Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

— Должна ли я… Должна ли я что-то приготовить завтра? Поехать с тобой?

— Нет, я… Не думаю, что мы к этому готовы, — прочистив горло, говорю я, дыша чуть ли не робко из-за осознания того, что эту территорию нам придётся осваивать заново. — Это не значит, что я хочу держать тебя вдали и на расстоянии, — хотя, быть может, именно этого я частично и хочу. Удержать её в стороне от возможного скандала и стрессовой обстановки. Но только чтобы не навредить, а не потому, что я не нуждаюсь в ней там, за пределами собственного дома и в окружающем мире. — Просто пока так будет лучше. Я всё сделаю и навещу их сам, а потом приеду, и мы закажем что-нибудь с доставкой.

Это не звучит, как особенный вечер с ёлкой, которой у меня и вовсе нет, пребыванием среди веселящихся людей, встречающих и отмечающих праздник на улице, и развлечениями. Это обещает быть обыкновенным и в чём-то скучным. Да и я в любом случае не хочу, чтобы Лив изменяла себе и делала что-то, что для неё нехарактерно. Возможно, подобная тишина как раз по мне. Когда будем только мы втроём и немного телевизора, и плевать на то, как это может быть воспринято со стороны.

Глава двадцать девятая

— Это то, что ты хотел?

— Да, это она.

Я смотрю на сумку среднего размера, выполненную из атласа чёрного цвета, с широким персонализируемым ремнём, позволяющим носить её в том числе и через плечо, а не только в руке или на плече. Лилиан должна полюбить и оценить столь классическую, элегантную и ни капли не вычурную вещь. На ней закреплены буквы имени моей сестры в виде блестящих значков из латуни светло-золотистого цвета. Полюбовавшись ими и убедившись в исправности работы всех замков, я убираю сумку обратно в красивую коробку, лежащую на журнальном столике. Виктория сидит рядом со мной на диване, явно довольная тем, что смогла выполнить мою просьбу, но осматривается вокруг себя так, будто впервые находится у меня в гостях и никогда прежде здесь не была. Я догадываюсь, что это, должно быть, напрямую связано с отсутствием праздничной атмосферы и следов того, что она будет создана, и совершенно не удивляюсь следующему вопросу:

— Ты будешь на Новый год с родителями?

— Нет, не с ними. Я съезжу к ним ненадолго, чтобы поздравить, но позже вернусь обратно сюда.

— В одиночество и эту унылую гостиную?

— Нет. Нет, я…

— Дерек вернётся ко мне, — раздумывая, что ответить своему агенту и как именно это воплотить в жизнь, я замечаю, как Лив показывается в дверном проёме, слишком поздно, но из-за голоса резко поднимаю взгляд и перевожу его туда, где стоит она. То, что, оглянувшись, Виктория делает то же самое, нельзя не заметить. Возможно, это утро вторника только что очень и очень усложнилось, а я даже ничего не могу с этим сделать. Мне остаётся лишь наблюдать, как Лив подходит ко мне, обогнув диван, в своих почти облегающих светлых штанах из плотного шёлка и бежевой толстовке свободного покроя с капюшоном и опускает правую руку на моё плечо. Лив сжимает его пальцами с накрашенными красным ногтями так, будто хочет что-то продемонстрировать или даже доказать нашей гостье. Ощущение такое, что я собственность, которую необходимо защищать, отстаивать и оберегать от каких бы то ни было посягательств со стороны, что само по себе странно, ведь, на мой взгляд, это всё совершенно ни к чему. У нас с Викторией всегда были и остаются исключительно рабочие отношения, да ещё и округлившийся живот, который возник явно благодаря мне… Я не знаю, что и чувствовать или думать в связи с тем, что моя женщина так решительно пришла сюда с кухни и дотронулась до меня не менее вспыльчиво и словно ревностно. Словно ей есть о чём беспокоиться и кажется, что это вполне в моих силах, уйти и оставить нашу семью, которая уже у нас есть. Но я солгу, если скажу, что мне неприятно. В действительности я эгоистично рад наконец обнаружить брешь, которую искал настолько долго, что уже почти потерял всякую надежду её найти. — Здравствуй, Виктория.

