Sindroma unicuma. Книга1. - Блэки Хол

Ничего не берет гада: ни бурный вечер, ни бессонная ночь — подумала я со вспышкой раздражения и удивилась. Мне-то какое дело, чем он в свободное время занимается?

— Давай по-быстрому, — сказала, подбежав. — Хочу ватман отнести.

Мелёшин оторвался от телефона, окинул меня быстрым взглядом, и мы начали общаться по-деловому: вопрос — ответ, ответ — вопрос.

— Зачем ватман?

— Для плафона.

— Подробнее.

— Отнесу к внутренникам, они обещали изготовить плафон для лампочки.

Мелёшин слабо улыбнулся, но не стал острить.

— О Рябушкине, — напомнил.

— Тоже с внутреннего, познакомились в библиотеке, — отрапортовала я.

— Значит, книжечки вместе почитываете?

— Почитываем.

— Куда пригласил?

— В институтскую кузню.

— Куда? — изумился Мэл.

— В кузню.

Мелёшин вникал-вникал, а потом засмеялся. Красивый у него оказался смех, да и сам он, когда смеялся, становился очень привлекательным. Или я с утра плохо умылась, и Мэл симпатичным показался?

— И зачем же? Меч ковать? Или забрало?

— Тебе-то какая разница?

— Ну, мне интересно, куда можно пригласить девушку в свободное время, — развеселился Мелёшин. — Неужто стоящее развлечение?

— По крайней мере, интереснее, чем выслушивать стоны в телефонной трубке, — вылепила я в лоб, а потом сообразила, что разговор получается дерзковатым.

Мелёшин оборвал смех.

— Хочешь сказать, плохо развлекаюсь? А ты, смотрю, сразу ушки навострила. В трубку вцепилась и не дышала, да?

Я фыркнула:

— Больно надо! Наоборот, затыкала. Ваши сладострастные вздохи на другом конце общаги всем проели мозги. Кстати, благодаря твоему ночному звонку я лишилась возможности звонить с соседского телефона.

— Твоя проблема.

— Конечно, моя, — согласилась я. Зачем спорить и раздражать с утра пораньше? Вдруг опять надумает повоспитывать или введет новое правило беспрекословного соглашательства? — Но виноват в ней ты, и придется срочно ее решать, — добавила, имея в виду, что к вечеру мне нужно уговорить Аффу или найти другой способ дозвониться до Мелёшина. — И будь любезен, обозначь часы приема хотя бы потому, что ночью очень хочется спать. К тому же мне нужно распланировать дела, чтобы до тебя дозвониться.

— Сообщу позднее, — сказал официальным тоном Мелёшин. Его настроение резко изменилось. Я заметила это по поджатым губам и сведенным к переносице бровям.

— Могу идти, или есть вопросы?

— Можешь, — обронил он нелюбезно и пошел по коридору.

Я пожала плечами. Достаточно ему объяснений, или снова решит, что недоговариваю?

Стрелки на часах предупредили, что за содержательным диалогом время пролетело стремительно, а мне нужно добежать до внутренников и вернуться обратно. Что я и сделала, помчавшись ураганом в другое крыло, в аудиторию третьего курса Петиного факультета.

Петя сидел впереди на среднем ряду, и, видимо, ждал меня, потому что активно замахал рукой и пошел навстречу. Он волновался и слегка нервничал. Проходящие мимо студенты поглядывали на нас и рассаживались по местам. Вообще, внутренники показались мне деликатными. Они не тянули шеи, любопытствуя, и не шушукались, обмениваясь многозначительными взглядами и шуточками. Тем не менее, интерес я ощутила.

Мы поздоровались и Петя, приобняв, закрыл меня от посторонних взглядов.

— Вот ватман.

— Хорошо. Как будет готово, сообщу, — сказал парень. — Не передумала насчет кузни?

— Нет, конечно. Как тебе пришло в голову подобное?

— Тогда встретимся в субботу после занятий у Списуила.

— Только, Петь, сначала хочу пообедать в столовке.

— О, а давай там и встретимся! — предложил он.

Я согласилась и зевнула во весь рот, успев прикрыться рукой.

— Не выспалась? — посочувствовал парень. — Я тоже полночи сидел за книгами.

Знал бы он, что за книжка мне попалась.

— У тебя все получится, не сомневайся. — Зевнула еще шире. — Ну, я побежала, а то до звонка не успею.

Петя проводил до первого этажа. Постамент святого Списуила облюбовала большая группа парней, у зеркал кружились девчонки, прихорашиваясь.

— Тебе, наверное, не понравилось, что наши пялились, — предположил Петя.

Я рассмеялась:

— Разве они пялились? Ты еще на нашем курсе не был. У нас не успеешь зайти, а тебя уже на части разрежут и каждую обсосут, причем громко и не стесняясь в выражениях.

Парень облегченно вздохнул и неловко пояснил:

— К нам нечасто заходят с нематериалки, тем более девушки.

— Знаешь, Петя, надо поднимать твою планку самозначимости. Я, например, считаю, что ваш факультет — более важный и нужный, чем нематериалка и элементарка, вместе взятые.

— Спасибо. Мне приятно.

— И мне приятно, что тебе приятно, — сказала я, и мы рассмеялись.

— Кстати, как дела с анализами? — поинтересовался парень.

— С какими анализами?

— За которыми Стопятнадцатый лично наблюдает.

— А-а, с этими… — Я мысленно утерла пот со лба. Чуть не спалилась! — Представляешь, декан решил, что мне нужна консультация Вулфу. Говорит, пусть подтвердит, стабильно или нестабильно, — самозабвенно соврала и прикусила язык.

— Ну, и как? Стабильно? — спросил участливо Петя.

Бедный парень! Простой и доверчивый. Но вранье не давало выйти из образа.

— Откуда мне знать? Я не пошла на консультацию. Отказалась.

— Почему? — воскликнул Петя. — Нестабильность может быть очень опасна.

Не знаю, какую нестабильность он имел в виду. Для меня опасна одна нестабильность — врущего языка.

— Может быть, и опасна, но к Альрику не пойду. У нас с ним конфликт.

Парень поразился:

— Я думал, ты сломя голову побежала.

— Почему это? — слегка обиделась.

— Наши девчонки поголовно без ума от него. Альрик то, Альрик сё.

— Ваши девчонки молятся на идола, — пробурчала я, — а за красивой рожей обычно прячется бездна недостатков.

— Смешная ты, Эва, — сказал Петя и заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос. Наверное, спонтанный жест стал для него таким же неожиданным, как и для меня. Мы засмущались.

— Ну, пока?

— Пока, Петь. Спасибо, что проводил.

Прибежав в заполненную аудиторию, Мелёшина я не обнаружила, зато Касторский поприветствовал меня свистом и недвусмысленным жестом. Мэл появился за полминуты до звонка одновременно с лектором. Прошел и сел на свое место.

И началось утро в сонном царстве. Я усердно пыталась записывать и слушать, но глаза слипались сами собой, а мозг отказывался вникать в тему лекции. Руки вяло повисли, голова клонилась к парте, пытаясь провалиться в глубокий сон. Чтобы взбодриться и удержать себя в тонусе, я подперла подбородок кулаком и как истуканчик уставилась на преподавателя да еще пошире раскрыла глаза, и тут почувствовала на себе взгляд Мелёшина. Он буравил затылок, потом медленно сполз, пересчитав шейные позвонки, и неторопливо сместился в область лопаток. Ну, в чем опять провинилась? Что недосказала или утаила? Решил дырку в голове прожечь и высушить имеющиеся извилины?