Ковчег для Кареглазки (СИ) - Наседкин Евгений

Я не хотел выходить наружу. Танюша обречена, и я давно это знал. Но должна ли она умереть сейчас? От банального сердечного приступа — стенокардии, или как там оно называется? То, что я чувствую, похоже на совесть. Это мой редкий гость и то, что заставляет людей делать глупости во имя каких-то странных моральных принципов. Внутреннее ощущение добра и зла. У меня мандраж, я остро чувствую свою обреченность — ведь мне придется это сделать.

Танюша блюет и отключается. Лариса вскочила как ужаленная с фуфаек, на которых спала, и прокричала невнятное: «Он рядом! Суровый Боже!». Повторяется вчерашняя история. У нее бешенство матки и это уже всех достало. Даже Готлиб очнулся от своего сна и беспокойно выглядывает из клетки, нервно шлепая хвостом по прутьям. Иваныч и Галина Ивановна бросились успокаивать умалишенную. Лучшего момента не будет, поэтому я сказал Марине, что иду в сортир, и это будет серьезное длительное мероприятие. Я ей почти не соврал.

Для храбрости и чтоб заглушить глас разума, вопящий о моей невероятной глупости, я принял содержимое пузырька с эхинацеей. Хотите научиться разделять добро и зло — нажритесь.

На мне — почти пустой рюкзак и обычная экипировка. Вязаная черная шапка, кожаная куртка и утепленные штаны, толстый картон обмотан на предплечьях и лодыжках. В чехле на правой голени — старый Кракобой. И модные ботинки с ящерками на подошвах.

Я полностью обработал себя аэрозолем от насекомых и с печалью посмотрел на найденную дверь в кабинете трудового обучения. Железная, тяжелая, покрытая ржавчиной.

Страх никуда не делся, но пить больше нельзя — я должен оставаться внимательным. У меня дурное предчувствие, но так было всегда, когда я рисковал. Обыкновенная трусость. Все будет хорошо, если я подготовлюсь, буду собран и осторожен. Так было всегда после Вспышки.

Танюша — обуза. Она раздражает и бесит. Когда-то я прятал от нее найденные сухофрукты, а однажды втихаря слопал шоколадку — там на двоих было мало. Но она моя сестра. Она не сильно близка мне — но ближе никого и нет, я не завожу друзей пачками. Ладно, я сделаю это для нее. Снова. В память о маме. И это будет в последний раз — обещаю самому себе.

Я встряхнул головой, прогоняя тревогу, и с силой надавил на ржавую дверь. Она со скрипом поддалась, и я шагнул вперед, в темный безлюдный город. Волков бояться — в лес не ходить. Надеюсь, что аптека найдется где-нибудь неподалеку. Конечно, тогда я еще не знал, что мне той ночью действительно не следовало выходить. Ублюдки оказались правы.

Глава 2. Чудовища

Нога Мчатряна разболелась, реагируя на каждый пройденный шаг жуткой болью, каждый новый шаг — как выстрел в колено. Еще бы, он уже около двух часов на ногах, и прошел не меньше 5 километров. Уже довольно сильно углубившись в застройку.

Майор давно не гулял по пустынным ночным улицам. Здесь, среди холодных темных домов и их окон — пустых глазниц, которыми смотрел город, его прошиб холодный пот ужаса. Казалось, что город потерял самого себя, сошел с ума и спрятался за ширмами засохших тополей.

Периодически он звал собаку, но ее не было. При этом он вздрагивал при каждом шелесте, при каждом дуновении ветра. Пока что Бог миловал…

Теперь пришло время остановиться. Нога не давала выбора. Он еще брел по прямой широкой улице, опираясь на палку, но уже с надеждой искал взглядом достойное пристанище. Указатель говорил, что это была улица Ленина. Убежище… вот этот дом слишком мрачен, этот — совсем руина, скорее всего, был заброшенным еще до эпидемии. Еще в одном выломана дверь — тоже не годится. Наконец, он услышал стрекот на соседней улице и вбежал в первую же незапертую дверь.

