Итоги № 51 (2011) - Итоги Итоги

Конечно, Горбачев продолжал уговаривать всех подписать Союзный договор. Но ситуация изменилась. И Кравчук объявил, что должен провести референдум и спросить мнение украинского народа.

Восточные республики готовы были сохранить Союз. И в середине ноября мы собрались на Госсовете и договорились создать Союз Суверенных Государств. Но Беловежское соглашение все перечеркнуло. Хотя если бы не оно, так было бы что-то другое. После путча процесс отделения от центра стал необратимым. Путч сыграл роковую роль.

— Кстати, почему вас не пригласили в белорусские Вискули?

— Там все делалось в большой тайне. Видимо, участники Беловежского соглашения не были уверены, что я их поддержу. Ставка делалась на славянские республики.

9 декабря в час ночи мне позвонил Горбачев: «Аскар, ты не в курсе, что сотворили твои коллеги в Белоруссии?» Кое-какая информация к этому времени ко мне просочилась, но я стал успокаивать Михаила Сергеевича, что все еще образуется. Ведь окончательный договор по ССГ республики должны были подписывать вот-вот, в декабре.

«Аскар, а где же теперь место центра, мое место?» — сокрушался Михаил Сергеевич. На следующий день мне позвонил Назарбаев: «Три республики образовали славянскую ось. Нас перечеркнули. Что будем делать?» Часа через полтора раздается звонок от Ниязова: «Надо выработать общую позицию по Средней Азии. Я приглашаю всех наших президентов к себе в Ашхабад на 13 декабря». Что ответить? «Конечно, приеду. Мое мнение — надо присоединяться к славянам». Сапармурат Атаевич изменил тон: «Аскар, ты еще молодой, многого не знаешь. У нас все есть. Поэтому стоит подумать над альтернативой славянам. Азиатский союз! У нас все для этого есть!» — еще раз подчеркнул будущий Туркменбаши, хотя на тот момент его республика была самой бедной.

— Откуда у вас такая тяга к России?

— Поверьте, это не громкие слова. Я родился в Советском Союзе. Учился на русском языке. 18 лучших лет жизни, начиная со студенчества, провел в Ленинграде. Родители мои были рядовыми колхозниками. Отец, правда, грамотный. Он окончил медресе, владел арабским и латынью, потому что в тюркских республиках в ту пору латынь была распространена. Потом уже мы все перешли на кириллицу.

Мой старший брат Кучор погиб в 1942 году, защищая Ленинград. Вот почему, думая о вузе, я выбрал город на Неве. Отцу очень хотелось, чтобы кто-то из нас побывал на месте, где погиб старший сын, может, нашел могилу, поклонился. А я в 10-м классе мечтал стать авиаконструктором, подумывал о Московском авиационном институте. Потом прочитал несколько статей Виктора Михайловича Глушкова, выдающегося академика. Он очень увлекательно писал о будущем кибернетики. Этим я окончательно заболел. И в итоге поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики на факультет вычислительной техники и точной механики. Преподавание было на высочайшем уровне. Мне очень повезло. Моим учителем был выдающийся ученый Сергей Александрович Майоров, завкафедрой вычислительной техники и точной механики, на которой я специализировался. Он приметил меня где-то курсе на третьем и начал привлекать к научным исследованиям. Там же работал выдающийся теплофизик, позже он стал ректором института, Геннадий Николаевич Дульнев. Он стал вторым моим учителем. Мы с Майоровым написали первую в мире монографию по когерентным оптическим компьютерам. И на основе этой книги я защитил докторскую диссертацию.

В Ленинграде я прошел путь от студента до доктора наук. Но тянуло на родину. При содействии Майорова открыл первую кафедру вычислительной техники в Киргизии. Сейчас это не проблема, ректор сам все решает. А тогда только министр образования СССР. Вот Сергей Александрович и повел меня к министру: мол, это один из моих талантливых учеников и надо помочь ему создать кафедру.

Стал завкафедрой. Потом избрали в члены-корреспонденты Академии наук, потом стал академиком, потом уже вице-президентом и президентом республиканской академии. То есть я быстро прошел этот путь. Научная карьера складывалась очень споро.

Мой учитель Сергей Александрович говорил так: для успеха в науке нужно пять вещей — трудолюбие, талант, научная школа, хорошие учителя и один процент удачи. Если нет этого процента, будь ты хоть семи пядей во лбу, ничего не получится. У меня он был, и в первую очередь потому, что я встретил замечательных учителей.

— Но продвижение до президента республиканской Академии наук наверняка не обошлось без партийной поддержки.

