1.Неделя Триоди Великопостной. - протоиерей Иоанн Толмачев

Будем же избегать фарисейской гордости, которая искушает и низвергает людей в погибель. Последуем смирению мытаря, которое ведет к покаянию и отпущению грехов. «От возношения уничтожается всякое благое, от смирения же уничтожается всякое злое. Тщеславие отщетевает богатство правды; смирение же расточает страстей множество. Всяк возносящийся смирится; смиряяй же себе вознесется.»[7]

Фарисейская праведность

«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя» и проч. (ст.11–12).

Евангельский фарисей был, по-видимому, человек благочестивый: он молился, постился, благотворил бедным и не имел грубых пороков. Но в очах Божьих он оказался великим грешником, достойным осуждения (ст.14). Люди, подобные фарисею, были во все времена; не мало их и теперь. Судя по внешности, эти люди — не очень плохие. Они честны и безукоризненны в гражданском смысле; аккуратно посещают храм Божий; исполняют в точности религиозные обряды; чужды грубых преступлений против общественной нравственности; не подают никакого соблазна своим поведением и делают много добра. Почему же эти люди неугодны Богу, как неугоден был и евангельский фарисей? Потому что их праведность — фарисейская праведность.

1. Как фарисеи избегают зла?

Фарисеи всех мест и времен тщательно остерегаются худых проступков и злодеяний. Это, конечно, заслуживает похвалы, но достоин порицания тот способ, которым они, по-видимому, избегают зла.

а) Они чуждаются очевидных грехов, бросающихся в глаза всем и каждому, и исполняют предписания закона, относящиеся к внешнему строю жизни, а не к расположению сердца.

Они не совершают убийства, но сердце их исполнено ненависти, гнева, зависти и вражды. Они не решаются на воровство, но не боятся похищать чужой собственности обманом, непомерными процентами, хитрыми сделками. Они не делают открытого нападения на честь ближнего, но пускают в ход клевету. Поступая так, они забывают, что как в организме человека внешние болезни бывают, по большей части, менее серьезны и скорее поддаются лечению, — так и в нравственной жизни грехи внутренние, растлевающие сердце, страшнее и упорнее при исцелении, к которому они, к тому же, не хотят прибегнуть.

б) Они совершают зло не публично, а втайне.

Вопрос Спасителя, обращенный к фарисеям: «кто из вас без греха»? заставил их отказаться от осуждения женщины и показал, что они сами были не чужды того порока, в котором обвиняли других. В царстве небесном могут иметь место только очищенные от всякой скверны плоти и духа. Для тайного грешника покаяние труднее, чем для явного.

в) Они свободны от грехов, грубо и явно нарушающих нравы общества, права его членов.

Грехов же, ласкающих испорченную внутреннюю их природу, они не только не избегают, но стараются вознаградить ими некоторые лишения и жертвы внешней праведности. Фарисеям недостает, главным образом, страха к греху, чистосердечности, добросовестности, верности перед Богом.

2. Как фарисеи делают добро?

Фарисеи вообще совершают много добрых дел.

Они стоят гораздо выше тех, которые во всю жизнь свою ничего доброго не сделали. Они подают милостыню, оказывают помощь нуждающимся, постятся, ходят в храм, ревнуют о добре. Но почему?

а) Для славы и похвал человеческих.

Не любовь к Богу и ближним побуждает их к добрым поступкам, а любовь к своему я, стремление возвысить его, украсить перед людьми, снискать ему внешнюю честь. Но добро тогда только может быть названо истинным добром, когда оно проистекает из любви к Богу, из любви к ближнему; в противном случае оно фарисейское добро.

б) Поэтому фарисеи охотнее делают добро явно, чем тайно.

Но, по заповеди Спасителя, левая рука не должна знать, что делает правая.

в) Фарисеи делают добро, не сопряженное с жертвами.

Они молятся, потому что это легко, но не прощают обид. Они помогают с избытком, но не страждут с страждущими.

Доброе дело только тогда есть истинное добро, когда оно стоит жертв, труда, самообладания и самоотвержения.

