Штрафбат магического мира - Дмитрий Морозов

Он осёкся, поглядел на безучастно шагающего рядом парня: не понял ли оговорки? Но тот смотрел на тропу, с трудом переставляя ноги.

— Вакенши… Я хочу тебя попросить кое о чём. Мне не важно, кто ты и почему оказался в штрафбате. Я не собираюсь на тебя давить или шантажировать, обещать помочь или замолвить словечко. Мы все — обречённые на смерть, и перед ней все — равны. Каждый наш поступок открыт не для богов или судей, людей или гномов. — Спутник Ладара вздрогнул. — Он открыт для смерти. Она видит нас. Поэтому я не настаиваю, даже не прошу — просто говорю: я могу выжить после литора. Выжить и встретиться со смертью чуть позднее, возможно, всего на несколько дней, но позднее. Для этого мне нужны вытяжка златокровки и отвар целемы.

— Ты хочешь… — Гном задумался. — А что, может получиться. Однако выпить тебе придётся всё это практически перед литором, а потом энергично двигаться не менее получаса…

— Как если бы провести три боя подряд?

Вакенши расхохотался — весело и с одобрением.

Сейчас он ничем не напоминал того диковатого крестьянина, которым был ещё утром.

— Давно понял?

— О тебе? Недавно. Я не Айяр и не Ируг, у меня нет такого опыта определения иных рас.

— Думаешь, они знают? — Вновь задумчивый тон — тон человека, которому приходится пересмотреть свои планы. Внезапно Ладар понял, что находился на волосок от смерти. На волосок — от Илис. Мысль была противоречива, и думать так было страшно и приятно одновременно.

— Думаю, тебе стоит доверять людям. Хотя бы — здесь.

— Здесь? Да любой из здешних подонков предаст меня за лишнюю пайку!

— Не любой. Только тот, кто ещё не смотрел в её глаза. Тот, кто не знает, что они — прекрасны.

— Ты о ком? — Гном приотстал, тряся головой; похоже, он потерял нить рассуждений.

— О смерти, конечно. — Ладар шагал всё уверенней. Организм сипала справился с отравой, силы прибывали стремительно, но веселиться рано: ночью было много работы. — Так сделаешь?

— Что?

— Вытяжку и отвар.

Вакенши подумал — и кивнул головой.

— Почему-то мне кажется, что всё необходимое я без труда найду в окрестностях. — Он хитро сощурился. — Похоже, к тебе благоволят боги, малыш.

— Я не знаю богов. И не называй меня малышом!

Удаляющийся хохот — и весёлое:

— Как скажешь… Малыш!

Ладар вздохнул. Похоже, гном решил взять над ним шефство. А ему это надо? Это ж наверняка работа со сталью, огнём и камнем — основными стихиями подгорного народа. Это силовые нагрузки и ритуальная магия. Ладар вновь вздохнул. Печалиться почему-то не получалось — получалось радоваться. Он обрёл друга — надёжного и крепкого, как скала. Но всё это приходилось отложить на потом: сейчас его ждала ночь, ждало небытиё.

Почему ночь и смерть так похожи? Не правы те снобы, что утверждают, что в ночи творятся непотребства, но правы мудрецы, утверждающие, что ночь — это время таинств. Те, кто боится скрывающихся в ночи, считают тьму врагом, не понимая, что она столь же надёжно скроет и их — как и любого, принявшего ночь как друга, как защиту и подмогу. И сразу свет далёких звёзд станет ближе, и предметы обретут новые, необычные очертания, показывая скрытый смысл; можно почувствовать себя кем-то более сильным, а главное — более мудрым, постигнувшим тайны ночи. И вот одна из таких тайн.

Внутри каждого человека скрыто его начало и конец, его рай и ад, его жизнь, его рождение — и его смерть. Всё это есть в любом, но каждый ищущий находит что-то своё, то, что ему интересней и ближе. Кто-то бога, которому можно поклоняться, кто-то дьявола, которому можно служить. Ищущий новой жизни находит её внутри себя, выпуская в мир — через чрево женщины, через перо и бумагу, через музыку и холст. И только ищущий смерть находит её, чтобы не вынести ничего, но вернуться преобразившимся, иным, не таким, каким был мгновение назад. Ибо познавший начало и конец, прошедший через конечные врата собственной души может преобразиться. Смерти не нужны деньги, слава, почести — и они бегут таких людей. Ему не нужны серые коробки стен, стальные — доспехов и шёлковые — одежд. Он уже был там и видел последнюю, деревянную коробку, в которую оденут любого. Побывавший за гранью становится иным, непонятным обычным людям, за что его считают ненормальным и посмеиваются, глядя со стороны: он любит жизнь. Умеет ценить каждое мгновение, безошибочно находя в нём самое лучшее: росинку на лугу, трепетание крыльев бабочки на ветру, усталость в мышцах после тяжёлой работы. Он упивается жизнью, как старым, выдержанным вином, которое пьют, смакуя, наслаждаясь каждым глотком. Можно прожить сто лет в суетной погоне за миражами — богатством, властью, славой, здоровьем. И не увидеть ничего. Можно прожить один миг, впитывая окружающий, спасающий, оберегающий тебя мир в себя — и познать неизмеримо много, столько, что хватит на целую вечность.

Звёзды кружили на небе свой вечный хоровод. Трава под головой одуряюще пахла свежим соком, и казалось, что ты чувствуешь вращение планеты, её бесконечный полёт сквозь пространство — навстречу новому, навстречу гибели, навстречу судьбе. Ладар закрыл глаза. Ночь окутала его защитным коконом — призрачным и иллюзорным, но тем не менее надёжно скрывающим свои тайны от непосвящённых. Сипал вступил на тропу — тропу тени, ведущую в глубь себя. Мимо разума, дремлющего в объятиях ночи, мимо зверя инстинктов, скованного путами воспитания, необходимости, осторожности — скованного, однако не сломленного. Спи, зверь, и тебе найдётся применение, когда ярость схватки разобьёт твои оковы и придёт пора последней охоты. А сейчас — дальше, в глубь себя. В начало начал, туда, где ты уже умер и ещё не родился, в то место, которое всюду и которого нет нигде — в небытие.

Клубок без начала и конца, пустота, в которой содержится всё сущее, — Творец, скажи мне, создавая этот мир, ты нашёл такой же клубок и в себе?

Тонкая, призрачная, несуществующая нить. Или — существующая не здесь и не сейчас. Одна, вторая, третья. Теперь — более сложное. Свернуть их в единый жгут, подобно тому, как прачки скручивают бельё — нить теряет остроту, но жгут приобретает упругость и мощь. Теперь — самое сложное. Можно ли заменить волокна сухожилий жгутом небытия? Не все — через одно, перемежающее существующее с тем, что было или могло бы быть. Силу реальную и силу возможную. Скорость существующего тела и скорость мысли, могущей осуществиться.

Сколько можно скрутить таких жгутов за ночь? Десяток, сотню? Тысячу? Ладар не думал об этом — неподвижно лёжа на покрытой росой траве, он одновременно летел на вращающемся шарике в бездне вселенной и создавал иную вселенную — в глубине себя.