Александрия - Дмитрий Барчук

При окончании школы каких-либо внутренних колебаний по поводу своей будущей специальности я не испытывал.

Пес, сделавший из меня отличника, к тому времени стал жертвой собачьей чумы. Мы с мамой долго выхаживали его. Иван Матвеевич прислал самого модного в Москве ветеринара. Но все оказалось бесполезно. Туман ушел от нас, но оставил после себя такую светлую память, что даже сейчас, четверть века спустя, когда я вспоминаю его лукавую мордашку и стоящие торчком уши, которыми он поводит, вслушиваясь в каждое твое слово, на глазах невольно появляются слезы. По Дарвину, труд сделал из обезьяны человека, а из меня человека сделала собака. Именно пес научил меня ставить перед собой прежде казавшиеся недостижимыми цели, разрабатывать стратегию покорения высот и подниматься на вершины. В память о своем четвероногом друге школу я окончил с золотой медалью.

Мне тогда казалось, что передо мной открыты все двери. Стоит мне чего-то очень сильно захотеть, и это сбудется само собой. Да, придется попотеть. Но это же такой кайф! Делать работу, которую сам выбрал, которая у тебя получается!

Я решил подать документы на факультет международных экономических отношений в МГИМО.

Счастливый, я приехал к Ивану Матвеевичу на дачу в Жуковку. Показал медаль и поделился своими дальнейшими планами.

Мы сидели в плетеных креслах на открытой веранде и пили чай со свежим клубничным вареньем. Услышав про институт международных отношений, мой покровитель нахмурился, поставил на стол недопитую чашку и неожиданно обрушил на меня длинную, длящуюся несколько минут фразу на английском, причем скороговоркой, из которой я уловил лишь несколько знакомых мне по школьным урокам слов.

Дядя Ваня закончил говорить, а я сидел в своем кресле, как оплеванный, и не находил что ответить.

– Приблизительно так будут тебя спрашивать на вступительном экзамене по английскому языку, – выдержав паузу, сказал он по-русски. – Хоть ты, Миша, и медалист, но иностранных языков ты не знаешь. Поэтому в МГИМО не стоит и соваться. Только людей насмешишь и меня, старика, подведешь. Хочешь стать финансистом – выбирай: либо Институт народного хозяйства, либо экономический факультет МГУ. Туда я смогу помочь тебе поступить.

Я выбрал университет.

После этого неприятного для меня разговора, ожидая на остановке автобус в Москву, я проклинал свой дурацкий ум, выборочно усваивавший только то, что ему на самом деле нужно в данный момент. Ведь случись мне оказаться где-нибудь в Сиднее или Нью-Йорке, я точно знаю: за считанные недели овладел бы английским. А тут, в Москве, если можно без него обойтись, я и буду без него обходиться. И тогда я принял еще одно важное для себя решение. Я обязательно стану настолько важным и влиятельным человеком в этом мире, что ищущие со мной встречи люди должны будут сами подстраиваться под меня и разговаривать со мной на том языке, который знаю я, то есть на русском. В крайнем случае, через переводчика. И мне сразу стало так легко и свободно, как будто я сбросил с себя непосильную ношу.

В университете я старался учиться так же хорошо, как и в старших классах. Но это у меня не всегда получалось. Уж очень много времени отнимали другие дела. Равняясь на Ивана Матвеевича, я сразу включился в общественную работу. Вначале меня избрали комсоргом группы, потом я вошел в факультетское комсомольское бюро, а на четвертом курсе – в комитет комсомола университета. И после окончания альма-матер вопрос о моем трудоустройстве решился сам собой. Меня взяли инструктором в райком комсомола.

При Горбачеве Иван Матвеевич укрепил свои позиции в ЦК. Он стал заведующим финансовым отделом, эдаким коммунистическим Ротшильдом, хранителем партийной казны. Хотя его романтические отношения с моей мамой к тому времени уже прекратились (видимо, в силу каких-то возрастных изменений, ведь ему уже шел 65 год), ко мне дядя Ваня продолжал относиться по-отечески. Столь высокое покровительство не могло не отразиться на моей карьере, и я за какой-то год дорос до второго секретаря N-ского райкома комсомола. За мной прочно закрепилась слава лоббиста, имеющего выход на финансовый отдел ЦК, за помощью ко мне стали обращаться не только руководители нашего района, но и люди из Моссовета, из горкома партии и даже директора крупных промышленных предприятий.

А когда комсомолу разрешили зарабатывать деньги, я понял, что мое время пришло. С легкостью оставил кресло аппаратчика и возглавил первый в столице центр научно-технического творчества молодежи.

