Строгий режим - Виталий Дёмочка

Дунаев всё ещё перебирал в уме различные варианты, собираясь передать малёк Соломе как раз тогда, когда Протасов будет уже там. И тут увидел открывающего дверь в семь восемь корпусного. Услышав негодующий возглас Протаса Дунаев высунулся и увидел самого бизнесмена, трусливо пятящегося назад и кричащего.

— Вы куда меня привели?! Я не пойду туда! Нет, я сказал! Чё хотите делайте, я туда не пойду. Вы чё, крови хотите, что ли?

Протас старался быть твёрдым и решительным в глазах корпусного и смотрящих на него с порога хаты семь восемь людей. Но его дрожащий голос и испуганные глаза выдавали его настоящий, хоть и скрываемый страх.

Корпусной, всё ещё державший дверь открытой, говорил Протасу.

— Заходи, я тебе говорю, никто тебя не тронет.

Но дежурный по этажу, пытавшийся запихнуть Протаса в камеру, только ещё больше нагнал на него страху. Он стал отбегать и отбиваться от дубака. А миролюбивыми голосами звавшие его с порога хаты Солома с Немцем уже не могли ничего изменить.

— Да иди поговорим, Паха, всё нормально, — звучал голос Соломы.

— Базар есть серьёзный по существу, — поддакивал ему Немец.

Но Протас продолжал отходить и громко говорил дрожащим голосом:

— Назад меня ведите! Не пойду я туда! Сказал же, не пойду!

— Ты же знаешь, чё сёдня случилось на старом хуторе? Иди, надо обсудить кое чё, — звал его Солома, не решаясь выскочить на продол и помочь дубаку, всё ещё хватавшему бизнесмена за рукав, запихнуть Протаса в камеру.

— Не надо ля-ля! Я чё, лох, что ли?! — пытаясь харахориться отвечал Павел. — В кабинете хозяина поговорим потом.

Солома, конечно, знал, что Протас не зря рассчитывает на хозяина. Но сейчас это только вывело его из себя и он перешагнул порог камеры, чтобы настичь его. И тут вышел из своёго укрытия не выдержавший кум, которому потасовка на продоле была ни к чему, и бросил корпусному, зло кивнув на Протаса:

— Уведите его обратно!

Корпусной сразу закрыл дверь и пошёл с уже не сопротивляющимся Протасом в сторону лестницы. Дунаев презрительно смотрел в спину бизнесмена. Его внезапное поведение так разозлило кума, что со злости он открыл дверь камеры опять и, вызвав на продол Солому, сказал:

— Ты знаешь, почему этот гандон заходить боится? Чувствует за собой что-то. А знаешь что? Вот, смотри.

Дунаев сунул руку в карман и, забыв, какой именно там малёк, сплюнул и достал сразу оба. Когда Солома заканчивал их читать кум понял по его лицу, что пожертвовал обеими малявами не напрасно. А разлучить потом его с Ольгой и так будет несложно, его всё равно скоро осудят и увезут в лагерь.

Когда Протаса закрыли обратно в камеру, он дрожал всем телом. Ещё едва увидев Немца в семь восемь, как только открыли дверь, он сразу понял, зачем его туда тянут. Быть избитым уголовниками, которые в этом деле меры почти не знают и за это же порой и сидят, он очень боялся. Перед глазами вдруг сразу встала семья, дети, родители и продолжающий функционировать бизнес. Покидать всё это ему очень не хотелось, да и инвалидной коляски боялся как огня. Поэтому поспешил укрыться за дверью своей камеры, где, как он наивно полагал, он будет в безопасности. Здесь он старший и если Солома зайдёт сюда, один он на всех не кинется. Но, несмотря на это, он всё равно очень боялся. К тому же единственная его защита — хозяин тюрьмы, отсутствовал в этот субботний день.

— Чё с тобой, Паха? — спросил Спасской, глядя недоуменно на дрожащие руки Протаса. — Куда это тебя щас дергали?

— Чё со мной?! — язвительно спросил Протас, мандражируя всем телом. — Немец твой у Соломы щас в гостях, всё выложил ему. Меня хотели затянуть в хату, я не пошёл. Пошёл бы — уеб…ли бы сразу.

— Да ты чё? — схватился за голову Спасской, чувствуя в некотором роде свою вину в этом. — Ну кто ж знал, Паха?

— Ни х…я, — покачал головой Тёплый, понимая, что это может коснуться теперь и их всех.

— Пи…дец, чё щас делать, не знаю. Ещё и хозяина два дня не будет, — пытаясь унять дрожь хотя бы в теле, говорил Протас, делая вид, что голос у него дрожит от злости.

— А чем хозяин-то здесь поможет? — спросил Тёплый.

— Н-не знаю, в одиночку там или чё… — качал головой Протас.

