Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевиль

В небе по-прежнему лето, небо отяжелело от жара, а еще от этих пришельцев, непрошеных гостей, которых не видать. Небо заряжено угрозой. У меня распаляется любопытство. Пробуждаются охотничьи инстинкты.

Но я прикован к земле.

Часть четвертая

Кошмарное поветрие

Глава 27

Что-то разбудило Бенджамина Флекса, и это что-то было неприятным и неотвязным.

Его тошнило, кружилась голова, сжимался в судорогах желудок.

Бенджамин был привязан к креслу в маленькой стерильно-белой комнате. В одной стене – окно с инеистым стеклом, ничего за ним не видать, хотя свет пропускает, – поди догадайся, что там снаружи. Над Бенджамином стоял человек в белом халате, тыкал в него длинной железкой. От железки тянулись провода к гудящему механизму.

Бенджамин посмотрел в лицо человеку в белом халате и увидел себя. Незнакомец носил маску – абсолютно гладкое выпуклое зеркало, в нем отражалось лицо Флекса. Синяки и ссадины, хоть и карикатурно увеличенные, напугали до полусмерти.

Дверь была приотворена, в проеме стоял другой человек. Он придерживал дверь и смотрел в противоположную от Бенджамина сторону, обращаясь к тому или тем, кто стоял в коридоре или смежной комнате.

– …Рад, что тебе понравилось, – услышал Бенджамин. – …Вечером будем развлекаться с Кассандрой, и как знать… Нет, эти глаза меня просто убивают…

Человек хохотнул – видимо, в ответ на нечто приятное – и помахал рукой собеседнику, затем повернулся и вошел в комнатку.

Он направился к стулу, и Бенджамин узнал его. Узнал, потому что бывал на митингах и слышал речи. И видел большие гелиотипы, расклеенные по городу.

Перед ним стоял мэр Рудгуттер.

Трое находившихся в комнате застыли, глядя друг на друга.

– Господин Флекс, – непринужденно проговорил Рудгуттер, – нам пора побеседовать.

– Весточка от Пиджина. – Айзек помахал письмом, возвращаясь к столу, который они с Дэвидом поставили в углу на первом ярусе, рядом с койкой Лубламая. За этим столом вчера они провели несколько часов в тщетной попытке выработать план.

Рядом на составленных стульях лежал, пуская слюни и делая под себя, Лубламай. Лин сидела за столом, апатично брала ломтики банана и отправляла в рот. Она приехала накануне, и Айзек сбивчиво, полувнятно рассказал ей о случившемся. И он, и Дэвид были в шоке. Она не сразу обнаружила Ягарека, затаившегося в тени у стенки, а когда увидела, растерялась: то ли с ним поздороваться надо, то ли сделать вид, будто не увидела. Все-таки решилась и сделала приветственный жест, но он не понял.

Когда Айзек собрал скудный ужин, Ягарек робко приблизился к столу; Лин разглядела на нем огромную накидку. Под ней, она знала, прячутся фальшивые крылья.

В тот долгий и трудный вечер Лин поняла: что-то случилось, отчего Айзек наконец признал ее своей. Когда она пришла, Айзек взял ее за руки. Когда согласилась остаться, он не стал для конспирации раскладывать запасную кровать. Но Лин не могла праздновать победу, поскольку это не было окончательным и торжественным признанием в любви, подтверждением того, что она – избранница.

Перемена в его поведении объяснялась просто: Айзеку было не до нее. Его волновали куда более важные вещи. И Дэвиду он уделял куда больше внимания, чем ей.

Какая-то скептическая частица разума даже сейчас не верила в то, что эта перемена необратима. Лин знала: Дэвид старый друг Айзека, такой же сторонник доктрины свободы воли; если обратить его внимание на щекотливость ситуации, он поймет и поступит как должно… Но Лин отогнала подобные мысли: низко и эгоистично думать о себе, когда Лубламай умирает.

Естественно, она не могла переживать за Лубламая так, как переживали его друзья. Но смотреть на это истекающее влагой безумное существо было поистине страшно. Все-таки спасибо господину Попурри, что дал ей возможность провести несколько часов, а то и дней, с любимым. Бедняжка Айзек! Он такой несчастный, он так жестоко корит себя!

Временами Айзек оживлялся, вскакивал на ноги, кричал: «Вот оно!» и хлопал в ладоши, но всякий раз беспомощно опускал руки – ну что он мог сделать, что он мог решить? Ни единой ниточки, ни единого намека. Не за что зацепиться, не от чего оттолкнуться.