Вернее, две стеклянные двери одна за другой — какой-то офис или магазинчик. Едва он оказался внутри, за окном мелькнула тень. Значит, не показалось. Мчатрян лег на пол и пополз. С одной стороны, ползать в незнакомом месте было небезопасно и неприятно с санитарных соображений, с другой — это минимизировало риск попасться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он уперся в шкаф и приподнялся, поглядывая в окно. Стало понятно, что он находится в аптеке. Появилась идея, и он осторожно перерыл ящики. Нашел какой-то флакон и вскрыл его. В нос ударил мощный аромат спирта, трав и химии. Отлично. Он разбрызгал содержимое, заглушая свой запах. Вернулся к двери и подпер ее стулом.

Снаружи снова проскочила тень. Раздался характерный треск — как шипит электричество, но многократно громче и трескучее. Сердце ускорилось, сбивая дыхалку. Мне нельзя умирать! Мчатрян доковылял к занавеске за кассой, скрывающей коридор с рядами кабинетов и чуланов. Он проверил несколько дверей — вот этот кабинет неплох, прочная дверь, диванчик за столом, окошко во внутренний двор. Он заперся на ключ, скорее всего, проторчавший в замочной скважине последние пять лет, и присел. Было жутко, поэтому он обложился пистолетами. Кто бы ни пришел — его рука не дрогнет. Хотя, в душе Артур надеялся, что пронесет — и применять оружие не придется.

Прислушиваясь к происходящему вокруг, он несколько задумался, вспомнив родные горы и поселок, в котором провел детство… теплый аромат свежеиспеченного хлеба, плов с курагой, запахи укропа и мяты. Я обязательно вернусь домой, женюсь, и у меня будет много детей. И я научу их столярному делу, охоте, рыбалке… мечтательно запланировал майор и тут же вернулся к реальности. Но это получится только тогда, когда я сделаю мир безопасней. Поэтому, сейчас я должен пережить ночь, должен найти собаку и доставить Ковчег в Илион.

Мчатрян открыл кейс, присвечивая фонарем. Достал сложенную карту, обнажив под ней старую фотографию с тремя молодыми людьми. Мгновение задержавшись взглядом на фото, он достал и его тоже. После чего уставился на место на карте под названием «Межник».

****

Вы не представляете, как до уссачки страшно ходить по ночам. Даже спустя пять лет к этому невозможно привыкнуть. Каждый вздох ветра, каждый звук, каждое движение в этом готическом городе — наполняло ужасом и поднимало шевелюру на дыбы.

Было скользко, но новые ботинки хорошо цеплялись за поверхность. И не так уж сильно давили — скоро расходятся и будут идеальными.

Я прошел уже около километра, но ни одной аптеки не было. Скрипя душой, я перешел через мост на другой берег. И здесь я столкнулся с этим.

Мерзкое существо выскочило из какой-то щели. Оно рычало и, кажется, пыталось кусаться, но я так был ошарашен, что точно не помню. Я отмахнулся Кракобоем, промазал, но мне удалось отшвырнуть его ногой, задев морду. Чудовище взвигнуло, но остановилось неподалеку, соблюдая дистанцию. Кажется, оно учуяло перегар.

— Ты что, дрянь!? — нарочито грубо спросил я.

Язык заплетался от алкоголя, принятого натощак. Но животное, услышав меня, тотчас успокоилось. Говорят, что собаки побаиваются пьяных людей. А может, оно соскучилось за человеческим голосом.

Даже в темноте было видно, насколько жуткая это собака. Тогда я даже подумал, что это не совсем и собака, а какая-то помесь, мутант, генетический эксперимент. Это нечто больше смахивало на горбатого шакала, или даже на гибрид шакала и козла. И все же это была собака. Скорее всего, даже пес, кобель светлого окраса, крупный и высокий, достигавший 70–80 см в холке, худющий как смерть. Вылитый Цербер — без иных вариантов. И в соответствии с пугающим внешним видом, адский пес имел непропорционально длинные ноги, длиннющий хвост на таком же длинном туловище, и огромные уши со сломанными верхушками.

— Иди к черту, Цербер! — скомандовал я, стараясь победить страх. — Бля! Латыш тебя на кусочки порежет!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я ковылял, не поворачиваясь к псине спиной. Цербер двинулся вслед за мной. Он еще рычал, но тише, и как будто менее агрессивно. Меня таким не проведешь. Сначала я исподтишка зарядил в него тлеющим окурком — и почти попал. Любопытно было бы наблюдать истерику животного с горящей шерстью. Потом я схватил булыжник на тротуаре и швырнул в него. Промазал, правда. Но дистанция между нами увеличилась метров до шести.