Арлекин и скорбный Экклезиаст - Фаина Раневская

Типичный пример «позиционной творческой войны». Раневская методично, раз от разу опаздывала на репетиции. Вряд ли кому-то ещё это так сходило бы с рук. В какой-то момент Завадскому такое положение дел надоело… да и надо же продемонстрировать, «кто в доме хозяин»! Велел труппе: «Если хоть ещё раз опоздает – то просто Раневскую не замечать!» Бойкот, мол, объявим! Сильный ход…Ну, и что поделать – все покорно согласились: с начальством не поспоришь, ему виднее!

Далее – лучше прямой цитатой:

«Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна:

– Здравствуйте!

Все молчат.

– Здравствуйте!

Никто не обращает внимания. Она в третий раз:

– Здравствуйте!

Опять та же реакция.

– Ах, нет никого?! Ну, тогда пойду поссу!»

Занавес!.. Не просто смех, но предполагаю – надмирный хохот разрушил все условные бойкоты в мановение ока. И где теперь этот хвалёный «административный ресурс»?

Думаю, что «душка» Завадский – который привык, что все женщины (поголовно, вне зависимости от возраста) смотрят на него с плохо скрываемым обожанием – стал крайне обескуражен таким к себе отношением. Вроде бы, на первый взгляд, безобидные предположения Раневской, намертво приклеившиеся к прославленному театральному деятелю: «Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе!» или «Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания «Мать-героиня»! Но ведь особо и не «полютуешь»: завистники (да и не только!) сразу же обвинят в отсутствии чувства юмора, а того и гляди – просто в «недалёкости».

Хотя со стороны Фаины Раневской – такая позиция является не более, чем способом активной защиты. Она не держала зла. И неслучайно на смерть Завадского написала следующие строки: «Я знала его всю жизнь (…) И я грущу, тоскую о нём, мне жаль, что он ушёл раньше меня. Я чувствую свою вину: ведь я так часто подшучивала над ним». Здесь ключевое слово: «подшучивала», кто бы чего ни говорил!

Хотя это вовсе не значит, что все шутки Раневской несли некую беззубую, ванильно-ироничную «доброту». Нет, порой это довольно желчные, обидные остроты. Мало кто желал бы получить их на свой счёт… И опять сама что это? Старческая злость и традиционная зависть к более молодым? Недовольное брюзжание неудачницы, не получавшей достаточного количества ролей – ни в кино, ни в театре? (Порой именно так пытаются проинтерпретировать многие словесные «перлы» Раневской её нынешние недоброжелатели.)

Или, всё же, некий праведный гнев, попытка хоть что-то изменить в «паскудной» реальности, что её окружала?

«В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части», – напишет Раневская в воспоминаниях. И если внимательно прислушаться к самой Актрисе, то увидим, насколько её раздражал – именно «в принципе», как поругание вечной идеи Высокого Искусства – непрофессионализм околотворческих приспособленцев: «Сегодняшний театр – торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире!»

И, если рассматривать совсем пристально, понимаешь, что «сортирные» определения возникают не из каких-то личных отношений, не из-за того, что «что-то сложилось или нет», а именно по профессиональному признаку. Раневская любила всё мерить по самому высшему, «по гамбургскому» счёту. Никаких поблажек – ни для себя, ни для коллег.

«Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому…»

…Думаю, что и своим непредсказуемым чувством юмора Раневская также озадачивала коллег. Потому как не секрет – и в артистической, и в литературной среде существует целый пласт стареющих «остроумцев» обоего пола, расхаживающих по разного рода презентациям и творческим мероприятиям с заранее заготовленным набором дежурных шуточек и «не раз испытанных» на практике актёрских баек. Первое впечатление человек производит довольно сносное… ну, а дальше – когда при третьей встрече вынужден в третий раз выслушивать одну и ту же остроту, даже выраженную с одинаковой интонацией! Хочется просто ругаться матом… как, впрочем, не раз это делала и сама Фаина Раневская!

«Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно». И всё – по максимуму! На сцене – проживать жизнь, а в жизни – чувствовать себя как на сцене, под пытливым взглядом заклятых приятелей и просто коллег по театральному цеху. Ведь любое её действие – завтра может быть разнесено злопыхателями и любопытствующими по всем артистическим центрам необъятной страны Советов. Не давать повода! Столько историй о Раневской сохранено и описано её современниками… но вот не нашёл ни одной, где бы она представала в неприглядном свете, где бы её обвиняли в подлости, в низменной мести… да и вообще – в обычном злонамерении! Представляли в парадоксальном свете, в виде непредсказуемой, не от мира сего – можно найти, при желании.

А при этом положительного – зафиксировано пруд пруди. Фаина Георгиевна мастерски, с изящным совершенством бичует своих идейных оппонентов, мягко подтрунивает над приятелями, с кем была дружна… и резко, безапелляционно «посылает в жопу» всех тех, кто пытается бесцеремонно влезть в сложный процесс её отношений с миром.

И жёсткий «отлуп», и даже пресловутая «жопа» (заметьте – не «задница» даже, и уж тем более не разные завуалированные эвфемизмы) – стали своеобразной «визитной карточкой» Актрисы-философа. Её «шуточки на грани фола» никогда не считались признаком вульгарности или грубости, а наоборот: признаком утончённого остроумия, игрой интеллекта, и – для посвящённых! – определённой «фигой в кармане», выражаемой окружающей косной действительности.

«– Почему, Фаина Георгиевна, вы не ставите и свою подпись под этой пьесой? Вы же её почти заново переписали.

– А меня это устраивает. Я играю роль яиц: участвую, но не вхожу».

Возможно, кто-то из записных ханжей может тут прокомментировать: «Фу, быдлятина! Какая пошлость!» И понимаешь, что «ещё совсем чуть-чуть» – и пришлось бы, скрепя сердце, согласиться. Но Раневская имела удивительную особенность: «не перегибать палку», останавливаться на краю, доводить «почти до» открытой неприличности – и тут же отскакивать в сторону, предоставляя слушателям самим «докручивать» возможные смысловые нюансы… и катиться кубарем в яму «неприличных» ассоциаций.

Ну, например, почти безобидное: «Самая ненавистная болезнь – геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать!» Или, ещё более невинное, но не с меньшей житейской прозорливостью, тоже на медицинскую тему: «Как считаете, медицина делает успехи? Ответ Раневской: «А как же! В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь – достаточно язык показать!»

Думаю, что сложившийся имидж «безбашенной хулиганки» – в некотором смысле «охранял» Раневскую в жизни. Она могла себе позволить публично сказать нечто, за что не просто «обычного работягу», но и «заслуженного» культурного работника могли начать довольно ощутимо «прессовать». Речь идёт о довольно «смелых» для того времени шуточках на политические темы. Тем более что разговор не об обычном пересказывании расхожих анекдотов (а за это тоже можно было попасть под репрессивный аппарат недремлющей Государственной машины!), а именно о генерировании совершенно новых смыслов и образов, кои выглядели весьма «обидными» для действующей власти – под определённым углом зрения.

Ну, например, как вам такой пассаж:

«– Фаина Георгиевна, вы видели памятник Марксу? – спросил кто-то у Раневской.

– Вы имеете в виду этот холодильник с бородой, что поставили напротив Большого театра? – уточнила Раневская».

Зная реалии тех лет, понимаешь, что «рисковала» не только сама Фаина Георгиевна, но и тот не оставшийся в Истории аноним, кто задал подобный вопрос. Так что, в его тщедушных интересах (чтобы обеспечить себе будущее спокойствие) – стояла настоятельная необходимость банально донести на Раневскую. Боялась ли она этого? Или что… настолько доверяла своим собеседникам?

Ну, раз эти её фразочки дошли до наших дней (а в те времена – широко расходились в качестве «опасных» баек) – значит, как минимум не все её знакомые умели держать язык за зубами. И потому можно услышать крайне смелую, на грани фола, «историческую ретроспекцию» Раневской: «Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности». Тут уже явное нарушение негласного табу, саркастический подрыв самих устоев, незыблемых на тот момент (Советский Союз всё-таки!) – безоглядное высмеивание «нашего всего»!

И что же? Подвергалась ли на обструкции? Думаю, когда откроют все архивы спецслужб – мы узнаем и об этом. Но отдельные отголоски можно найти даже и в столь малом – несоизмеримо с талантом! – количестве ролей в театре и в кино…