Заключение. Когда мы делаемся фарисеями, и когда — нет?

Взаимное сравнение гордости и смирения

«Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (ст.14).

Эти слова Спасителя, очевидно, не дозволяют нам хвалиться нашими преимуществами и добродетелями. Но мы можем и смеем говорить о себе с похвалой; иногда даже наша обязанность требует настаивать на признании наших добрых качеств и заслуг, если от этого признания зависит наша честь и деятельность. Однако при суждении о самих себе, мы должны искренне сознавать наши недостатки и приписывать добро, сделанное нами, не себе, а благодати и помощи Божьей, — иначе говоря, мы должны быть смиренны. Совершенно иначе поступает человек гордый, величающийся своими воображаемыми преимуществами и добродетелями.

1. Гордый слеп и не знает своих недостатков; напротив, смиренный знает самого себя.

а) Гордость ослепляет и препятствует самопознанию.

Высокомерный считает себя исполненным преимуществами добродетелей и заслуг, которыми он вовсе не обладает, или же придает своим поступкам и делам более цены, чем они имеют Это самомнение ослепляет его насчет его нравственного состояния. Он считает себя совершенно беспорочным человеком, не находит нужным непрестанно испытывать качество своих намерений, нравственного состояния и поступков, быть внимательным к своим ошибкам, дурным привычкам и грехам.

Если он слышит слова Писания: «нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» (Еккл. 7:20), или: «если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1:8), то он всегда относит это к другим, но никогда к самому себе. Каждое напоминание благоразумных людей о его погрешностях он принимает с огорчением; каждое суждение о его поступках он отрицает с негодованием, или объясняет это завистью и страстью к порицаниям (Притч. 9:8).[8]

Как трудно, почти невозможно, гордому человеку научиться знать самого себя!

б) Напротив, смиренный знает самого себя. Потому что истинное смирение основывается на правильном самопознании, в особенности на познании немощей своей природы, равно как недостатков собственного сердца, действительных проступков и грехов. Смиренный не скрывает от себя своих недостатков, не старается оправдать их перед другими, а еще менее утаивать их перед всеведущим Богом.

Даже при несомненных успехах в добродетельной жизни, он знает, что ему нечем хвалиться перед Богом, и думает с беспокойством о том, что в нем еще живет более зла, чем добра. Поэтому он часто и беспристрастно испытывает себя, принимает с охотой каждое напоминание и указание от других людей и пользуется ими к тому, чтобы лучше научиться знать себя (Причт. 9:9).[9] Мысль о всеведущем Боге, о Его бесконечном совершенстве и святости подавляет всякое движение гордости и тщеславия, с которыми высокомерный судит о своих поступках.

Таким образом, тщеславие не задерживает человека смиренного в стремлении к самопознанию, без которого невозможно исправление.

2. Гордость препятствует нравственному исправлению и усовершенствованию, а смирение ведет к добродетели.

а) Гордость препятствует исправлению.

Кто желает исправить себя, тот должен начать с самоиспытания и самопознания. Истинная добродетель невозможна без устранения недостатков и дурных привычек, без искреннего, постоянного стремления к большему преуспеянию в добре. Но может ли человек высокомерный решиться на это? Он считает себя беспорочным: как же ему думать об устранении своих пороков? Он воображает себя добрым и совершенным: станет ли он поэтому давать себе труд стремиться к достижению большего совершенства? Нет, в гордом не пробуждается никакого желания к истинному улучшению и добродетели. Он имеет совершенно ложные понятия о добродетели и благочестии; он полагает, что для добродетели достаточно уже одного исполнения внешних дел благочестия, урочных молитвословий и проч., без всяких отношений к внутренним расположениям сердца.

При таких ложных представлениях, при таком нравственном ослеплении, он делается беспечным и беззаботным, не замечает искушений и влечений к греху, живет без предусмотрительности и бдительности.

Вследствие этого недостатки его более и более увеличиваются, грехи накапливаются, и нравственное исправление с каждым днем становится все более затруднительным (Сир. 10:15).[10]