В ту ночь Лин и Айзек спали наверху вместе. Он обнимал ее, жалко прижимался. Никакого возбуждения. Дэвид отправился домой, пообещав вернуться рано утром. Ягарек от матраса отказался, сложился невообразимо (ноги скрещены, спина сгорблена) в углу – чтобы не сломать крылья, наверное. Лин так и не поняла: то ли он для нее притворяется, то ли и правда уснул в позе, к которой привык с детства.

Утром они уселись за стол. Пили кофе и чай, флегматично ели, думали, что делать. Айзек отошел к почтовому ящику и вернулся с пухлой кипой корреспонденции; все отбросил, кроме письма от Лемюэля. Оно было непроштемпелеванным – должно быть, принесла какая-нибудь шестерка.

– Что пишет? – нетерпеливо спросил Дэвид.

Айзек поднял бумагу так, чтобы Дэвид и Лин могли читать через его плечо. За их спинами топтался Ягарек.

Покопался в своей документации, нашел источник спецгусеницы. Некто Джозеф Куадуадор, из персонала парламента, отдел логистики. Не желая зря тратить время и памятуя об обещанном крупном гонораре, я уже провел беседу с господином Куадуадором в присутствии моего ассистента господина X. Добиться от господина К. сотрудничества было непросто. Вначале он принял нас за милиционеров. Я уверил его, что это не так, а затем склонил к доверительной беседе с помощью господина X. и его приятеля по имени Кремневый Пистолет. Господин К. уверяет, что «приватизировал» гусеницу из некой парламентской посылки. О чем с тех самых пор глубоко сожалеет. (Да и денег он от меня получил не так чтобы много.) Откуда взялась личинка и в каких целях должна была использоваться, ему неизвестно. Куда делись ее товарки из ящика, он также не в курсе. Есть только одна наводка (полезная? бесполезная?). Получателем значился доктор… Бербер? Барьер? Бармен? Бордель?.. из ДИР.

Подробный счет не заставит себя ждать.

Лемюэль Пиджин

– Фантастика! – воскликнул Айзек, прочитав письмо. – Есть наводка!

Дэвид был в шоке.

– Парламент?! – прохрипел он, точно придушенный. – На кой ляд нам сдался парламент? О святой Джаббер! Айзек, ты хоть представляешь, в какое дерьмище мы вляпались? Какая еще фантастика? Какая еще наводка? Ты просто кретин! Ах, как нам повезло! Дело в шляпе, осталось только затребовать у парламента список сотрудников сверхсекретного научного отдела, чьи фамилии начинаются на «Б». А потом ходить по адресам и спрашивать, кто что знает про крылатых тварей, вгоняющих свою жертву в кому. Будьте любезны, подскажите, как их переловить!

Наступила пауза. В комнате воцарилась гнетущая атмосфера.

Своим юго-западным углом Барсучья топь примыкает к Малой петле, гнездилищу авантюристов, криминала и некогда роскошной, а теперь ветхой архитектуры; все это втиснуто в подковообразный меандр Вара. Сто с небольшим лет назад Малая петля была внутригородским раем, где селились самые знатные семейства: Мэкки-Дрендасы и Тергисадисы; Драчсачеты (водяные – основатели и управляющие «Драчбанка»), Джеремайл-Карры (купцы и фермеры) – все они имели огромные дома на широких улицах Малой петли.

В Нью-Кробюзоне начался промышленный бум, и финансировалось большинство предприятий этими семьями. Множились и росли как грибы фабрики и доки. Находящийся сразу за рекой Грисский меандр пережил недолгий расцвет машинофактуры, с ее непреложными шумом и вонью. Там же образовался район обширных прибрежных свалок, в стремительной пародии на геологический процесс сложился новый ландшафт из развалин, промышленных отходов и прочего мусора. Вагонетка за вагонеткой доставляли и сваливали ломаные станки, бумажную некондицию, шлак, органическую гниль и химические отходы на огороженные свалки Грисского меандра. Вся эта дрянь оседала и уплотнялась, принимала долговременную форму, подражая природному рельефу. Холмы, овраги, террасы и пруды; в прудах клокотал ядовитый газ. Через несколько лет исчезли местные фабрики, но остались мусорные кучи, и дующий с моря ветер нес моровое зловоние через Вар в Малую петлю.

Богачи бросили свои дома, Малая петля быстро пришла в упадок. В ней стало шумно. Облезла краска, но в подурневших особняках жильцов теперь было не меньше, чем прежде, а куда больше – в Нью-Кробюзоне росло население. Жильцы били окна, кое-как латали и били снова. В районе появлялись продовольственные лавки, пекарни и плотницкие мастерские, так что Малая петля стала добровольной жертвой неизбежного расползания спонтанной архитектуры. Подвергались переделкам стены, потолки и полы. Опустевшим постройкам находилось другое применение, и в этом их новые хозяева подчас проявляли недюжинную изобретательность.