В поисках Библии: Тайны древних манускриптов - Дойель Лео

Многие детали ставшего традиционным описания, в особенности те, которые относятся к открытию первой пещеры, не говоря уже об обстоятельствах продажи свитков, весьма сомнительны. По мнению скептиков, которое наиболее шумно отстаивал профессор Соломон Цейтлин из филадельфийского колледжа Дропси, эта история выглядела чересчур уж гладкой. Например, существуют значительные расхождения между версиями, рассказанными Дж. Ланкестером Хардингом, Джоном М. Аллегро и Милларом Берроузом, хотя все они имели непосредственное отношение к событиям в Палестине. Ученые выявили несколько неправдоподобных деталей и противоречий, а некоторые заявили, что свитки подделаны или изготовлены в Средние века, и, исходя из этого, стремились опровергнуть как можно больше предоставленных свитками данных.

В течение долгого времени ни одному из европейцев не удавалось увидеть Мухаммада ад-Диба, мальчика-первооткрывателя. Да и существовал ли он в действительности? Что он искал — овцу или козу? Зачем он швырнул камень — чтобы потревожить заблудившееся животное или просто от избытка мальчишеской энергии? Может быть, он услышал грохот разбивающихся кувшинов и поразился этому? Зашел ли он в пещеру один и сразу же? Или он вернулся сюда с одним из двух своих товарищей-пастухов? Поделили ли они добычу? И так далее. Путаницу усугубил сирийский митрополит Мар Афанасий Иешуа Самуэль, который однажды заявил, что рукописи, демонстрируемые им иностранным специалистам, долгое время до того покоились в библиотеке его монастыря.

Через несколько лет после этого открытия, в 1956 г., кому-то удалось найти Мухаммада ад-Диба в Вифлееме и заставить подробно рассказать о своем приключении. Его слова были записаны каким-то арабом-писцом, и документ был подписан Дибом, а затем опубликован и переведен на английский знаменитым американским ориенталистом Уильямом X. Браунли, одним из членов той первоначальной группы американских ученых при Американской востоковедной школе в Иерусалиме, которая опубликовала свитки Мертвого моря, являвшиеся собственностью сирийского митрополита. Эта "авторизованная версия", как ничто другое, запутала дело еще больше. Удивительнее всего было то, что Диб теперь объявил, будто находка была сделана в 1945-м, а не в 1947 г., как все до сих пор считали. По его словам, вскрывая сосуды в пещере, он рассчитывал найти в них клад, а увидев всего лишь кожаные свитки, всерьез стал раздумывать, стоит ли вообще их брать. Но он и его товарищи нуждались в новых кожаных ремнях для своих сандалий, так что в конце концов он их взял. Нам остается только гадать, почему материал был — если действительно был — сочтен непригодным для такого употребления. Как бы то ни было, теперь Диб утверждал, что по возвращении он положил свитки в "кожаную сумку и повесил ее в углу". Там они оставались, очевидно, более двух лет, пока его дядя не заметил их и не попросил себе, для того чтобы показать одному вифлеемскому торговцу древностями.

Воспоминания Диба значительно отличаются от более ранних версий и не полностью согласуются с некоторыми достоверно установленными фактами. Скажем, он заявил, что кувшинов было только десять и он все их разбил прежде, чем в последнем обнаружил свитки (вряд ли Шехерезада придумала бы что-либо удачнее). Два кувшина, сказал он, были наполнены красными семенами. Но никаких следов этих семян не было обнаружено. Мы также знаем, что профессор Иерусалимского университета Сукеник приобрел совершенно неповрежденные кувшины из этой же самой пещеры. Хотя на доктора Браунли произвели впечатление "почти библейская прямота и прелесть этого лаконичного описания", он, однако, охотно допускал, что эта история "приобрела ясность и изящество в процессе частого повторения".

И это вновь возвращает нас к вопросу о том, достоверно ли описание обстоятельств этого открытия в целом и были ли свитки действительно взяты из кумранской пещеры I. Однако, несмотря на противоречия в частностях, все серьезные сомнения были рассеяны, когда объединенная экспедиция под руководством Дж. Ланкестера Хардинга, директора иорданского Департамента древностей, и доминиканца, преподобного отца Ролана де Во, директора французской Доминиканской школы библейских и археологических исследований в Иерусалиме, совместно с бельгийским наблюдателем от ООН и представителем Палестинского археологического музея Иордании обнаружила пещеру. Это было в 1949 г. Уже было упущено драгоценное время, в течение которого как бедуины, так и сирийский митрополит вели нелегальные раскопки самым варварским образом. Последний даже прорубил новый вход в пещеру, имевшую естественное отверстие только в своде.

