Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Адамов Аркадий Григорьевич

«Тот юный граф скитался и постоянно страдал, — подумал Сергей, — а я вот впервые в поезде дальнего следования еду, какие уж тут печати. Вон Муравьев в сорок втором летал к партизанам, потом через линию фронта пробивался. Он и поседел», — грустно заключил Сергей.

Он представил себе, как сейчас войдет в столовую, где хоть и врачи сидят, но все же люди военные. Вон его сосед на что уж толстый, болтливый, а два ордена Отечественной войны имеет. А у него? Три медали всего. Он внезапно представил себе любопытные глаза людей, в упор разглядывающие человека в незнакомой и такой далекой от войны форме. Как же он не догадался надеть штатский костюм? Или хотя бы пиджак. Ведь ходит же Никитин в форменных галифе с выпоротым кантом и пиджаке. Нет, не додумался он.

Сергей смыл с лица остатки пены, крепко вытерся полотенцем. «Ничего, успокоил он себя, — у того графа лицо постарело от пороков, а я, оперуполномоченный Белов, борюсь с ними. Буду работать на контрасте. Молод, но очень устал. Служба у нас такая».

Он подмигнул сам себе и начал натягивать гимнастерку. Застегивая портупею, он раскрыл кобуру, достал ТТ. Все в порядке. Пистолет стоял на предохранительном взводе.

Лепилов ждал его в коридоре. Он критически осмотрел Сергея и, видимо, остался доволен.

— Вы выглядите весьма мужественно.

Он поправил гимнастерку, которая никак не хотела сидеть на нем по-уставному ровно и все время собиралась складками на животе. И вообще военврачу форма была явно противопоказана. Пуговицы на воротнике были пришиты криво, погоны висели на покатых плечах.

Сергей сравнил себя с ним и представил на секунду их двоих со стороны: Лепилова, на котором форма висела, как маскарадный костюм, и себя — в перешитой гимнастерке, подогнанных галифе, начищенных хромовых сапогах. Пуговицы у него были довоенные, золотистые, с гербом. Их ему по большому блату за десять пачек папирос устроил старшина из комендантского взвода. Сравнение явно было в его пользу.

— Ну что ж, пошли, — сказал Белов как можно непринужденнее.

— Идите вперед. Это недалеко, через один вагон.

Когда они вошли в столовую, которая раньше наверняка была вагоном-рестораном, Сергей чуть не зажмурился от смущения: на него смотрели десятки любопытных девичьих глаз.

За столом сидели три человека: Карпунин и две женщины, одна с погонами майора, другая подполковник.

— Садитесь к нам, Сережа. — Петр показал рукой на свободное место рядом с ним. — Теперь весь наш недолгий путь вы будете питаться именно за этим столом.

— Разрешите сесть, товарищ подполковник медицинской службы? — обратился Сергей к старшему по званию.

Женщина подняла на него донельзя усталые глаза и молча, пряча вдруг мелькнувшую на губах усмешку, кивнула. В вагоне сразу стало тихо. Потом раздался девичий приглушенный смех. Подполковник посмотрела в ту сторону, и девушки, сидящие за соседним столом, немедленно смолкли. Сергей покраснел так, что казалось, кровь вот-вот прорвется сквозь тонкую кожу щек и прыснет алым ручьем на белоснежную скатерть.

— Вас зовут Сергей? — у подполковника был удивительно мягкий голос.

— Да.

— Вы служите в милиции?

Белов почувствовал, как прислушиваются с любопытством к их разговору девушки за соседним столом.

— Вы не смущайтесь, Сережа. Меня зовут Александра Яковлевна, я начальник этого поезда милосердия. А на девиц наших не обращайте внимания. У нас, если вы заметили, мужчин совсем мало. И вдруг вы. Это вполне естественно. Вы ешьте.

— Скажите, Александра Яковлевна, кому мне сдать продаттестат?

— Оставьте его у себя. Вы наш гость. Да ешьте вы, ешьте.

Она смотрела, как осторожно ест этот милый, видимо, интеллигентный мальчик, и думала о сыне, которого убили в сорок втором под Ленинградом. И внезапно, помимо ее воли, ей стал неприятен этот молодой сильный парень в темно-синей гимнастерке. Наверное, если бы ее Толя пошел работать в милицию, то был бы по сей день жив и здоров, как этот Сережа, вон и медали у него, целых три. «За отвагу», «За оборону Москвы», «За боевые заслуги». За что их только им дают? Она перевела свой взгляд на его руки и увидела на правой глубокий шрам, уходящий под манжету гимнастерки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что у вас с рукой? — спросила она с профессиональным любопытством.