— Лив, — мой агент не кажется мне сильно удивлённой. Однако это не гарантия того, что она просто не скрывает свои истинные эмоции и не позволяет им отразиться на собственном лице, следуя необходимости оставаться в профессиональных рамках, невзирая на то, как мы довольно близки. Отсутствие полноценного знания нервирует меня, а Лив недостаточно близко, чтобы отключить это, и внутри я словно до предела натянутая струна.

— Хочешь чай? Чайник как раз вскипел.

— Не стоит беспокоиться, — качает головой Виктория. Пожалуй, сейчас я бы отдал очень и очень многое, чтобы пробраться в её голову и проникнуть в обитающие в ней мысли, чтобы узнать, злится ли она, что я столько не говорил об этом, а теперь фактически ставлю её перед фактом. В желании переключиться я буквально хватаю неожиданно внимательную и радушную Лив за руку и притягиваю её на свои колени, заставляя перестать стоять и наконец сесть. Мой взгляд не отрывается от браслета, опутывающего правое запястье, вступившее в контакт с моим обтянутым джинсовой тканью коленом. Мне почти удаётся забыть о постороннем внимании. Но только почти. Далеко не до конца.

— Ты хочешь выйти и поговорить?

— Не думаю, что нам нужно выходить, Дерек. Если вы, и правда, снова вместе, то это должен быть совместный разговор.

— Ты хочешь разговор со мной, как с клиентом? Или разговор, преследующий исключительно добрые намерения?

— О каком разговоре речь?

— Виктории нужно моё заявление, — поясняю я, не чувствуя восторга от необходимости это озвучивать. Лив становится ощутимо более напряжённой и твёрдой из-за сжатия мышц, которые будто настраиваются на вероятные неприятные моменты, и почти до боли вряд ли сознательно стискивает мою ногу. Та начинает мерзко подрагивать, что у меня никак не получается унять или хотя бы чуточку обуздать.

— Мне оно не нужно, Дерек. Но я вынуждена затронуть это, потому что ты публичный человек. В один из дней я хочу знать, что мне говорить. Никто к этому не стремится, и никто не желает, чтобы о его личной жизни всё было известно, желая оставить себе хоть что-то, но у тебя уже давно нет никакого выбора. Он исчез, когда ты стал тем, кем являешься. Скрыть надолго это вряд ли удастся. Как только ребёнок родится, придётся что-то сказать. Даже если это будет заученная и использованная другими десятки раз фраза, — Виктория поднимается, беря свою сумку и переброшенное через спинку дивана тёплое пальто, и тем самым становится выше меня, заставляя смотреть на себя снизу вверх. Хотя при обычных обстоятельствах ни она, ни Лив не могут сравниться со мной по показателю роста. — Думаю, вам двоим так или иначе нужно многое обсудить. Я вас оставлю. Не провожай меня, Дерек, и спасибо тебе за подарок.

— Не за что.

Я не дарю ей подарки как таковые, но перечисляю деньги на День рождения и, как сейчас, на Новый год, создавая возможность, позволяющую Виктории купить то, что ей действительно хочется. На мой взгляд, было бы здорово, если бы все люди могли поступать со своими родственниками и друзьями точно также, чтобы им не пришлось получать ненужные вещи и впоследствии размышлять, как бы от них избавиться. Но не у всех есть столько денег на счёте, как у меня.

— Счастливого вам двоим Нового года.

— И вам с Джеймсом тоже.

— До встречи, Лив.

— Полагаю, что да.

Это происходит, едва мы остаёмся одни, и сразу после звука, с которым закрывается дверь, после чего всё совершенно стихает. Лив перемещает руку на заднюю часть моей шеи, сжимая её и слегка царапая кожу подаренным мною браслетом, но, спрашивая, отводит взгляд. Голос производит впечатление удручённого, но сильного и эмоционально сдержанного:

— Ты же собирался сказать ей, так? — глаза находят мои, и я вижу что-то, что может испепелить, огонь и искры ярости, и это меня пугает. — Когда она спросила о твоих планах, ты думал назвать меня, или если бы я не вошла, ты бы так и проводил её, будто меня вообще нет в этом доме?

— Разумеется, я думал. И я бы ей сказал.