Библиотека литературы США - Кэтрин Энн Портер

— Неправда, сама знаешь, что неправда, и нечего тебе кипятиться. Ты все видишь с плохой стороны. Оставь ты Его в покое — проживет как-нибудь. Сыт, одет — правда ведь? — Мистера Уиппла вдруг охватывала усталость. — Все равно ничего не попишешь.

Миссис Уиппл тоже чувствовала усталость и усталым голосом жаловалась:

— Божьего дела не переделать, я это знаю не хуже людей; но Он мой ребенок, и я не желаю ничего слушать. Мне надоело, что к нам ходят и без конца говорят.

В начале осени миссис Уиппл получила письмо от брата: через воскресенье он с женой и двумя детьми собирался приехать в гости. «Бей маленькие горшки, чтобы большие боялись», — написал он в конце. Эту часть миссис Уиппл прочла вслух два раза — так ей понравилось. Брат ее был известный балагур.

— Мы ему покажем, что это не шутка, — сказала она. — Поросенка зарежем.

— Транжирство, — сказал мистер Уиппл. — Нельзя транжирить в нашем положении. К Рождеству этот поросенок денег будет стоить.

— Стыд и срам, — ответила миссис Уиппл, — раз в кои веки приезжают мои родственники, а мы не можем подать на стол. Подумать противно: вернется его жена домой и скажет, что у нас есть нечего. Ей-богу же это лучше, чем разоряться на мясо в городе. Вот куда деньги-то ухнут.

— Раз так, сама и режь, — сказал мистер Уиппл. — А потом, черт возьми, удивляемся, что нет достатка.

Трудность заключалась в том, как отнять сосунка у боевой матки — она была еще драчливей, чем их джерсейская корова. Адна и пробовать не хотел:

— Она из меня кишки выпустит.

— Ладно, трусишка, — сказала миссис Уиппл, — Он не забоится. Посмотри, как Он возьмет.

И засмеявшись, словно хорошей шутке, легонько подтолкнула Его к загону. Он шмыгнул туда, отнял поросенка прямо от соска и, еле удрав от разъяренной свиньи, перескочил загородку. Маленький черный поросенок заходился в крике, как младенец, выгибал спину и растягивал рот до ушей. Миссис Уиппл с каменным лицом взяла поросенка и одним движением перерезала ему горло. Увидев кровь, Он шумно всхлипнул и убежал. «Забудет и станет уплетать за милую душу», — подумала миссис Уиппл. Думая, она шевелила губами. «Целиком умнет, если не отнять. Ни кусочка ребятам не оставит, если позволю».

Это ее огорчило. В свои десять лет он был на треть выше Адны, которому шел четырнадцатый. «Стыд, стыд, — бормотала она, — а ведь Адна такой умный!»

Вообще огорчений было много. Во-первых, резать скот — мужское дело; от вида розового, выскобленного, голого поросенка ее затошнило. Такой он был жирный, такой мягкий, так его было жалко. Просто стыд, как все делается. К концу работы она почти жалела, что брат приедет.

В воскресенье рано утром миссис Уиппл бросила все дела, чтобы отмыть и переодеть Его. Через час Он снова перепачкался, лазая под забором за опоссумом и по балкам на сеновале в поисках яиц. «Господи, что ты с собой сделал после всех моих стараний! Адна и Эмли вон как смирно сидят. Устала я тебя отчищать. Скидывай рубашку, другую надевай — люди скажут, я тебе жалею!» И она надавала Ему оплеух. Он моргал, моргал глазами, тер голову, и ей было больно видеть Его лицо. Колени у нее подгибались, ей пришлось сесть, пока она застегивала на Нем рубашку. «День не начался, а я уже измучена».

Брат приехал с полненькой цветущей женой и двумя здоровенными, горластыми, голодными мальчишками. Обед был великолепный: жареный поросенок с хрустящей корочкой, весь в приправах, с маринованным персиком во рту, сладкий картофель с подливкой.

— Вот это, я понимаю, зажиточная жизнь, — сказал брат. — Когда я отвалюсь, меня придется катить домой, как бочку.

Все громко засмеялись; миссис Уиппл обрадовалась этому дружному смеху за столом. У нее потеплело на сердце.

— А, у нас еще шесть таких; я говорю: приезжаете раз в кои веки, как тут не расстараться?

Он не хотел идти к столу, и миссис Уиппл замяла это очень ловко.

— Он больше робеет, чем другие двое. Надо, чтобы Он к вам привык. Не сразу со всеми сходится — у детей так бывает, — даже с двоюродными братьями.

Гости не сказали в ответ ничего неуместного.

— Прямо как мой Альфи, — подхватила невестка. — Другой раз шлепнешь его, чтобы родной бабушке руку подал.

Так что никакой неловкости не вышло, и миссис Уиппл наложила Ему первому, раньше всех — и побольше.

— Я всегда говорю: Его обделять нельзя, а другим уж как достанется, — объяснила она и сама отнесла Ему тарелку.

