Засланный казачок - Сергей Соболев

Стас Нестеров стоял у одной из карет "Скорой помощи", которые, числом до полудюжины, мигая сполохами сигналок и подвывая ревунами, примчались к хутору вслед за "аровцами", и второй — спецназовской. Те, кто руководил операцией, восприняли слова Нестерова касательно "войны" вполне серьезно.

Одна из "Скорых" уже уехала в сопровождении джипа с охраной и какой-то легковушки: решено было, не мешкая, отвезти Поплавскую в госпиталь, где врачи осмотрят ее, окажут первую медицинскую помощь.

Так вот: Стас стоял у одной из "Скорых" и наблюдал за тем, как врач и медсестра в четыре руки забинтовывают левое предплечье его напарнику. Рана у Римаса была довольно пустяковая, поэтому он и сам ее заметил как-то не сразу: маленький осколок металла примерно три на четыре миллиметра — скорее всего, рикошетный осколок от той гранаты, которой подорвал себя раненый чечен, — засел чуть пониже основания ключицы.

Слон был доволен тем, как все сложилось. Очень доволен.

— А сто граммов раненому бойцу? — напомнил он доктору, который, уже закончив перевязку, вместе с медсестрой помогал Мажонасу натянуть обратно простеганный свитер. — Кстати, спирт разбавлять водой не следует: терпеть не могу, когда портят продукты…

— Перебьешься и без допинга, — сказал Стас, прикуривая сразу две сигареты, одну для себя, другую для напарника. — Нам еще кучу объяснительных писать… Одно заявление я уже сделал в устной форме…

— Какое? — спросил Римас, затягиваясь сигаретой. — О том, чтобы привезли сюда нашего адвоката?

Они одновременно рассмеялись.

Семенова уехала еще раньше, вместе с Юлей Поплавской, которую повезли на обследование. Она, кажется, вообще не говорила никаких слов, лишь по-мужски тряхнула руку сначала Стасу, а потом Римасу; и в этом ее крепком рукопожатии были сокрыты все слова и фразы, которые обычно говорят в таких случаях.

Нестеров, проводив глазами увезшую напарника "Скорую", остался стоять на месте, а вокруг сновали какие-то люди, в камуфляже, в полицейской форме и в цивильной одежде, и до него, кажется, никому здесь не было дела… Какие-то двое сотрудников, производивших служебную съемку, попросили его чуть посторониться: во дворе перед старым каменным домом, на пятачке, освещенном двумя мощными прожекторами, были в рядок выложены трупы боевиков; нужно было заснять эту картину, прежде чем хлынет дождь.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Над Балтийским морем медленно проходил следующий откуда-то с севера Атлантики глубокий циклон. Он нес осеннюю непогоду.

Дожди шли уже третьи сутки подряд, а вдобавок к этому с моря, легко минуя низкую песчаную гряду Куршской косы, утыканную неприхотливыми приморскими соснами, сильными порывами налетал норд-ост, густо просоленный и пахнущий рыбой.

Старика Йонаса хоронили в среду, в час пополудни. Близких родственников у него не было, во всяком случае, таковых обнаружить не удалось. На кладбище, расположенном на околице небольшой литовской деревни, километрах в восьми от хутора, где Харамиев и его боевики держали в заложниках Юлию Поплавскую, проводить покойного в последний путь собралось всего несколько человек: местный ксендз, который прочел отходную молитву, фермер Кястас, один из местных, который немного знал покойного, и еще трое людей, двое из которых прилетели из Москвы еще в понедельник утром, — Аркадий Гуревич, его старший сын Михаил и сама бывшая заложница, которой врачи разрешили принять участие в этой скромной траурной церемонии.

Хотели подъехать на похороны какие-то чиновники республиканского и местного, районного, масштаба, но их попросили не беспокоиться.

Волосы у Юлии были повязаны черной косынкой. Мужчины, включая Гуревича-старшего и его сына, стояли под проливным дождем с непокрытыми головами.

Если не считать ксендза, то никто из присутствующих, кажется, не вымолвил за все это время ни слова. Михаил первым подошел к открытому до половины гробу, постоял немного, затем, тронув руку усопшего и поклонившись, отошел в сторону. Потом подошла Юля, у которой все еще виднелись темные круги под глазами. Она стояла дольше, шепча что-то не слышное другим… Низко склонилась над гробом, поцеловала старика в лоб и отошла, прикрывая ладонью глаза.