Чем мы только не торговали! Компьютерами, апельсинами, полиграфической техникой, ксероксами, факсами… Вчерашние райкомовские инструктора с месячной зарплатой в 150–200 рублей вдруг стали ворочать миллионами. Выбитые из привычной размеренной жизни, многие не смогли устоять перед новыми соблазнами: спивались, уходили из семей, обворовывали компаньонов, сами становились жертвами афер и скрывались…

Где-то в далеком Неаполе работает сейчас таксистом мой бывший заместитель по центру НТТМ Володя Конюхов. Его еще в 1993‑м Интерпол объявил в розыск. Он живет по подложному паспорту и возит за нищенскую зарплату у подножия Везувия потомков древних римлян. Мой другой зам Коля Салов осел в Анголе. У него сейчас своя авиакомпания из списанных советских самолетов. Занимается контрабандой алмазов и переброской всевозможных повстанцев из одной африканской страны в другую.

В 1990‑м году дядя Ваня пригласил меня к себе на дачу отпраздновать Рождество. Отмечать в то время церковный праздник уже само по себе было большим чудачеством, а то, что он предложил мне потом за уединенной трапезой, для меня оказалось настоящим шоком.

Я приехал в Жуковку на новом, огромном, как танк, джипе Nissan Patrol, с водителем.

Хозяин дачи встретил меня у крыльца сам. Проводил в дом, а шоферу велел дожидаться меня в машине, а не на кухне, где он обычно пил чай с прислугой, пока начальство решало свои дела.

Стол был накрыт не в гостиной, как всегда, а в кабинете Ивана Матвеевича. На две персоны. Закуски были расставлены, а горячее томилось рядом на изящном столике на колесиках. В камине успокаивающе потрескивали березовые дрова. Языки пламени отражались в стеклах высоких книжных шкафов из благородного темного дерева, за которыми поблескивали позолотой корешки книг.

Мы выпили по рюмке отборного армянского коньяка за наступившее последнее десятилетие XX века. И сразу, без лишних преамбул, хозяин перешел к разговору, за которым он и позвал меня.

– Саудовцы окончательно обвалили цены на нефть. Поступление валюты в страну упало до минимума. Мы больше не можем жить, как жили раньше. Эксперимент, начатый в 1917‑м, похоже, вот-вот завершится. Рушится наша идеология, наша страна, Миша. Что будет потом, одному Богу известно. И в руководстве партии, и в КГБ есть разные люди. Одни поддерживают Горбачева, понимая, что крах неизбежен, другие отчаянно хватаются за поручни тонущего корабля. Я принадлежу к первым. И чтобы там ни пел генеральный секретарь про социализм с человеческим лицом, про перестройку, гласность, ускорение, все – чушь, сладкая пилюля для обывателя. Никакого другого механизма для успешного функционирования экономики, кроме рынка, человечество еще не придумало. И вряд ли придумает в обозримом будущем. Поэтому давай будем готовиться, сынок, жить при капитализме. Ты – парень толковый, с головой, у тебя дар от Бога зарабатывать деньги. И надежней человека, чем ты, у меня в этом мире нет. Поэтому ты должен создать банк. Не удивляйся. С документами, с разрешениями я все устрою. Тебе будут приходить деньги. Немалые. То, что ты до этого на своих компьютерах и апельсинах заработал, – копейки по сравнению с теми объемами, которые скоро пойдут на тебя.

Я потерял дар речи. Сомнения быть не могло: Иван Матвеевич предлагал мне распорядиться пресловутыми деньгами партии, о которых трубила тогда вся демократическая пресса.

– А что скажут в Комитете? За такую самодеятельность, думаю, даже вас там по головке не погладят, не говоря уже обо мне.

– За это не переживай, – успокоил меня дядя Ваня. – Кому надо, тот в курсе. А чтобы тебе спокойней работалось и ты не отвлекался на подобные мелочи, у тебя для этих целей будет заместитель – надежный человек из этого заведения.

Так с легкой руки Ивана Матвеевича я стал банкиром. Государственный банк выдал нам лицензию, Моссовет сдал банку в долгосрочную аренду престижный старинный особняк на улице Горького, охраняемый государством как памятник архитектуры. С оборотными средствами проблем не возникало. Госбанк выдавал нам любые кредиты под смехотворные проценты. Полученные рубли мы тут же впаривали кооператорам и госпредприятиям по ставке, в десятки раз превышающей входящую. Но это была только надводная часть айсберга. Главные дела свершались за кулисами, и даже не в нашей стране.