразу улетел по делам.

— Все взрослые постоянно улетают по делам, — ворчливо, как старушка, сказала Маруся. — Когда я стану взрослой, я не буду никуда улетать по делам.

— К сожалению, не всегда получается так, как нам хочется… — начал было Гумилев, но осекся, подумав, что сегодня можно обойтись без философских разъяснений. А когда после еще нескольких минут веселого разговора с Марусей положил трубку, его обожгла мысль, которую он упорно отгонял от себя со времени вылета из Сещи. А что, если он не вернется?

Маруся, конечно, не пропадет. Есть друзья, родственники, но… Как она останется без отца? Сначала мать, потом — он…

— А для этого нужно вернуться, — жестко сказал сам себе Гумилев. Хотел только подумать, но произнес вслух, а вошедший в «штабной» номер Решетников переспросил:

— Простите, вы мне, Андрей Львович?

— Нет, Константин Кириллович, это я сам с собой. Рефлексирую, как и полагается русскому интеллигенту в энном поколении… Кстати, у меня тут предложение возникло.

— Внимательно вас слушаю, — сказал Решетников, приглаживая по своему обыкновению ладонями седоватый ежик волос.

— Давайте мы уже с вами перейдем «на ты». Не покоробит?

— Ни в коем случае. В смысле, ни в коем случае не покоробит. Тем более бывают ситуации, когда «на вы» просто некогда и нелепо обращаться. А мы с вами руками и ногами именно в такую ситуацию и лезем. Я сам хотел предложить, но постеснялся.

— Тогда надо… Ну, на брудершафт.

— Не вопрос, — Решетников подошел к мини-бару, извлек две бутылочки «Джонни Уокера», протянул одну Гумилеву, ловко скрутив головку, и улыбнулся. — Только целоваться не будем.

Они чокнулись и выпили. Острый зерновой вкус виски обжег язык, и Гумилев зачем-то решил для себя, что там, на Закрытой Территории, пить не будет. Это, в конце концов, не Арктика с ее морозами. А нервы успокаивать нужно другими способами. Грустно это, что любит русский человек ссылаться на такие вещи: беда у меня, выпить надо. А ты не допускай беды, чтобы пить за нее не пришлось! На радостях пей. Нужно Санича предупредить, чтобы с бойцами переговорил. И ученым тоже объяснить. С этими сложнее, конечно, но одернуть не мешает.

Гумилев, видимо, крепко задумался, потому что Решетников окликнул его:

— Андрей Львович!

— А? — очнулся Гумилев.

— Ты тут, а вроде и не тут. Отдохнешь, может?

— Может, и отдохну. Надо еще кое-какие вопросы порешать, тогда и прилягу.

Но прилег он только за полночь, вопреки данному себе приказу выпив еще две таких же маленьких бутылочки. Гумилев просто не мог заснуть, а засыпая, сделал себе поблажку — мы же еще не там…

Около девяти утра «Сикорский» уже высаживал их на площадку возле базы. Гумилев спрыгнул из вертолета первым, за ним выбрался, широко зевая, Нестор Тарасов. Парень выглядел спокойнее остальных — то ли решил себя так поставить, то ли в самом деле имел железные нервы. Даже пижон-эстонец, «павиан волосатый», зыркал из-под своих очков с видимой опаской. А что ты хотел, уважаемый? Рядом периметр, за периметром — Закрытая Территория, а на них чего только нет.

Неподалеку от посадочной площадки замерли, бессильно опустив загребущие руки, «Итеры» — те самые плотоядные роботы, которые помогали охранять периметр. Всего их было шесть, у одного американские техники как раз меняли колесо, другой был покрыт вмятинами от пуль. Видно, «Итерам» за периметром приходилось несладко.

Гумилев знал, что атаки на периметр закончились давно. Инфицированные оказались вовсе не такими безумцами, как казалось всем поначалу. Немотивированная ненависть не перекрывала в них инстинкт самосохранения и не позволяла забыть навыки владения оружием и техникой. Наиболее безмозглых — а были, конечно, и такие — перебили в первые же дни, некоторую часть — потом, во время попыток перейти периметр, а оставшиеся затаились. Точно так же поступили те, кто не был инфицирован, или же был инфицирован, но не заболел. Вообще существовали подозрения, что иммунитетом к «Армагеддону» обладает куда большее количество людей, чем считали ученые, но кто из них оставался опасным носителем вируса — просчитать не представлялось возможным. Тесты, которые делали сначала, не оправдывали себя, и Гумилев в принципе понимал правительство Североамериканского Альянса, перешедшего от научных исследований к превентивным мерам.

Над головой пролетел беспилотник, потом второй. Они возвращались на аэродром для обслуживания. Насколько знал Гумилев, использовались как управляемые операторами самолетики, так и роботы, наподобие «Итеров» сами принимавшие решения.

Тарасов стоял возле пятнистых палаток базы и тоже пялился на «Итеров».

— Что, заинтересовались? — спросил Гумилев, подойдя к нему.

— Только читал про них, Андрей Львович, — сказал Нестор. — Видеть не видел ни разу.

— Еще насмотритесь. Раньше их в Айдахо не было, но буквально пару месяцев назад привезли большую партию.

— Помните, у Айзека Азимова Законы роботехники?

— Нет, к сожалению… Напомните, если не сложно?

— «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам», — процитировал Тарасов, совсем по-детски наморщив лоб. — По-моему, в данном случае эти законы не работают.

— Азимов был фантастом, а мы в реальности… Как сами-то, готовы к экспедиции?

— Я всегда готов, Андрей Львович. Как пионер.

— Пионеров помните? — удивился Гумилев.

— Нет, конечно, не помню я пионеров, — улыбнулся Нестор. — Читал много. Кстати, не уверен, что нужно было эту организацию так уж прямо и разгонять. Много полезного делали. Их же потом даже возрождать пытались, только назывались они по-другому… как это… скауты?

Гумилев невольно улыбнулся — все перемешалось в умах молодого поколения, а объяснять — так еще больше запутать. Та история, которой они жили, теперь уже вовсе и не та. Переписали все несколько раз, кому как больше нравилось.

— А вы были пионером, Андрей Львович?

— Был.

— Расскажете как-нибудь? — загорелся Нестор.