Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для начала отмечу, – начал Фальк задушевным тоном, – что вас, любезнейший, переиграл вовсе не я, а сам великий и ужасный граф Бенкендорф. Хозяин. Все это его затея, от начала и до конца. Я – всего лишь орудие. Правда, и сам не сразу это уразумел.
– Как это, не сразу?
– А вот так! По прибытию в усадьбу я знал о садистских наклонностях князя Арсентьева только в самых общих чертах. При этом не вполне представлял, для чего именно его сиятельство выписал из столицы учителя фехтования. Видимо, там, в Петербурге, придерживаются весьма невысокого мнения о моих актерских способностях. Решили дать только часть информации: основное задание и легенду об алчном фехтмейстере, привлеченном в отдаленный уезд обещанием баснословного гонорара. Нарочно для того, что бы моя реакция на известие о богопротивных гладиаторских играх была как можно более естественной.
– О, ваш Хозяин – настоящий гений! Говорю это без всякого сарказма.
– Истинная правда! – согласился Иван Карлович. – Однако его замысел простирался куда шире, чем я мог себе представить! Вся эта чепуха с «Колоссеей» и драками крепостных на арене – есть прямой результат усилий Александра Христофоровича. Мостовой, в отличие от вашего покорного слуги, являлся тем, за кого себя выдавал – профессором истории, угодившим в очень неприятную ситуацию. Уверен, что он был завербован и заблаговременно послан сюда с одной единственной целью, насадить в усадьбе варварские забавы в духе древнего Рима и понудить полусумасшедшего Дмитрия Афанасьевича пригласить к себе на службу настоящего ланисту.
– Кого, простите?
– Ланисту. Так во времена империи цезарей называли людей, обучавших рабов в гладиаторских школах.
– А, то есть вас!
– Ну да.
– И вам не сказали, что в доме Арсентьевых вам будет ассистировать помощник?
– Никак, нет, – рассмеялся Фальк. – Я догадался об этом только в самом конце, когда толстяк завопил что-то о серьезных людях и их угрозах. Помните, перед смертью? Думаю, что «наши» вышли на него после жуткого конфуза с дочерью высокопоставленного чиновника и, как следует, надавили.
– Если только, – пробормотал Нестеров, – сама ситуация с совращением юной барышни не была подстроена третьим отделением.
Иван Карлович легкомысленно пожал плечами, дескать, весьма вероятно, но разве это что-то меняет.
– А вы не находите, милый юноша, что все это слишком уж сложная схема? Ликвидировать князя можно было и проще.
– А кто сказал, что моим заданием был князь?
– Нет? Но кто же тогда?
– Вы.
– Я?
– А вас это так удивляет? – лукаво улыбнулся штаб-ротмистр.
Доктор снял цилиндр и отбросил со лба прядь вспотевших волос нарочито медленным движением ладони. Внимательно проследив за этим, скорей всего, механическим жестом, Фальк сказал:
– Хозяину стало известно намерение графа Киселева учинить публичный суд над каким-нибудь помещиком-самодуром, продемонстрировав всему миру и, главное, государю-императору торжество закона и равенство перед ним всякого жителя России. Невзирая на чин и звание. Александр Христофорович, превосходно чувствуя истинные настроения Николая, развернул масштабную кампанию по противодействию сему начинанию министра государственных имуществ. Весьма сомнительному, смею добавить. Не желает наш царь крутых перемен и игр с либерализмом не одобряет. Так что, рановато вы, господа реформаторы, затеяли крепостничество сбрасывать.
– Но, позвольте, ваше благородие, – загорячился Нестеров, – ведь государь графу дозволил!
– Дурак ваш граф и более ничего! Мечтатель. Он не понимает "глубокого языка". Если государь говорит "попробуй" – это означает "не вздумай"! Бенкендорф же в совершенстве постиг эту науку. Не слишком, надо сказать, и мудреную.
Вадим Сергеевич сокрушенно молчал. До него постепенно доходил чудовищный смысл сказанного. Значит, император с самого начала не благоволил затее Павла Дмитриевича! Он чувствовал, Фальк не соврал. Да и зачем ему?
– Проще всего было бы ликвидировать князя Арсентьева. Тут вы, безусловно, правы, Вадим Сергеевич. Однако Хозяин слывет ярым противником полумер. Через полгода-год сыскался бы новый Арсентьев. И что тогда? Все сначала? Нет уж! Правильней – вырвать у скорпиона жало!
– Неужели, вы считаете меня "жалом"? – удивился доктор Нестеров. Вот никогда бы…
– Не скромничайте, друг мой, – перебил его Иван Карлович. – В свое время вы попортили Хозяину много крови! Напомнить вам про устранение агентов Третьего отделения в Сиаме? Или, может, освежить воспоминания об операции в этой вашей "веселой Варшаве"? То-то! Фактически вы являетесь "ногами и руками" блистательного графа Киселева. Его самым доверенным лицом. И это, по меньшей мере! Однако ваша личность до недавнего времени оставалась для нас загадкой. Для того, чтобы ее разгадать и была разыграна эта грандиозная пьеса.
– Я, право, не знаю, что и сказать!
– А вам и не нужно ничего говорить, только слушать. Мы же условились, забыли? Я рассказываю, вы – внимаете. Впрочем, если вам наскучило… – Фальк завел руку за спину.
– Нет! Продолжайте, прошу вас!
На искореженном от недавних побоев лице молодого человека отразилось нечто отдаленно напоминающее задумчивость. Через мгновение он вскинул брови, точно вновь уловил нить повествования и продолжил, однако руки из-за спины не убрал.
– Итак, о чем это я? Ах да! Сначала Хозяин подготовил для вас приманку. Сообщил растяпе Киселеву про Арсентьева, пожертвовав одним из ценнейших своих агентов.
– Вы говорите о бароне Коршакове?
– Так точно, ваше благородие.
– Я так и знал, что это не самоубийство!
– Нет, конечно! – легко согласился Иван Карлович, будто речь шла о старой собаке, а не о человеке. – Бьешь ребром ладони под затылок и готово – перелом шейных позвонков. Точь-в-точь такой, какой бывает при повешении. По имитации самоубийств у вашего покорного слуги высший бал, не сочтите за хвастовство.
Доктор невольно почесал в затылке и сказал:
– Киселев отправил меня не сразу, только после того, как разработал достаточно достоверную легенду.
– Ну вот, – расстроился юноша, – значит, вы никакой не герой русско-турецкой войны и на "Меркурии" никогда не плавали? Пардон, не ходили?
– Нет, все это правда. Как и то, что я врач, и про семью, которая дожидается меня в Далматовском монастыре. Легенда затронула только мотивы нашего переселения в уезд. Остальное осталось максимально приближенным к реальности.
– Приехать в гости к старинному боевому товарищу, а затем остаться, дабы сочинять дрянные стихи? – расхохотался Фальк. – Простите, но это самая нелепая легенда, которую мне доводилось слышать.
Развеселился и Нестеров, признавая справедливость сказанных слов. Отсмеявшись, петербуржец сказал:
– Прибыв в город Курган, вы, дорогой Вадим Сергеевич, коварнейше умертвили лекаря, который