В том, что это была действительно та самая пещера, сомневаться было нельзя. Современные грабители оставили неопровержимые улики. Нашлась здесь, например, случайно оброненная зажигалка, владелец которой был известен. Тут же были недавно разбитые кувшины и множество фрагментов рукописей — путем тщательного просеивания почвы их было собрано около шестисот, — часть которых подходила к свиткам, извлеченным ранее. Ученые нашли также кусочки полотна, в которые были завернуты свитки. Эти кусочки оказались неоценимыми для последующего установления возраста манускриптов с помощью радиоактивного углерода-14.

Это было началом археологии Кумрана. Местонахождение и бесспорная древность пещерной библиотеки были установлены. Следующим шагом были проводившиеся также Л. Хардингом и Р. де Во раскопки расположенных по соседству развалин Хирбет-Кумрана, которые после нескольких пробных раскопов были идентифицированы как монастырский центр сектантской общины, скорее всего ответственной за написание и захоронение пещерных свитков. Что касается возраста свитков, палеография и археология исключали средневековое или более позднее происхождение. Только профессор Цейтлин и несколько его учеников оставались непреклонными. Разнородность содержания пещерных документов, как и отсутствие в текстах шаблонного единообразия, определенно говорит за то, что они должны были быть созданы до конца I в. н. э., то есть до того, как раввины окончательно определили круг текстов и их каноническую форму, а варианты, не укладывающиеся в эти рамки, объявили запретными.

Споры о смысле и значении свитков Мертвого моря продолжают бушевать до сих пор. Они затрагивают такие вопросы, как характер, вероучение и устав кумранской общины; возраст свитков; дата их написания и захоронения; конкретный исторический облик Нечестивого Священника и Учителя Праведности; отношение ессеев к членам кумранской общины; предполагаемое изгнание секты в Дамаск; возможные связи с Иоанном Крестителем, Христом и его братом Иаковом, и самый жгучий из всех вопросов: была ли и в какой мере кумранская секта предшественницей христианства? Имели ли близкое сходство ее мессианские воззрения, ритуал, догма и теология с раннехристианскими? Не оспаривается ли этим уникальность Иисуса? К сожалению, пока эти вопросы ставились либо с излишней сенсационностью ("самые сильные споры в христианском мире со времен Дарвина", "Кумран скорее, чем Вифлеем, колыбель христианства"), либо с неподобающей робостью.

Одна из выдающихся особенностей свитков заключается в том, что это еврейские рукописи, примерно на тысячу лет древнее любых известных ранее. Вполне возможно, это их самый весомый вклад в науку. Они уже пролили много света на историю древнееврейского языка, на древнееврейскую палеографию (науку, только теперь занявшую подобающее ей место), на становление библейского канона и на традицию передачи текстов Ветхого Завета. При первом ознакомлении со свитками было объявлено, что они почти полностью совпадают с официально признанным масоретским текстом Священного Писания. Но теперь этого утверждать уже нельзя. Более детальное изучение вкупе с обнаружением новых фрагментов ясно показало, что масоретский текст, хотя сам по себе и достаточно авторитетный, отражает лишь одну из нескольких традиций. Он не является полноправным наследником некоего единственного "архетипа". Например, некоторые отрывки древнееврейских текстов, найденные в пещерах, заставляют отдать предпочтение скорее греческой "Септуагинте", нежели масоретской форме текста. В сущности, то, что иногда выдвигалось как предположение, теперь твердо установлено, а именно: "Септуагинта" базируется на каком-то надежном и авторитетном варианте древнееврейского текста, который во многих случаях можно предпочесть масоретскому. То же самое можно сказать и в отношении самаритянского "Пятикнижия". Значение этого для новых изданий Ветхого Завета и переводных версий трудно переоценить. Это вполне может породить совершенно новую отрасль текстологической критики, которая завладеет умами будущих поколений ученых, изучающих Ветхий Завет. Собственно говоря, поскольку становятся доступными все новые древние тексты, нам, возможно, придется позаимствовать концепцию семейств рукописей у греческого Нового Завета для того, чтобы систематически проследить взаимоотношения между вариантами текста и прийти к обоснованным редакторским решениям.