Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии - Михаил Диченко

Еще более поразительные эксперименты, демонстрирующие подчинение авторитетному лицу, провел Стэнли Мильграм. Был поставлен опыт, в ходе которого «ученый» (соответственно одетый в белый халат) просил кого-нибудь из публики применить к некоему лицу электрошок. Как установил Мильграм, большинство вполне обыкновенных разумных взрослых людей готовы проделать эту болезненную, опасную и даже смертельную для другого человека операцию, если получат соответствующий приказ от лица, которое они считают авторитетным. На самом деле электрошоки были мнимыми, а тот, кто получал их, – профессиональным актером, который кричал от «боли» и в конце концов «терял сознание» или «умирал». Этот дерзкий эксперимент показывает, как много людей меняют свое поведение в зависимости от институциональной среды. «Люди склонны принимать такое толкование действий, которое предлагает им легитимная власть, т. е. хотя действие совершает сам субъект, интерпретировать его смысл он предоставляет лицам, пользующимся авторитетом. (Milgram, 1974, p. 145)».[220]

Приглядимся к первому упомянутому эксперименту Аша. Во-первых, только одна треть поддалась явно неправильному мнению большинства. Почему Ходжсон посчитал эксперимент, показавший рациональность двух третей людей, за аргумент в пользу нерациональности поведения человека как экономического агента? Теперь об эксперименте Мильграма. В нем большинство людей подчинилось авторитету «ученого» и решило причинять боль другим людям. Почему Ходжсон посчитал это аргументом в пользу нерациональности поведения этого большинства? Почему следовать мнению большинства считается нерациональным? Подчиняться авторитету, власти – это основа демократии. Демократия заключается именно в том, что большинство народа избирает власть, которой обязаны подчиняться все, включая и меньшинство. Привычка следовать мнению большинства укрепляет как демократию, так и диктатуру в равной мере. Эта привычка не является чем-то, что отличает диктатуру от демократии. И тем более не является доказательством иррациональности поведения большинства людей.

Книга Левитта и Дабнера считается самой нестандартной работой по экономике за последнее десятилетие. Она выдержала уже несколько переизданий, став бестселлером. Когда я об этом узнал, лучшего подарка мне придумать было трудно. Не смогут даже самые оригинально мыслящие авторы не попасться на типичных ошибках экономистов. И действительно, в самом начале, во Введении, рассказывая о расходах кандидатов на свои избирательные компании, авторы пишут:

«Удивительно, но суммы, тратящиеся кандидатами, практически не играют никакой роли (выделение авторов). Кандидат-победитель может сократить свои расходы в два раза и при этом потерять всего один процент голосов. А проигрывающий кандидат, который удваивает свои расходы, может в результате приобрести все тот же один дополнительный процент голосов».[221]

Здесь авторы говорят о Степенном Правиле: двойное приращение (или сокращение) фактора (расходов) не соответствует даже близко степени изменения результата функции (количество голосов). Вот эта мысль авторов в графическом виде:

Я добавил для наглядности только условные (взятые мной, что называется, «с потолка») цифры расходов и процентов, что, в общем, не играет никакой роли в дальнейшем изложении. Конечно, авторы вряд ли придают свой фразе «практически не играют никакой роли» абсолютный характер. Иначе зачем политики бы столько лет вообще тратили хоть какие-то средства на свои кампании? Авторы пишут, что ежегодно на эти цели политики тратят порядка миллиарда долларов. Неужели никто до сих пор не догадался о бесполезности этих трат, кроме авторов бестселлера? В чем же дело? Что на самом деле хотели сказать экономисты? В чем тайная сторона их примера, так и, к сожалению, не открытая ими в книге?

Дело в том, что у них есть данные только те, которые есть. А эти данные характеризуют значительное большинство реальных избирательных кампаний, которые попадают в середину нормального распределения. Нет данных об избирательных кампаниях ценой в 1000 долларов или в 1 миллиард. То есть крайних позиций просто нет в этом виде явления. А значит, их заключения делаются на базе только средних или близких к среднему кампаний. Получается, что делается вывод на основе лишь маленького участка S-образной кривой, которая является одной из форм Нормального правила, о которой я писал в первой главе второй части этой книги:

Наверняка существует какой-то нижний лимит расходов, ниже которого процент голосов падает экспоненциально. Причем для каждого политика он свой, так как влияет привлекательность. Но даже самый привлекательный не сможет собрать хоть какое-то значимое количество голосов при расходах в 1000 долл. Также и для любого политика существует верхний предел количества голосов, которые он сможет набрать при самых грандиозных расходах. Графики разных политиков будут отличаться только значениями этих пороговых точек. График более привлекательного политика будет более растянут по вертикали.

