Преимущество Гриффита - Дмитрий Дейч

Гриффит - морской конёк, спасающийся от акулы… клац!… впрочем, нет, уже нет…

Он - акула, пожирающая всё, что движется в пределах видимости. Малая тварь, которую Гриффит прихватил по пути, не способна утолить его ЧУВСТВО ГОЛОДА. Хо-хо! Уж он-то знает, что такое ГОЛОД! Слева по курсу появляется дичь. Гриффит бросается наперехват и хватает зубами торпеду, несущуюся к далёкой, невидимой ему, цели.

Взрыв.

Кракен от неожиданности упускает девушку и смотрит, как она погружается всё глубже и глубже, туда, где щупальца его бесполезны. Узкий пролом в скале, вырастающей из рыхлого илистого дна. Нет, ему не достать, не нащупать её. Потеряна! Белое свадебное платье медленно разворачивается, развевается в тусклом подводном свете и, наконец, совершенно исчезает в темноте.

Какая досада!

Пальцы сами собой разжимаются. Резиновый утёнок катапультируется на поверхность, подскакивает и снова шлёпается в воду, подняв фонтан брызг. Преодолевая сопротивление жидкости, Гриффит поднимается вслед - как Гулливер, освобождающийся от сетей лиллипутов. Водяные нити тянутся за ним, и на одно короткое мгновение кажется, что они способны удержать его, заставив вновь погрузиться.

Он взмахивает руками, помогая себе сдвинуться с места и, наконец, усаживается. Уровень жидкости в цинковой ванне ощутимо падает.

С лёгким паром!

Вынув пробку, Гриффит не встаёт с места, но продолжает сидеть, ожидая, пока вода схлынет и тело обретёт вес, соответствующий силе земного притяжения.

Гриффит: святой

Св. Гриффит был канонизирован благодаря пожизненному обету, воспрещающему творение чудес. Африканский царь Аштвалаушта тридцать три дня пытал Гриффита, вынуждая его освободиться от боли при помощи колдовства, но так и не преуспел. Перед тем как бросить его в кипящее масло, царь последний раз потребовал от Гриффита демонстрации чуда, и святой сказал ему: "Чудо, что я живу. Но когда я умру, ты станешь свидетелем ещё одного чуда". Сказав это, он погрузился в масляную купель. Аштвалаушта ожидал, что святой вознесётся или благодаря чарам останется жив, но Гриффит сварился в масле, явив тем самым чудо истиной веры и упорства в исполнении обета. Масло, в котором варили святого Гриффита, по сей день продаётся на базарах Катманду - в маленьких прозрачных сосудах, изваянных по форме его бороды.

Проповедь Гриффита

На злобу дня пеняю: день - бремя гнева. День зол. Изо дня в день, каждый день, от истока и до свершения дней. Почему? Почему день - зол, а ночь, прибежище тьмы, - добро и спасение? Ночью - устав иной, праздный, а днём человек деятелен. И не знает сам, насколько благородная праздность души угодна Господу и насколько неугодны ему обезьяньи подскоки, которые вы промеж собой зовёте "благочинным трудом" и "заботою о потомстве". Блаженны те, кто в забвеньи труда человеческого познает Труд Божий. Днём мы нагие перед соблазном, а ночью - полны решимости и терпения. Днём нечисть выступает прямо, от лица своего, ночью - скрывается от бодрствующих. Днём глаза отверсты, но не видят, ночью же одного вдохновенного слуха довольно, чтобы издалека распознать приближение истины. Молитесь, дети мои, чтобы день ваш стал тишиной, а ночь - бдительным и умным деланием.

Местоимения Гриффита

Ребёнком, лёжа в постели с открытыми глазами, он часами вглядывался в темноту, исследуя законы сплетения образов. Вначале Гриффит видел лишь точки, они исчезали и появлялись, меняли яркость, парили, их движение казалось беспорядочным и бессмысленным, но вынуждало таращиться, напрягать зрение, чтобы обнаружить источник, скрытый порядок, который, насколько он знал из опыта предыдущих ночей, присутствовал в этом мельтешении, до времени избегая распознавания, предпочитая притвориться сырым хаосом. Вскоре выяснялось, что темнота имеет объем и массу, теперь это было нечто отличное от матово-чёрной плоской доски и напоминало снегопад в негативе - хлопья, равномерно движущиеся в одном направлении, в пустоте, косые линии, пересекающие поле зрения. После появлялись цветные узоры, но не сразу, не вдруг, а будто кто-то с течением времени равномерно вводил ощущение цвета в пространство, бывшее прежде пустым и безвидным. Эти узоры научали его особому чувству ритма, они казались бесконечными, всюду - живая геометрия, дышащая, пульсирующая, вечно изменчивая, как в стёклышке калейдоскопа. Каждый элемент имел связь с привычным миром вещей: какую ниточку ни потяни, разматывается клубок образов и понятий, окружающих тот или иной предмет подобно облаку или сфере. В какой-то миг явь окончательно сдавала позиции, и Гриффит уходил дальше, пользуясь одной из найденых нитей в качестве путеводной.

Недоумение Гриффита

Дорого бы он дал, чтобы понять как эти складочки, эти бугорки, родинки, ямочки и морщинки складываются в человеческое лицо.