— Меня ударили ножом. — Сергей ответил коротко, неохотно.

— Давно?

— В ноябре.

— Кто?

Сергей поднял глаза, посмотрел на собеседницу и понял, что он просто обязан ответить на этот вопрос.

— Мы, — он хотел сказать «брали», но вовремя поправился, — задерживали одного человека. А он очень не хотел этого.

— Кто он был?

— Он убил семь человек. Семерых хороших и добрых людей. Убил, чтобы забрать их вещи.

— Вы воевали?

— Да, недолго, под Москвой в ополчении.

— Ранение?

— Нет, комиссовали. Легкие.

— Приходите ко мне, — вмешался в разговор военврач с погонами майора, — я посмотрю вас. Вы когда были у врача в последний раз?

— Тринадцатого декабря сорок первого.

— Что вы делали до войны? Служили в милиции? — спросила Александра Яковлевна.

— Учился в МГУ на юрфаке.

И тут только Сергей понял, почему она его так дотошно расспрашивает. Понял и простил ее. Перед глазами этой женщины ежедневно проходят десятки раненых, многие из них такие же молодые, как и он. Наверное, некоторые умирали в этом поезде. Одни, вдалеке от близких и родных мест. И, видя последствия кровавого конвейера, именуемого войной, она была вправе спросить его: почему он носит эти погоны, а не полевые? Почему он сидит в Москве, вместо того чтобы драться с немцами? Что же он может ответить ей? Разве он может рассказать о том, как в сорок втором они с Даниловым брали на торфяниках банду Музыки, как от бандитской пули погиб Степа Полесов... Эти люди, врачующие последствия войны, не знают и не могут знать о том, как под Калинином год назад они вместе с опергруппой наркомата по всем правилам четыре часа штурмовали хутор, в котором засела банда дезертиров. Двенадцать человек и четыре пулемета. Разве это не война? Да, он работает в тылу. Но и тыл может быть разный. Милиция служит в горячем тылу войны.

За столом повисло неловкое долгое молчание. Все четверо ели молча, стараясь не глядеть друг на друга.

Обстановку разрядил Карпунин:

— Милые дамы, этот молодой человек служит в отделе по борьбе с бандитизмом. Я не думаю, что их служба намного легче фронтовой.

— Вы преувеличиваете, Петр Ильич, — Белов с благодарностью посмотрел на него. — Все-таки фронт — это фронт.

— Но подождите. Нет, Сережа, подождите. Война скоро кончится, все вернутся домой, но вы ведь останетесь. Игорь останется, Данилов ваш. И снова в вас будут стрелять, а все, даже фронтовики, станут тихо жить и работать. Я правильно говорю?

Сергей помолчал, потом пристально поглядел на Карпунина.

— Когда я пришел в милицию, я думал, что коль скоро мне нельзя воевать на фронте, то я просто обязан принести максимальную пользу в тылу. Если бы я учился в техническом вузе, то просто наверняка бы пошел на завод. Но я юрист. И место мое было не в юрконсультации и не в адвокатуре. Я занялся прикладной криминалистикой. Когда я первый раз задержал человека... Нет, он не был бандитом. Ему тогда только-только исполнилось шестнадцать лет...

— Что же он делал? — перебила его Александра Яковлевна. — Резал, убивал?

— На мой взгляд, хуже. Он отнимал у старух и детей карточки. Грозил ножом и отбирал. Только тогда я понял, что такое служба в милиции. Мы спасли от голода несколько десятков человек. Среди них были врачи, лечившие детей, рабочие, вкалывающие у станка от зари до зари, артисты. У каждого свой фронт. Мы так же нужны армии, как и вы. Врачи лечат солдат, милиция охраняет их дома. — Сергей уже не чувствовал себя смущенным. Конечно, он не убедил эту медицинскую даму, а, собственно, в чем ее убеждать? Доказывать неопровержимые истины? Они же, он, Данилов, Игорь, Самохин, да все их управление не на продуктовой базе всю войну жируют. Они тоже дерутся. Дай бог как дерутся. Он-то в солнечный Баку не за сухофруктами едет. Между прочим, еще неизвестно, как его обратно в Москву повезут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})