Риверстейн - Марина Суржевская

Я встрепенулась, осоловело уставившись на травницу. Даже не сразу поняла, что это такое она мне в руки сует. Ах, настойка… ну, да. Разочаровано запихнула склянку в карман юбки, не забыв поблагодарить женщину.

— Чего так долго, — подскочила мне навстречу Ксеня, — одевайся скорее, на вечерню опоздаем!

Сама она уже наматывала на волосы платок, натягивала кожух.

— Давай-давай, шевелись! Не хватало еще по пальцам получить за опоздание! Все уже ушли!

Я схватила свой тулуп, на ходу закручивая косы под платок. Выскочив, мы как раз успели пристроится в хвост процессии, традиционно каждый вечер восхваляющей святых старцев Ордена. Раньше мы ходили вдоль всего приюта со свечами в руках, однако последние годы воск экономили, и в руках послушницы несли еловые и дубовые ветви.

Даже Аристарх, гундосо распевавший псалмы во главе процессии и арея Алфиа, замыкающая, размахивали ветками, как и мы.

Замерзшая процессия, шагающая вдоль здания и размахивающая ельником выглядела столь комично, что мы с Ксенькой привычно захихикали, но тут же сделали серьезные, одухотворенные лица. С одухотворенностью, кажется, переборщили, потому что Алфиа покосилась и взмахнула прутом. Мы вытянулись по струнке и старательно (то есть заунывно) запели вслед за Аристархом. Игуменья Алфиа в отличии от Гарпии, хлыстом не владела, зато в совершенстве владела гибким ивовым прутом, которым с удовольствием хлестала учениц по пальцам за недостаток рвения. да так, что руки распухали до локтей, и пальцы не могли удержать на следующий день перо.

Поэтому пели мы старательно.

За время, проведенное в каморке травницы, ночь уверенно опустилась на землю. В морозном небе мерцали синие звезды, желтая луна таращилась на нас всеми своими пятнами. Где-то в лесу, у елей чуть хрипло и протяжно завыл волк, так четко попадая в такт с Аристархом, словно они на пару тренировались. Мы не удержавшись, прыснули.

Алфиа сверкнула на нас глазами, но тут в ельнике волчий вой подхватили еще с десяток звериных глоток, дикая лесная песня заглушила наши испуганные голоса, Аристарх закашлялся и замолчал. Видимо, не зная как поступить, все-таки теперь уже не понятно кто кому подпевает… да и потом распевать псалмы под волчий вой- это как-то… кощунственно!

Еще несколько зверей завыли справа и слева, создавая весьма неприятное ощущение, что нас окружают. Девчонки сбились с шага, нарушая торжественный строй, боязливо собрались в дрожащую кучу. Аристарх с Алфеей тревожно озирались, не зная, что предпринять. То ли дальше продолжить шествие, то ли плюнуть и спрятаться за каменные стены приюта. Хотелось плюнуть, желание это столь отчетливо читалось на их лицах, освещенных луной, что даже первогодки это поняли.

— Не расходится, — приказала Алфиа, потрясая прутом и тревожно озираясь, — всем стоять! И потрусила к началу процессии, вернее кучки.

— Как волки близко, — тихо сказала Ксеня мне в ухо, — никогда так близко не подходили. Словно прям у ограды воют.

Я кивнула, подула на замерзшие пальцы, непочтительно засунув ветку под мышку. Подруга права, я не помню, чтобы волки так близко подходили к Риверстейну. Иногда, конечно, доносились протяжные волчьи песни, но далеко, в лесу, ближе к Границе.

Я с интересом прислушалась.

— А красиво поют, — удивилась, — с чувством.

— Все-таки ты, Ветряна, скаженная. С каким чувством, это же волки! Жрать они хотят. Вот схрумкали бы пару послушниц, еще пуще б запели. От радости уже!

— Нет в тебе романтики! — я задумчиво уставилась на звезды. — красота-то какая!!! Посмотри.

— Ага, предпочитаю на лавке у печи пирожки рассматривать. Вот то красота, — буркнула подружка, — да и неуютно как-то… так близко воют… страшно.

— А мне вот нет, — призналась я и сама удивилась. А ведь, правда, не страшно. Даже как-то… нравится. Ведь красиво же поют, в самом деле!

Я прикрыла глаза. В том, что волки именно поют, а не воют бездумно с голодухи, я даже не сомневалась. И чудилось, что я даже понимаю, о чем их песня. О свободе… о безудержном беге по рыхлому снегу…об острых запахах леса, что не дают спать… о ветре, с которым можно играть в салочки… об одиночестве… о надежде, что переживут зиму, встретят весну и цветение трав…

Мне безудержно захотелось поднять лицо к луне и подпеть… или подвыть!

— Ветряна, что с тобой? — Ксеня рассматривала меня подозрительно.

— Повыть захотелось, — серьезно сказала я.

— Ааа… ну да, это бывает. Мне показалось, что ты их слушаешь.

— Ну да, слушаю. Слова красивые…

— Какие слова? — пискнула Ксю, округлив глаза.

— А… — я махнула рукой, — пошли, вон наши в тепло потянулись.

И поковыляла к приюту, отмахиваясь от подружки. Волки словно расстроившись, что слушатели удалились, замолчали.

Ужин порадовал жидкой овсянкой и ржаной краюшкой.

— С такими харчами скоро не волки нас, а мы их жрать пойдем, — хмуро сообщила Ксеня, размазывая содержимое тарелки. Я захихикала, представив свою боевую подружку с топором в одной руке и обалдевшим от такого нахальства волчарой- в другой. Ксеня тоже улыбнулась.

Мы еще похихикали, так и эдак представляя эту картину, поэтому я вспомнила о произошедшем, и посерьезнела.

— Данина говорит, в деревнях пропадают дети. И еще, у нас в приюте- тоже. Только настоятельницы это скрывают. — прошептала я, оглядываясь, чтобы не услышали другие. Впрочем, особого внимания на нас никто не обращал, послушницы торопливо стучали ложками. Наставница у окна лениво рассматривала зал, присматривая за воспитанницами.

Я потихоньку рассказала Ксени все, что услышала от травницы. О подслушанном разговоре Божены и Гарпии, вернее, той части, где речь шла обо мне, говорить не стала, слишком он был… странным. Хотелось самой для начала все обдумать.

Подруга задумалась.

— Непонятно… куда ж они все подевались? И даже следов не осталось? Ни снежка примятого, ни сломанных веток, ни отпечатков на земле?

— Ни-че-го! Охотники искали, с собаками и — никаких следов. Вернее следы есть, детей, до определенного места, а потом, обрывается!

— Улетели они что ли? — недоуменно сморщила лоб Ксеня, — не бывает же так! А может, это все байки деревенские? Сама знаешь, горазды они сочинять небылицы!

Я пожала плечами. Может, и байки, но на душе тяжело. Да и наставницы наши перепуганные ходят, тревожные, а наших грымз так просто не испугать.

— У нас тоже пропадают, — задумчиво сказала Ксеня. — сама подумай, послушниц становится все меньше и меньше, куда они деваются? Младшие раньше пять столов занимали, а сейчас- три…