Последним к старику Йонасу подошел Аркадий Львович, президент крупной российской компании, которого двенадцатилетний литовский подросток Йонас знал когда-то, как Арона-Аркашу, еврейского младенца, спасенного из ада виленского гетто. Он стоял у гроба дольше остальных, вглядываясь не столько в лицо покойного, сколько в глубины времени, где до поры оказалось сокрытым очень многое, в том числе и факты, относящиеся к его собственной биографии и к судьбам его предков…

Он тоже поцеловал старика в лоб, а после того, как двое местных опустили гроб в яму, первым бросил на крышку горсть тяжелой литовской земли…

Так получилось, что в тот же день и почти в то же время в другом конце Литвы хоронили Альвидаса Йонайтиса, погибшего в автокатастрофе возле города Тракай. Хоронили молодого еще сравнительно мужчину, который должен был унаследовать многомиллионное состояние своего отца и которому многие люди в республике сулили блестящее будущее…

В большом сводчатом зале дома ритуальных обрядов, где под звуки траурной музыки проходило прощание с Йонайтисом-младшим, было очень много цветов и траурных венков. Но на церемонии прощания и на самих похоронах не присутствовало ни одно из официальных лиц, а среди траурных венков не было ни одного, присланного по такому печальному случаю какой-либо государственной инстанцией Литовской Республики…

В половине шестого вечера все той же среды Стас Нестеров, его партнер Мажонас и их юрисконсульт Ирма Мажоните провожали в аэропорту Вильнюса москвичей, которых на летном поле дожидался арендованный частный самолет "Гольфстрим".

За компанией собравшихся здесь людей наблюдали — стоя как-то на особицу — несколько литовских чиновников, двое сотрудников российского посольства и несколько молодых крепких мужчин в штатском, отвечающих за вопросы безопасности.

Юля Поплавская лично поблагодарила "соколов" и Ирму за все то, что они сделали для ее освобождения, после чего, попрощавшись с присутствовавшими здесь же представителями местной еврейской общины, вместе с отцом скрылась в салоне лайнера.

Стас и его партнер по охранному бизнесу пребывали, в общем-то, в неплохом настроении. Во-первых, их не слишком уж усердно пытали по поводу того, откуда у них в тот вечер оказалось при себе оружие. Нестеров в ходе беседы с гэбистами, настроенными на этот раз на удивление доброжелательно, сказал, что оружие они нашли в лесу возле хутора: и два автомата, "АКСУ" и "АКМ", и пистолеты "АПС", и "беретта", и гранаты "Ф-1". И даже снайперский прицел "ПНВ-1" как-то случайно попался им на глаза в том лесочке, близ злополучного хутора…

В иное время его, конечно, подняли бы на смех, но на этот раз — тьфу, тьфу! — вроде бы "органы" вполне удовлетворились той побасенкой, которой они на пару с Мажонасом их попотчевали.

Во-вторых, еще вчера, во вторник, сыщикам вернули изъятые Ровером и его присными оружие, боеприпасы и спецоборудование, включая их личные стволы. Мажонас даже в аэропорт приперся с еще одной своей любимой игрушкой — пистолетом "браунинг хай пауэр".

В-третьих, уже сегодня, еще до полудня, судебные приставы привезли в их офис всю изъятую ранее обстановку. Они же расставили аккуратно все по местам, и поставили на штатные места весь временно арестованный личный и служебный транспорт. Как-то неожиданно быстро была рассмотрена поданная Мышкой кассационная жалоба, и уже другой судья отменил решение своего коллеги о наложении ареста на имущество владельцев ЧОП "Фалькон"…

Слон был доволен. Очень доволен. Под глазом, сменив цвет на желтый, красуется фингал. Который наряду с рукой в повязке, слегка подзажившими царапинами на лице и рукоятью пистолета, выглядывающей из-под полы расстегнутого кожана, придавал ему мужественный, можно даже прямо сказать, геройский вид. Его только что, попрощавшись предварительно с Нестеровым и Мышкой, крепко поцеловала в губы сама командированная.

— Семенова, ты… лучшая девушка в мире! — расчувствовавшись, сказал Мажонас. — Давно хотел тебя спросить, да все как-то недосуг было… А что это ты все время шарики в правой руке крутишь?..

Семенова улыбнулась, но не как стюардесса, а по-другому:

— Это мне врач прописал, Римас. Я люблю на мотоцикле носиться, ну и однажды неудачно приземлилась… теперь вот кисть руки приходится массировать…

— Так у тебя что, Семенова, и мотоцикл свой имеется?

Девушка, махнув ему рукой — а заодно и всем присутствующим, — с трапа, крикнула:

— Приезжай в гости, Римас, будем вместе кататься…