— Он может подтянуться на притолоке, — сказала Эмли, помогавшая матери.

— Молодцом, Он у вас молодцом, — сказал брат.

Уехали они после ужина. Миссис Уиппл собрала тарелки, отправила детей спать, потом села и расшнуровала туфли.

— Видишь? — сказала она мужу. — Вот какие у меня родственники. Вежливые, понимают обхождение. Никогда не позволят себе сказать лишнее — воспитанные люди. Мне до смерти надоели эти разговоры. А поросенок разве плохо получился?

— Да, остались без ста сорока килограммов свинины, и больше ничего, — ответил мистер Уиппл. — Легко быть вежливым, когда приехал поесть. А кто знает, что они там про себя думали?

— Вот-вот, это похоже на тебя, — сказала миссис Уиппл. — Ничего другого я и не ждала. Теперь скажи еще, что брат будет сплетничать, что мы Его на кухне кормили! О Боже мой! — Схватившись за виски, она качала головой: прямо посреди лба ее расколола боль. — Так было хорошо и спокойно, а теперь все испортил. Ладно, ты их не любишь, всегда не любил… ладно, не беспокойся, теперь они долго не приедут! Но они не посмеют сказать, что Он был одет хуже, чем Адна… Честное слово, иногда сдохнуть хочу!

— А я хочу, чтобы ты замолчала, — ответил мистер Уиппл. — И без того тошно.

Зима выдалась трудная. Миссис Уиппл казалось, что и так, кроме трудностей, они ничего в жизни не видели — а теперь еще эта зима. Урожай получился вдвое меньше того, что ожидали, и, собравши хлопок, они еле-еле расплатились с бакалейщиком. Они сменяли одну лошадь — и промахнулись: новая оказалась с запалом и сдохла. В голове у миссис Уиппл засела мысль о том, что ужасно жить с человеком, от которого только и жди промашки. Они экономили на всем, но миссис Уиппл твердила, что есть вещи, на которых нельзя экономить, и они стоят денег. Адна и Эмли ходили в школу за четыре мили — им нужна была теплая одежда.

— Он все время сидит у огня, Ему столько не нужно, — сказал мистер Уиппл.

— Правильно, — согласилась она, — а когда на дворе работает, может носить твое брезентовое пальто. Нет у меня ничего больше, и все тут.

В феврале Он заболел и лежал, свернувшись калачиком, под своим одеялом; лицо у Него стало совсем синее, и Он задыхался. Два дня мистер и миссис Уиппл хлопотали возле Него, а потом, испугавшись, вызвали врача. Доктор сказал, что надо держать Его в тепле и давать побольше молока и яиц.

— Боюсь, что с виду Он крепче, чем на самом деле. Вообще, за такими нужен присмотр. И укройте Его как следует.

— Да вот взяла постирать Его большое одеяло, — устыдившись, ответила миссис Уиппл. — Не переношу грязи.

— Высохнет, сразу же укройте, — велел врач, — иначе у Него будет воспаление легких.

Мистер и миссис Уиппл сняли одеяло со своей кровати, а койку его придвинули к камину. «Не посмеют говорить, что мы не все для Него сделали, — сказала она, — если сами ради Него будем мерзнуть ночью».

Когда повернуло на весну, Он как будто окреп, но ходил так, словно у Него болели ноги. С сеялкой, однако, управлялся, когда стали сеять хлопок.

— Я с Джимом Фергюсоном договорился корову покрыть, — сказал мистер Уиппл. — Летом буду пасти его быка, а осенью еще дам корму. Это лучше, чем деньгами расплачиваться, когда их нет.

— Джиму-то хоть не сказал этого? — спросила миссис Уиппл. — Нельзя признаваться, что мы так обеднели.

— Господи, при чем тут обеднели? Надо ведь и о будущем иногда подумать. А быка завтра Он может привести. Адна мне здесь нужен.

Сперва миссис Уиппл с легкой душой согласилась отправить Его за быком. Адна нервный, на него положиться нельзя. А скотина любит ровное обхождение. Когда Он ушел, миссис Уиппл задумалась, и скоро ей стало невмоготу. Она ждала Его на дороге. День был жаркий, а ходьбы Ему — чуть не пять километров, но больно уж долго Он не возвращается. Она держала ладонь козырьком и до цветных кругов в глазах вглядывалась в даль. Вся жизнь ее так проходит — вечно в тревоге, и ни минуты покоя, чего ни коснись. Наконец она увидела, как Он, прихрамывая, свернул на их дорожку. Он приближался очень медленно, ведя громадного быка за кольцо в носу и вертя в руке легонькую палочку, не оглядывался ни назад, ни по сторонам, а шел, как лунатик, с полузакрытыми глазами.

Миссис Уиппл до смерти боялась быков; она слышала страшные рассказы о том, как бык смирно шел за человеком, а потом вдруг бросался с ревом и разрывал рогами, копытами человека в клочья. Боже мой, в любую минуту черное чудище может напасть на Него, а Он и убежать-то не догадается!