Обладатель Белого Золота - Стивен Дональдсон

Грубовато-резкий ответ Кайла — «Я не знаю» — напомнил Ковенанту об этом, и у него перехватило горло. Он не хотел оставлять харучая в его томительном одиночестве, но хорошо помнил слова Бринна: «Кайл займет мое место подле тебя и будет служить, как служил Страж Крови Баннор» — и знал, что никакая просьба не заставит харучая свернуть с намеченного пути. Горькая память о Банноре не позволяла Ковенанту даже предположить, что кто-либо из харучаев станет оценивать себя по иным меркам, нежели принятым у его народа. Ковенанта по-прежнему переполняла горечь: судьба властна даже над убийцами и прокаженными. С трудом прочистив горло, он прохрипел:

— Кайл, мне нужна моя старая одежда. Она в ее каюте.

Харучай кивнул, словно не заметил в этой просьбе ничего странного, и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Ковенант снова растянулся в гамаке и стиснул зубы. Он вовсе не хотел надевать ту одежду, не хотел возвращаться к той суровой и безрадостной жизни, какую вел до того, как встретил любовь Линден. Но как иначе мог он покинуть свою каюту? Без того презренного одеяния он не мог сейчас обойтись, ведь любая другая одежда означала бы ложь.

Кайл вернулся не один, и, увидев его спутника, Ковенант мигом забыл про принесенный харучаем узел. Из-за искривленного позвоночника и сгорбленной спины Красавчик казался необычайно низкорослым для Великана: голова его даже не доставала до висящего гамака. Но неукротимое выражение придавало его изуродованному лицу особое достоинство. Несколько суетясь от возбуждения, он бросился к Ковенанту.

— Ну разве я не говорил, что она воистину Избранная! — без всяких предисловий воскликнул Красавчик. — О Друг Великанов, в этом не может быть сомнений. Возможно, это всего лишь одно из многих чудес, ибо путешествие наше воистину изобилует чудесами, но я не смею надеяться, что увижу что-либо, превосходящее это. Камень и море! О Друг Великанов, она вернула мне надежду.

Недоброе предчувствие, уколовшее Ковенанта, заставило его мрачно воззриться на собеседника. Какую еще роль успела взять на себя Линден, в то время как он так и не решился открыть ей правду?

— Ты не понимаешь, — мягко промолвил Красавчик, — да оно и не диво. Ведь ты никогда не видел, как под звездным небом появляются из моря никоры, и не слышал, как Избранные усмиряют их своим пением.

Ковенант молчал. У него просто не было слов, чтобы выразить одолевающие его противоречивые чувства: ощущения гордости, облегчения, и… горькой потери. Женщина, которую он любил, спасла корабль Великанов. А он — он, некогда одолевший в поединке самого Презирающего — более ничего не значил.

Вглядевшись в лицо Ковенанта, Красавчик вздохнул и еще более мягко и деликатно продолжил:

— Об этом ее деянии можно рассказывать бесконечно, но я постараюсь быть кратким. Ты, наверное, слышал о том, что Великаны умеют в случае нужды призывать никоров. Последний раз мы воспользовались этим умением, когда тобой овладел странный недуг, насланный Опустошителем.

Сам Ковенант ничего не помнил, но о том, что пребывал в бреду, между жизнью и смертью, знал по рассказам.

— Однако разговаривать с ними мы не умеем, наш дар понимания языков не простирается столь далеко. Опыт несчетных поколений бороздивших моря предков позволил нам затвердить слова, на которые они отзываются. Но мы повторяем их механически, не понимая значения, да и знаем лишь слова, позволяющие призвать никоров, но не утихомирить их. А кораблю, вступившему в море никоров, когда они в гневе, едва ли следует их призывать.

Губы Великана тронула легкая улыбка, и он продолжал рассказ:

— А Линден Эвери — вот уж кто настоящая Избранная! — нашла способ обратиться к ним и спасти нас. Правда, руки у нее слабые, поэтому ей пришлось прибегнуть к помощи Яростного Шторма. Вместе они спустились в самый глубокий трюм. Сквозь толщу камня Избранная прочла планы никоров, ощутила их ярость и, поняв, что им требуется, принялась выстукивать по корпусу ритм. Она стучала, а Яростный Шторм вторила ей, выстукивая тот же ритм молотом. И никоры вняли ей! — торжествующе воскликнул Красавчик. — Они расступились и пропустили нас целыми и невредимыми, а сами устремились прочь, унося свою злобу и ярость на юг.

Великан ухватился за край гамака, словно желая заставить Ковенанта получше вникнуть в его слова:

— Надежда не потеряна! Пока у нас есть силы терпеть, а Избранная и Друг Великанов остаются с нами, остается и надежда.

Это простодушное заявление заставило Ковенанта вздрогнуть. Слишком многим людям он причинил зло, и для него надежды не оставалось. Какой-то части его «я» хотелось кричать. Неужто, в конце концов, ему придется сделать именно это? Отдать кольцо — смысл всей его жизни — Линден, не видевшей Страны до того, как ее изуродовал Солнечный Яд, а потому неспособной по-настоящему любить ее.

— Расскажи все это Хоннинскрю, — слабо пробормотал Ковенант. — Ему не помешает любой намек на надежду.

Глаза Красавчика погасли, но он не отвел взгляда.

— Капитан рассказал мне о твоем отказе. Я не больно-то разбираюсь в таких делах и, что хорошо, что плохо, судить не берусь, но сердце подсказывает мне — ты поступил как должно. И это хорошо. Не думай, будто меня не печалит гибель Морского Мечтателя или я не понимаю обиды и горя капитана. Но я понимаю и другое — сколь опасна твоя сила. Никоры пропустили нас, но кто знает, как ответили бы они на пламя. Никому не дано постичь твою судьбу и твое бремя, но мне сдается, что, следуя своим путем, ты поступаешь верно.

Сочувствие Красавчика было столь неподдельным, что Ковенанта бросило в жар. Слишком остро он сознавал, что поступал вовсе не правильно. Но страх и отчаяние пригасили все прочие чувства. И ему было не по себе под пристальным взглядом собеседника.

— О Друг Великанов, — со вздохом промолвил Красавчик, — вижу, что скорбь твоя невыносима, но ума не приложу, как тебя утешить.

Неожиданно он наклонился, достал кожаную флягу одной рукой, протянул ее Ковенанту.

— Но если рассказ о деяниях Избранной не приносит тебе успокоения, может, ты выпьешь «глоток алмазов» и дашь отдых своей плоти? Не будь слишком суров к себе.

Эти слова заставили Ковенанта вспомнить Умерших Анделейна. Женщина, дочь которой он изнасиловал и довел до безумия, говорила так: «Наказывая себя, ты свершаешь Осквернение и тем самым действительно заслуживаешь наказания».

Но Ковенанту не хотелось думать об Этиаран.

«Если ты не находишь успокоения», — припомнил он слова Красавчика и запоздало представил себе, как в недрах дромонда Линден трудится ради спасения корабля и Поиска. Он не мог слышать выбиваемого ею ритма, но словно воочию увидел сосредоточенное, обрамленное пшеничными волосами лицо со строгими складочками у рта и между нахмуренных бровей. Лицо, каждая черточка которого была невыразимо прекрасной.