Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

дотронулся до нее, но повернулась, посмотрела на него и все поняла. Фитцджеральд грустно улыбнулся, и в его глазах она увидела десять лет надежд и сожалений, боли и слез. Мастер взял ее руку, закрыв глаза, поцеловал запястье и тихо сказал:

— Я чувствую твой пульс.

— Лучше бы доктор осмотрел меня целиком, — вздохнула она.

Зодчий поцеловал ее в лоб, веки, нос.

— Но тогда я увижу больную голой.

— Не волнуйся, я не собираюсь раздеваться на таком холоде.

Оба рассмеялись.

— Может быть, ты поможешь мне начать осмотр?

Монахиня потянулась к подолу платья. Показались гетры. Мерфин приподнял платье — обнажились щиколотки, голени, колени, белая кожа бедер. Ей хотелось продолжить игру, но она боялась, что возлюбленный заметит изменения, произошедшие с ее телом за десять лет. Керис похудела, кожа была уже не такой нежной и гладкой, пополневшая грудь не такой упругой. Что он подумает? Но аббатиса отогнала печаль.

— Этого достаточно для врачебного осмотра?

— Не вполне.

— Увы, у меня нет панталон — такая роскошь не подобает монахиням.

— Но врачи должны очень тщательно осматривать пациента, хоть это и неприятно.

— О, дорогой, — улыбнулась она, — какой позор. Ну да ладно.

Глядя ему в лицо, медленно задрала подол.

— Ну и ну, — выговорил Мерфин. — Очень тяжелый случай… — Фитцджеральд сглотнул. — Я больше не могу шутить.

Целительница обняла его и прижала к себе как можно крепче, будто спасая утопающего:

— Скорее.

В предвечернем свете обитель Святого Иоанна-в-Лесу имела весьма мирный вид. Верный признак, что случилась беда, подумала Керис. Небольшой монастырь кормился сам, его окружали намокшие от дождя поля, которые нужно пахать и боронить. Но никто не работал. Подъехав ближе, путники увидели на маленьком кладбище у церкви ряд свежих могил.

— Кажется, чума добралась и сюда, — заметил Мерфин.

Монахиня кивнула:

— Трусливое бегство Годвина не достигло цели.

Она невольно испытала мстительное удовлетворение.

— Интересно, заболел ли он сам.

Настоятельница поймала себя на том, что надеется на его смерть, но говорить об этом слишком стыдно. Всадники обогнули тихий монастырь и оказались у конюшни. Дверь была нараспашку, лошади паслись на лугу у пруда. Никого, кто бы мог помочь путникам. Через пустую конюшню Керис и Мостник прошли в обитель. Стояла жуткая тишина, и аббатиса решила, что все монахи умерли. На кухне царил беспорядок, печь в пекарне остыла. Шаги эхом отдавались в серых стылых арках. У входа в церковь посланцы из Кингсбриджа столкнулись с братом Томасом.

— Вы нашли нас! — воскликнул он. — Слава Богу.

Керис обняла брата, зная, что женское тело оставляет его равнодушным.

— Я так рада, что ты жив.

— Я болел, но выздоровел.

— Не многие выживают.

— Знаю.

— Расскажи нам все.

— Годвин и Филемон разработали хороший план. Почти никого не предупредили. На заседании капитула аббат напомнил историю Авраама и Исаака, пытаясь доказать с ее помощью, что Бог иногда велит нам совершать поступки, кажущиеся дурными, а затем сообщил, что ночью мы уходим. Большинство монахов обрадовались возможности бежать от чумы, а тем, кто смутился, напомнили об обете послушания.

Керис кивнула:

— Могу себе представить. Трудно не подчиниться приказу, когда он совпадает с собственными интересами.

— Я не горжусь собой.

Настоятельница дотронулась до его искалеченной левой руки:

— Я вовсе не хотела попрекнуть тебя. Томас.

Мерфин покачал головой:

— И все-таки странно, что о своем долге забыли все до единого.

— Понимаешь, Годвин не сказал, куда мы направляемся. Большинство не знали даже, где мы оказались. Пришлось спрашивать местных монахов.

— Однако чуму вы привезли с собой.

— Ну вы же видели кладбище. Там покоится вся братия обители, кроме аббата Савла. Он похоронен в церкви. Умерли и почти все кингсбриджские монахи. Некоторые, правда, бежали и отсюда. Одному Богу известно, что с ними.

Керис припомнила, что Томас был особенно дружен с задумчивым монахом на пару лет моложе его. После некоторого колебания спросила:

— А брат Матфей?

— Умер, — резко ответил помощник ризничего. На глазах его показались слезы, и он смущенно отвернулся.

— Мне очень жаль.

— Многие потеряли близких.

Целительница решила, что милосерднее не топтаться на этом вопросе.

— А что Годвин и Филемон?

— Филемон бежал. Годвин жив-здоров, не заразился.

— У меня для него известия от епископа.

— Могу себе представить.

— Отведи-ка меня к нему.

— Он в церкви. Не встает с постели в боковой капелле и уверен, что поэтому и не заболел. Пойдемте.

Через аркаду прошли в маленькую церковь, где пахло скорее как в дормитории. Фреска на западной стене, изображающая Страшный суд, показалась мрачно уместной. Неф был усыпан соломой и одеялами, словно здесь спал целый отряд, но единственным живым человеком оказался Годвин. Он с распростертыми руками лежал ниц на грязном полу перед алтарем. На секунду Керис испугалась, что он умер, но потом поняла,