Тайна персидского обоза - Иван Любенко

— Я, господин начальник, свое дело знаю. Тут надо потихоньку, чтоб свои ничего не заподозрили. Барчук этот уже мамку родную вспоминает… Сделаю все в лучшем виде, не сумлевайтесь. Покажется еще ему небо с овчинку… Денька три еще надобно. Он уже вот-вот сломается, — оправдывался конопатый рыжекудрый узник лет тридцати пяти.

— Только сутки, и не больше. А там сам знаешь, что с тобой будет, — Каширин внимательно посмотрел на вора. — Возишься с ним, как паук с мухой.

— Оно, конечно, воля ваша, Антон Филаретович. Только явите начальственную милость — дайте водочки перед смертушкой лютой отведать, — изображая кающегося грешника, заключенный скосил глаза в сторону и картинно сложил ладони.

— Смотри Яшка, накаркаешь!

Полицейский открыл дверцу стола, достал кусок колбасы, стакан и початую бутылку водки. Вынув из горлышка газетную затычку, он наполнил шкалик, выпил и, крякнув от удовольствия, закурил.

— Что сидишь пей, ешь, — разрешил сыщик.

— На щедрости господской покорнейше благодарим!

Урка торопливо пропустил два стакана и налег на колбасу.

— Значит, так: спать ему не давать, пусть парашу чистит, ну и все такое… Нечего мне тебя учить, сам грамотный.

— Да сегодня же на луну выть будет. Я уж пособлю, — набив полный рот, обещал беглый каторжанин. — Вы ж меня, Антон Филаретович, не первый год знаете. Яшка-кровосос — арестант правильный, — хохотнул уголовник, обнажив гнилой ряд кривых зубов.

18

Водяной цветок

И не колеблются сионские твердыни,

Саронских пышных роз не меркнет красота,

И над живой водой в таинственной долине

Святая лилия нетленна и чиста.

Расплатившись с извозчиком, Клим Пантелеевич неторопливо вошел в центральные ворота Алафузовского сада. До ближнего к смотровой площадке пруда было не больше сотни саженей. От внезапно налетевшего ветра затрепетали верхушки деревьев, и это волнение передалось водной глади, покрывшейся, словно лицо старика, мелкой рябью морщин.

Художник стоял перед мольбертом спиной к дорожке. Из-за широких пирамидальных туй он был едва заметен. Черные усы, сросшиеся со смоляной бородой и бакенбардами, придавали его внешности несколько необычный, но уже совсем не зловещий вид. Светлая сорочка и простые льняные брюки хранили на себе плохо отстиранные следы творчества.

— Прошу извинить за вторжение, Модест Бенедиктович, — приветствовал Раздольского Ардашев.

Повернувшись вполоборота, мастер застыл с кистью в руке и, явно разочарованный визитом незваного гостя, выдавил из себя некое подобие улыбки:

— Рад вас видеть, Клим Пантелеевич. Еще пару минут — и я закончу. Позволите?

— Да-да, конечно. Я пока погуляю вокруг.

Адвокат побрел вдоль берега и вышел на песчаную тропинку, пролегающую от места убийства до кафе. Отсюда рукотворный водоем был виден как на ладони. В камышах плавали дикие утки, давно привыкшие к людям, а почти на середине белели пятна водяных лилий. Красное, но уже не горячее солнце положило розовые лучи на воду и медленно катилось по небу, опускаясь к верхушкам далеких тополей на горизонте. День заканчивался.

Заметив, что художник ищет его взглядом, присяжный поверенный направился обратно. Услышав шаги, Раздольский обернулся:

— Вы уж простите, Клим Пантелеевич, что заставил вас ждать. Кувшинка цветок капризный, как избалованный ребенок. В пять она уже начинает привередничать, почти час закрывается, а ровно в шесть уходит под воду. Но перед этим и появляется тот неповторимый розоватый оттенок, за который нимфею любят пейзажисты. Поэтому я и прихожу сюда перед закатом, чтобы поймать пик ее красоты. Ну да ладно, заболтался совсем. Вы, наверно, хотели о чем-то поговорить?

— Скажите, Модест Бенедиктович, в день убийства Загорской вы тоже находились здесь?

— Да, правда, тогда накрапывал дождик, и я ушел раньше обычного.

— А вы не заметили кого-нибудь из ваших соседей по дому?

— Да бог его знает, Клим Пантелеевич. Я ведь на холст смотрю, а не на гуляющие парочки. — Он на миг задумался. — Кажется, Варенцов с Ивановской проходили мимо.

— А Савраскин с ними был?

— По-моему, нет. Они шли вдвоем от нижней аллеи…

— Откуда?

— Снизу. — Раздольский указал рукой. — Как я понял, Елизавету Родионовну где-то там и убили?

— Да, это так, — подтвердил адвокат. — А Шахманского, случаем, не заметили?

— Шахманского? Аркадия Викторовича?

— Ну да. Не видели?

— Нет, не довелось, — дрогнувшим голосом ответил живописец.

— Жаль.

— А верно, что его подозревают в этом злодеянии?

— Он арестован и уже несколько дней содержится в Тюремном замке.

— Глупо как-то следствие ведется, — удрученно выговорил Раздольский. — Ну да прости меня, господи, грешного! Была, не была! Я-то, конечно, его не видел, но зато слышал.

— Как это?

— Хоть и не мое это дело, но, видно, эта краля никак не наберется смелости… В общем, они с Нюркой вон в тех кустах кувыркались. По правде говоря, ее довольные крики мне мешали работать гораздо больше, нежели начавшийся дождь. Я и начал собираться…

— А почему вы решили, что с ней был именно Шахманский, а, например, не Савраскин?

— Да ведь Аркадий Викторович тоже не молчал… Слова, знаете ли, всякие ласковые ей наговаривал. Так что вы Перетягину-то расспросите…

— Ну а может, вы их все-таки видели? Поверьте, это очень важно!

— А это правда, что в тюрьме порядочные люди томятся вместе с душегубами и разбойниками?

— К сожалению, это так.

— М-да, — протянул в нерешительности Модест Бенедиктович, — несправедливо. Ладно. Так уж и быть, признаюсь. Я, конечно, сначала не разобрал, кто там стонет, и потому подкрался поближе. Веточки осторожненько раздвинул, ну а там… такой натюрморт открылся! А Нюрка, скажу я вам, самая что ни на есть настоящая, — художник мечтательно закатил глаза и облизнул губы, — блудница ва-ви-лонская!

— Надеюсь, вы понимаете, что при необходимости вам придется засвидетельствовать эти показания у следователя?

— Что уж, теперь деваться некуда! Надо Аркашку выручать! Но может, это и не понадобится, если прислуга сама подтвердит факт прелюбодеяния? Ведь так?

— Несомненно, — согласился присяжный поверенный. — Ну и еще один вопрос, Модест Бенедиктович: вы сами никуда не отлучались?

— Я? — округлил глаза художник. — Вы что ж, и меня подозреваете?

— Нет, просто я хочу выяснить те обстоятельства, коими в ближайшее время непременно заинтересуется полиция.