— Тебе тут малёк, кстати, пришёл по срочной. Это не с этим связано? На, посмотри, — протянул малявку Спасской.

Протас нерешительно взял её и распечатал. Читая малёк от Бандеры он постепенно менялся в лице. Когда он его брал, был уверен, что это не может быть связано с этим, потому что Бандера обо всём происходящем не знал. Но когда прочитал и почувствовал неожиданно проявившийся интерес Бандеры к его делу и даже предложение подтянуть положенца города, если дело касается серьёзного человека, сразу воспрял духом. В мальке Бандера открыто намекал на Солому.

— Та-ак, — вмиг окрепшим голосом произнёс он и посмотрел на своих сокамерников. — Кажется, дело двинулось. Походу скоро здесь будет новый смотрящий в тюрьме.

— Кто? — вскинули брови сокамерники.

Протас уже хотел было назвать Бандеру, так как по его интересу понял, что тот собирается сам стать смотрящим. Но потом решил не говорить, чтобы, не дай бог, не сглазить.

— Пока не знаю, — покачал он головой и быстро сел писать ответ Бандере, что этот человек действительно Солома и все подробности его поступка.

Бандера получил срочную маляву от Протаса вместе с прогоном, что контрольку порвали и больше отправить ничего не смогут до вечера. Уже начинался день и менты во дворе тюрьмы не стерпели наглости арестантов. А может, оперчасть и охотилась за конкретно этим мальком, если обладали информацией, о ком и о чём там может идти речь. Но так или иначе заточенные зубья кошки срезали контрольку позади малька, и его успели затащить на старый корпус. Бандера облегчённо вздохнул, узнав об этом, иначе бы он ходил на нерве до самого вечера, ожидая этого ответа.

Он с нетерпением вскрыл маляву и начал читать. То, что его предположения оказались верны, было ясно уже с первых строк. Протас описал, как Солома отплатил ему за обещание помочь деньгами, с каким «уважением» отнёсся к его просьбе посмотреть за девушкой Протаса. Ну, в том, что она была его девушкой, Бандера очень сомневался, но сейчас это было неважно. Главное, что Протас горит желанием рассчитаться с Соломой и, как говорит, за ценой не постоит. А то, что Солома уже наступил ему на хвост и пытался получить с него за то, что Протас хотел сделать ему предъяву, повышало эту цену ещё больше. Теперь, если грамотно всё продумать, можно не только устранить Солому чужими руками, оставить в стороне, но ещё и денег на этом заработать.

«Извини, Санёк, — думал Бандера, — я бы никогда не пошёл против тебя, но раз уж ты сам так поступаешь, то извини…»

Начав сразу прикидывать в уме варианты, Бандера сел написать короткую записку корпусному Василичу, чтобы он позвонил по телефону и срочно вызвал сюда Толяна. Василич знал, что за это нелегальное свидание он своё получит и поэтому обязательно позвонит, потому что дежурить в выходные, когда можно без опаски это организовать, выпадает ему не так часто. Написав, Бандера стукнул в дверь.

— Командир, позови корпусного! — крикнул он.

Кормушка открылась почти сразу, и в ней показалось лицо самого Василича, который был где-то рядом и сам слышал этот крик.

— Врача надо, начальник, башка болит, — проговорил Бандера для понта, высовывая руку с запиской.

— Башка не жопа, ничё страшного, — понтанулся в ответ корпусной, сжав в кулаке записку и закрывая кормушку.

Бандера принялся в нетерпении расхаживать по камере. Он знал, если Толян в городе, то приедет сразу. Если брат зовёт его срочно, значит действительно очень нужно, по пустякам Бандера никогда не отрывал его от дел и обращался очень редко. Он прекрасно понимал, что это он сидит в тюрьме и делать ему нечего. А Толян постоянно в суете и движении, тем более что оставшись без погибших и сидящих близких ему приходится нелегко. Но в том, что он приедет сразу ещё сегодня, пока смена Василича, он не сомневался.

Он думал, как лучше выудить с Протаса деньги. Чтобы остаться не при делах и не наживать себе врага в лице Соломы было ясно, что придётся сводить Протаса с новым положенцем города. Тот сидел раньше за групповое изнасилование и, сумев остаться при этом авторитетным человеком, за хорошие деньги сможет помочь Протасу в любом вопросе, касающемся тюрьмы. Тем более что и повод для спроса с Соломы у Протаса, как он писал, был. Только, судя по его мальку, получить со смотрящего он хочет слишком жёстко за такой поступок, а потому и должен понимать, что в сумму это обойдётся немаленькую.

Не успел Бандера ещё придумать, как отщипнуть ему с Толяном от этой суммы и сколько, как дверь открылась и Василич официально и грубо произнёс, освободив проход:

— Банин.