Понятно, что деньги усиливают разницу голосов между менее привлекательным и более привлекательным политиками, расстояние между точками C и D в три раза больше, чем расстояние между точками A и B.

На этом конкретном примере я показываю, как трудно экономистам изучать свой предмет. Они не могут, в отличие, скажем, от физиков, получать данные на всех участках кривой, ставя эксперименты и снимая показания на полюсах. Таких маленьких и таких огромных кампаний просто не существует. Также не существует и ставок рефинансирования в 30 % при 4 % инфляции. Не существует данных о темпе экономического развития при 90 % или 5 % подоходного налога. Если даже и в истории случаются подобные редкие периоды в той или иной стране, то накладываются уникальные факторы. Например, национально-культурные особенности именно конкретного народа в конкретные годы его истории. В другие годы даже у этого же народа эти особенности проявляются уже по-другому. Все это существенно затрудняет научным образом проводить анализ, элиминируя массу уникальных факторов, сложившихся в какой-либо период в какой-либо стране. Даже психологи и социологи могут делать эксперименты и изучать группы людей и отдельные личности, поставленные в искусственные игровые ситуации. У экономистов же такой возможности нет. Никто не даст поэкспериментировать и вместо 0,5 % ставки рефинансирования ФРС назначить на пару месяцев 5 % или -5 %. Экономисты поэтому горазды на изобретение теорий. Надо же как-то достраивать неизвестные участки функций. А так как этим занимаются очень творческие люди, то вариантов достройки может быть достаточно много. Поэтому так много различных мнений по вопросам экономической политики.

Теперь обратимся к другому лауреату Нобелевской премии по экономике – Полу Кругману – и к одной из его последних книг «Выход из кризиса есть!». Я намеренно взял такую работу, написанную, в отличие от «Монетарной истории», в научно-популярном жанре и по общеэкономическим, а не специальным вопросам. Весь пафос книги нацелен на убеждение читателя в необходимости поддержки прямых государственных инвестиций, ведущих к расширению госсектора в экономике. Для обоснования этого автор декларирует бесспорно благую цель:

«Представьте, что машина экономики работает на полную мощность, но не перегревается – это и есть цель, к которой мы можем и должны стремиться».[222]

Казалось бы, зачем тут такое общее утверждение, с которым согласны все экономисты всех школ и направлений? Но следующая за этими словами фраза все объясняет:

«Примерно в таком состоянии пребывала экономика США в 2007 году…»[223]

Оказывается, 2007-й предкризисный год демонстрировал идеальное состояние экономики! Наверное, и 1929-й год тоже был идеальным? Что тогда считать «перегретой» экономикой? А ведь экономика не должна «перегреваться», по мнению всех и Кругмана самого тоже. Где же тогда примеры этих «перегретых» годов? Всегда считалось, что перегретость демонстрировали как раз последние перед кризисом годы. Но эту нелогичность автор никак не объясняет, уносясь все дальше на колесах цифр и графиков, порой противоречащих его главной идее:

«Почему уровень безработицы так высок, а объем экономики так низок? Потому что мы – под местоимением “мы” я подразумеваю потребителей, бизнес и правительство – недостаточно тратим».[224]

А вот в следующей главе автор помещает график, который противоречит этому утверждению. Этот график демонстрирует сумму полученных кредитов всеми американцами в соотношении с ВВП за последние почти 100 лет. И по нему ясно видно, что за последние 50 лет этот показатель вырос в 4(!) раза. А что такое потребительские кредиты? Это траты своих будущих доходов. Значит, за последние 50 лет американцы не только много «тратили» своих доходов, но и много тратили своих будущих доходов. Это означает, что «потребители» уже не могут тратить еще больше. Больше просто некуда. Бизнес (второй субъект расходов) тратит столько, сколько считает нужным для окупаемости, и стимулировать его траты снижением налогов Кругман не предлагает. Значит, выход один – увеличивать госрасходы. Вот сколько нужно снимать поверхностной шелухи, чтобы, наконец, добраться до ключевого предложения в экономическом исследовании! Давайте теперь посмотрим, насколько уже увеличились госрасходы и насколько их можно увеличивать еще. Вот график бюджетного дефицита в соотношении с ВВП с 1950 г.