— В те годы коллеги мои старались, выбивали квоты, чтобы вступить в КПСС. А мне опять процент удачи выпал. Знаете, как я в партию вступил? В 80-е годы начиналась автоматизация, компьютеризация. Однажды ректор говорит: «Горком просит, надо прочитать лекции». Какие проблемы? Пожалуйста. Пришел я к первому секретарю Фрунзенского горкома партии. Он мне дал расписание. И я стал ездить по предприятиям, активам. У меня были слайды, по тем временам прекрасные, у нас таких не видели, потому что только в Ленинграде и Москве эта технология была освоена. Меня с удовольствием слушали. Пришлось и перед членами ЦК прочитать лекцию. Все остались довольны. Секретарь горкома приглашает и говорит: «Вот вы читаете нам всем лекции, членам бюро, членам ЦК, а вы, оказывается, беспартийный. Так не годится». И быстренько приняли в партию.

А потом пришел Михаил Сергеевич, сделал акцент на ускорение научно-технического прогресса. И меня как «профильного» ученого решили назначить завотделом науки и учебных заведений республиканского ЦК. Не скажу, что был счастлив на этой аппаратной должности. И с облегчением вздохнул, когда в 1987 году меня избрали вице-президентом, а в 1989 году и президентом Академии наук Киргизии.

— И вдруг из любимой науки почему-то потянуло в политику...

— Здесь опять же спасибо перестройке и «ускорению». До этого я вообще не интересовался политикой. А тут горбачевские идеи меня увлекли. В 1989 году как раз проходили выборы народных депутатов СССР. Наши академики предложили: давайте мы образуем свой избирательный округ и никакого партократа туда не пустим, выберем Акаева нашим представителем в Москве. Тогда должности совмещать можно было, и за мной оставалось место президента Академии наук.

Но первый секретарь ЦК Абсамат Масалиев страшно не хотел меня видеть депутатом в Москве. Выдвигалась в основном партноменклатура, чабаны и табаководы. И мало кто из делегации, за исключением Чингиза Айтматова, мог свободно с трибуны выступать, без бумажки, на актуальные темы. Я-то умел, тем и подкупила сторонников моя кандидатура. Словом, избрали. Масалиев говорит: «Смотри, никакой самодеятельности, мы тебе будем инструкции присылать».

На I Съезде народных депутатов меня избрали членом Верховного Совета. Я записался в комитет по экономической реформе, считая ее самой актуальной. А там были замечательные экономисты, и ныне здравствующий академик Олег Тимофеевич Богомолов, и выдающийся Павел Григорьевич Бунич, к сожалению, покойный, будущий первый премьер-министр Литвы железная дама Казимира Прунскене. Начал изучать рыночную экономику. Но тут мне присылают инструкции: выбей льготы чабанам. Чабанов по всему СССР много, но мои чабаны, говорю с трибуны, работают на высокогорье в 3—4 километра, вот такие особенности. Записали киргизских чабанов на льготы.

Потом новая рекомендация: помоги табаководам. Выступаю, рассказываю, как в годы войны Иосиф Виссарионович Сталин направлял Уинстону Черчиллю армянский коньяк и наш киргизский табак. Пробил льготы табаководам. Потом — воду надо накопить в Токтогульском водохранилище. Решают: поддержать. И так я завоевывал очки. То есть если до этого ко мне относились как к научному работнику, то Верховный Совет превратил меня в политика.

Позднее в мой актив записали и то, что только двое из делегации — я и Чингиз Айтматов — проголосовали за отмену 6-й статьи Конституции СССР.

В 1990 году произошли ошские трагические события. В результате межэтнических столкновений погибли тысячи человек. Горбачев отправил туда команду во главе с Айтматовым. Айтматов предложил взять меня. Я порекомендовал узбекских писателей, деятелей культуры, тоже депутатов. И мы бригадой прилетели в Ош. Это было очень эффективно. И благодаря Айтматову Михаил Сергеевич тогда проявил решительность, направил подразделения ВДВ. Они действовали очень грамотно. Без кровопролития смогли нейтрализовать, отделить враждующие, конфликтующие стороны.

А потом по стране пошла волна выборов президентов...

Олег Пересин

Работать за спасибо / Политика и экономика / Что почем

30 млрд евро — такова цена спасения итальянской экономики и бюджета от чрезмерного долгового бремени, посчитал премьер-министр страны Марио Монти. На прошлой неделе парламент Италии одобрил пакет мер по бюджетной экономии, повышению налогов и реформированию пенсионной системы. Когда речь зашла о последнем пункте программы, министр труда Эльза Форнеро даже расплакалась: к 2018 году пенсионный возраст женщин придется сравнять с мужским — поднять до 66 лет.