Свой выбор - Рина Зеленая

Волшебники переглянулись, пытаясь понять, как же воспринимать подобное поведение ребенка. Северус понимал не больше, чем его коллеги, хотя и мог теперь однозначно сказать, что мальчишка совершенно не похож на своих родителей. Джеймса Поттера видели в Библиотеке лишь изредка, когда он не мог найти того, кто подсунет ему уже готовую работу для списывания. Таким учеником чаще всего был тихоня Люпин, но порой дружок-гриффиндорец на что-то обижался и отказывался помогать старшему Поттеру. Тогда студенты и Ирма Пинс наблюдали редчайшую картину: двух злющих наследников старинных семей, которые метались по Библиотеке, как выброшенные на берег рыбины.

Лили Эванс посещала Библиотеку гораздо чаще, но книги выбирала или по программе школы, или на основе советов библиотекаря, учителей или других студентов, так что в ее самообразовании не было какой-либо внятной системы. При этом она очень хорошо училась, но сильно плавала в областях, которые не входили в школьную программу, но были знакомы детям из мира магии.

Гарри Поттер же прямо сейчас не был похож ни на мать, ни на отца. При всем желании Снейп не мог поплеваться ядом в этого юного мага, прекрасно осознавая, что его обвинения беспочвенны.

«Хотя… Он еще не был у меня! — возвращая себе душевное спокойствие, вспомнил Северус. — Это Лили была хороша в зельях, а вот олень так и норовил насыпать в котел всего, что под руку попадется».

Будучи честным с собой, зельевар следом признал, что Лили не была прирожденным зельеваром, просто отличалась старательностью, что на фоне других растяп-гриффиндорцев смотрелось впечатляющим. Но истинно талантливые в чем-то люди в принципе рождаются редко. Даже в семьях к этому предрасположенных. Тот же старший Поттер вполне мог стать неплохим артефактором, но угробил свой врожденный талант ленью. Так что старательность — тоже в каком-то смысле талант, в некоторых случаях способный превзойти прирожденные умения.

— Кстати, перед обедом Минни обмолвилась, что сегодня на ее уроке Гарри Поттер был первым и единственным, что справился с заданием, — припомнила вдруг Спраут. — Так что… поздравляю, Филиус, дорогуша, ты в этом году лидируешь со своими воронятами!

— Да? — подпрыгнул в кресле маленький профессор. — Но разве у Минервы вчера не справилась эта девочка… из магглорожденных?

— Минни восхваляла свою Грейнджер, — согласилась Помона, — но я прекрасно помню, что речь шла лишь о заострившемся кончике спички, а твой выполнил задание до конца. — Вспомнив что-то Спраут расхохоталась и тут же пояснила для всех: — Поттер сначала сидел, смотрел то на доску, то в учебник. Даже палочку не вынул. Минни на него чуть не наорала. А он ей: «Профессор, как понять, сколько силы нужно приложить для превращения?»

Учителя и колдомедик разом прыснули, представив лицо МакГонагалл, которой первокурсник задает такой нетривиальный вопрос.

— И вот что она ему могла ответить? — хихикнула преподаватель-герболог. — Велела, пусть и вежливо, помалкивать и заниматься. А этот мальчишка через минуту взял и превратил спичку в иголку. Даже без неудачных попыток. Практически с первого раза.

— Настоящий вороненок, — осклабился довольный Флитвик.

В итоге было решено, что в ближайшие выходные первым своих первокурсников на осмотр приведет профессор чар, а уже потом деканы решат, кто будет следующим.

Глава 25. О подозрениях и сомнениях

— Ты уже написал эссе по трансфигурации? — с тоской спросил Терри, падая на кровать. — Я перерыл и учебник, и пару книг… Да, написал, но ни капельки не понял. Вот как можно такое задавать?

Гарри пожал плечами. Он и сам не знал ответа. Профессор МакГонагалл почему-то считала, что дети должны спокойно ориентироваться в тех сложнейших словесных конструкциях, которыми изобиловал учебник и которые она сама всем диктовала. Вероятно, к третьему или более поздним курсам это понимание и приходило, но у первокурсников от записанного и прочитанного вскипал мозг.

Поттер покосился на полки с собственными книгами, припоминая, что взял с собой по трансфигурации, но выходило так, что и книги из домашней библиотеки мало чем могли помочь со школьной программой: их написали или слишком давно, еще на староанглийском, или слишком заумно для ребенка. Сам Гарри в целом предмет понимал, но пока не мог внятно облечь свое понимание в более простые объяснения.

Да и его навыки…

Размышляя над тем, что было изложено в учебнике, Гарри не без легкого недоумения осознал, что отсутствие систематического обучения магии с самого начала привело к странному результату. Не зная законов, принципов, правил… и всего подобного, Гарри не был ничем ограничен, а потому спокойно использовал что-то вроде высшей трансфигурации, игнорируя всякие словесные формулы и взмахи, основываясь на чистом желании, фантазии и силе.

— Но тогда выходит, что слова и движение палочкой вообще не обязательны… — пробормотал он себе под нос.

— Что ты сказал? — оглянулся на него Бут, но Поттер покачал головой и полез в рюкзак за чистой тетрадью, собираясь записать свои выводы.

Тетрадей для конспектов он выделил с запасом, а потому у него нашлась и лишняя, куда мальчик решил вносить, как в дневник, свои наблюдения и теории. Тем более что теперь у него были для примера дневники и исследования других волшебников.

Этот вечер юный волшебник решил провести в обнимку с невероятно увлекательными записками одного колдомедика, жившего почти сто лет назад. Тот работал в клинике Святого Мунго, но дружил с парочкой домашних лекарей. Рассказывать о работе медик не мог даже близким, а потому вел дневники, внося в них самые запоминающиеся случаи, свои мысли, наблюдения и сомнения. Кто уже позже переплел тонкие тетрадочки в монументальный том с кожаной обложкой, а потом поместил в библиотеку Хогвартса, оставалось загадкой. Гарри мог лишь предполагать, опираясь на то, что когда-то рассказала ему миссис Смит. В ее практике не редки были случаи, когда родственники после смерти близкого не забирали его книги себе, а выбрасывали или отдавали в библиотеку. Видимо, именно так фонд школы и пополнился дневниками, а разрозненность записей оградила их от особого внимания как библиотекарей, так и студентов, иначе бы записки давно изъяли по настоянию тех самых семей, маленькие тайны которых колдомедик раскрыл в дневниках.

Эндрю Мур не предполагал, что его записи прочтет кто-то посторонний, но все же никогда прямо не