Невеста Субботы - Екатерина Коути

Досада — на мое недомыслие, стыд, что я возвела напраслину на честного человека, и радость, что он — мой жених. Мне хочется обнять его и целовать это некрасивое лицо, усыпанный бледными веснушками лоб, сухие губы, на которых мелькает самодовольная улыбка, но, боже правый, уж ему-то есть за что себя уважать! Я хочу выйти за него замуж. И наконец позволить себе его полюбить.

Чуть приоткрыв дверь, боком проскальзываю в комнату, и Джулиан, развернувшись, начинает грозно:

— Я же распорядился мне не мешать… — но сбивается и смотрит на меня в молчаливом изумлении.

Я тоже молчу, не зная, что и сказать, кроме того, что он привязал меня к себе крепко-накрепко. Против томных взглядов Марселя я могла бы устоять, то эти слова, пусть и предназначенные не мне, навылет пронзили мое сердце, и оно истекает кровью, теплой и сладкой, как патока…

Он соблазнил меня милосердием.

— Джулиан, я не смогла усидеть на месте и решила прийти, — начинаю я, но мою сбивчивую речь заглушает крик — дикий, отчаянный, как если бы само безумие обрело голос.

— Нет!!!

Вскочив на ноги, Летти прижимается к стене, ерзая лопатками по бежевым обоям, и вскидывает руки со скрюченными пальцами. Волосы спутанной гривой падают ей на лицо, и сквозь пряди жутко блестят белки глаз.

— Нет, не подходи! — Рот ее распялен так, что на губах выступают капли крови. — Не подходи, вестница смерти!!

— Летти, право же… — начинает Джулиан, но умолкает, оглушенный воплем.

— Я вижу тебя насквозь! Убийца, убийца! Она погибла по твоей воле! Это ты пожелала ей смерти! Караул! Здесь убийца!!!

Джулиан быстро соображает, что к чему, и оттесняет меня в коридор, успевая захлопнуть за нами дверь, прежде чем безумица соскакивает с кровати — одним прыжком, как задетое пулей, но еще полное сил животное. Ногти скребут древесину, в смотровом окошке мелькает сначала карий глаз с крошечным острым зрачком, а затем измазанные кровью губы. Я отшатываюсь, стирая с лица плевок.

— Он стоит за твоей спиной! — кричит Летти и колотит в дверь. — Он, демон смерти! Демон-губитель с опаленными крыльями! Потому что ты вызвала его из ада, и теперь он жаждет крови! И ты его пособница, ты! Гадина! Кто станет новой жертвой, кого еще ты ему отдашь?!

Оборачиваюсь к Джулиану, который глядит на меня во все глаза, и падаю ему на грудь, достаточно медленно, чтобы он успел меня подхватить. Обычный обморок, без бабочек. Иного пути к отступлению у меня нет.

Глава 15

— Флора? Флора, вы уже не спите?

Во всех прочитанных мною романах героиня, пробуждаясь после многодневного забытья, долго нежится на перине, разминая затекшие от бездействия конечности и восстанавливая в памяти события, предшествовавшие тому мигу, когда вокруг нее сгустилась тьма.

Мой случай безнадежен. Будит меня не участливый голос жениха — он раздается уже в ответ на мое шевеление — а нестерпимое желание ответить на зов природы. Не припоминаю, чтобы хоть одна книжная дева, отверзя вежды, бросалась на поиски ночного судна. Прислонив подушку к изголовью, присаживаюсь и скрещиваю ноги под одеялом. Чепца на мне нет, растрепанные со сна волосы липнут к вискам. Был ли у меня жар? Или Олимпия соизволила отпустить в детскую угля?

Свет за окном не выдает времени суток. Как только октябрь сменился ноябрем, солнце заиндевело и, хотя светит исправно, уже не балует лондонцев теплом. Порой мне кажется, что солнечные лучи тщательно процедили от всего, что играет и искрится, разбавили туманом, как здешнее молоко разводят водой из насоса, и уже в таком виде они проникают в дома, привнося с собой уныние столичных улиц. Перевожу взгляд на камин — он пуст, как глазница черепа. Значит, я металась в жару. А бредила или нет, станет ясно по тем взглядам, которые будут ронять на меня горничные. Если, конечно, выхаживала меня не Дезире. Ей-то ничто не внове.

Дорого бы я сейчас заплатила за то, чтобы подле меня сидела сестра — с ней не нужно чваниться. Но Джулиана без веского предлога не выдворишь. Он выпрямился на стуле, слишком низком для его длинных ног, и придерживает цилиндр на торчащих вверх коленях. По всем признакам настроен на затяжную беседу. Видимо, читали мы одни и те же романы, чтоб им в пекле сгореть!

— Сколько я проспала? — спрашиваю я, подтягивая одеяло под самый подбородок, как та сумасшедшая. Или провидица, или кто она там.

— Недолго. Я привез вас в кебе вчера вечером, но путешествие, скажу по чести, было не самым радостным. Ох, и напугали же вы меня, Флора! Ох, и напугали!

— Простите.

Раз уж он так обо мне печется, мог бы встать и подойти поближе. Пощупать мне пульс. Положить руку на лоб, проверяя, нет ли горячки. Прикоснуться ко мне хоть как-нибудь, пусть не в порыве страсти, а во имя отвлеченного, бестелесного милосердия, которое водило его рукой, когда он передавал Летти флягу с водой. Мне бы хватило. Но он держит перед собой цилиндр, сосредоточенно и цепко, словно балансирует с невидимым мячиком на глянцевом верхе. Зачем тешить себя обманом?

Только слепой не заметит, что Джулиан не испытывает ко мне ни малейшего телесного влечения. Моя нагота не способна вызвать у него иных чувств, кроме отторжения. На словах он ласков со мной, но тело его каменеет, стоит мне без спросу дотронуться до его локтя, потереться щекой о жесткое плечо, обнять его — с пристойной девице робостью, а на деле упиваясь отвагой. Мы так и не скрепили помолвку поцелуем. Возможно, оно и к лучшему, иначе я в кровь разодрала бы губы о шершавый камень.

Мистер Эверетт истинный британец. Флегматичный, как лучшие представители этой нации. По жилам медленно струится вода, соленая и пронзительно-ледяная, словно воды пролива Солент. На сердце холодными каплями оседает туман, замедляя перестук. Моя пылкость никогда не встретит отклика. И в брачную ночь, которая пройдет чинно и без лишних проволочек, как и желала бы мама, мне придется держаться начеку, чтобы ни телодвижением, ни хриплым вздохом не выдать обуревающую меня похоть.

Если, конечно, помолвка завершится брачной ночью. Не всякого прельстит брак с особой, которую уже во второй раз уличают в убийстве. Слезы струятся по щекам, и я позволяю им течь, надеясь, что хотя бы так мое тело покинет избыточная жидкость.

— Я был с вами резок? — спрашивает Джулиан, встревоженный. Он встает, оставляя цилиндр на сиденье стула, но подходит не дальше столбика у изножья кровати. Долговязый, с безупречной осанкой, он кажется двойником этого столба.

— Нет, вы со мной всегда обходительны… Даже после того, что поведала обо мне Летти.

Джулиан хмурится и сцепляет пальцы до хруста. Крупные, жесткие пальцы не дворянина, а дельца. Им сподручнее считать монеты, чем скользить по клавишам из слоновой кости и уж тем более очерчивать контуры женского тела.