Десант на Сатурн, или Триста лет одиночества - Ярослав Веров

– Доброе утро, солнышко!.. Отдохнула хоть немного?

– Выспалась, Шурка, выспалась, – ответила она, обвивая его шею руками, – давно так не высыпалась… Ты замечательно ведешь машину, доцент Неверов, как по маслу!

Запечатлев на устах возлюбленной супруга мимолетный поцелуй, Александр со вздохом сожаления повернулся к рулю. Ирка притихла, видимо разглядев, что творится на улицах некогда тихого, уютного городка.

– Не могу себе представить, Шурка, – сказала она сдавленным голосом, – что кто-то не желает жить нормальной человеческой жизнью…

– Боюсь, что очень многие, Ириша, – отозвался Александр. – Они утверждают, что борются против порабощения человека машинами, но на самом деле им плевать на всех людей, кроме самих себя. Им плевать, что до сих пор большинство населения Земли голодает, что развитые страны отнимают то лучшее, что страны, якобы неразвитые, в состоянии произвести. В общем, все как обычно… Как творится испокон веку, но мы, малышка, это изменим. Мы уже многое успели, а предстоит сделать еще больше…

Александр оборвал себя на полуслове. Что это он, в самом деле? Ирка не тот человек, которого надо в чем-то убеждать. Если уж на то пошло, она самая убежденная из всех их. Недаром же она занимается наисложнейшим в выращивании механоргов – этическим программированием. Говоря языком возвышенным, Ирка и вся ее лаборатория вкладывают душу в созданий корпорации «Механорг систем», причем и в буквальном, и в переносном смысле. Больше всего пришлось повозиться с «Эринией», чей механозародыш – семя Иблиса! – лежал сейчас, погруженный в контейнер с жидким азотом, в багажнике. «Эриния» первая и. будем надеяться, единственная модель боевого механорга. Ее предназначение нельзя описать простыми этическими формулами вроде знаменитых азимовских законов робототехники. Иначе может получиться шеклиевская «Страж-птица». Задача «Эринии» и всех ее грядущих потомков заключалась в применении насилия к явным насильникам, но без причинения последним существенного вреда. Степень существенности должна кореллировать со степенью угрозы, и в этом была главная загвоздка при алгоритмизации поведенческого модуля «биобогини возмездия».

Миновав мэрию, где, судя по концентрации камуфляжной униформы на квадратный метр, находился штаб антиультралуддитской операции, Александр свернул на Зеленую аллею – самую широкую в городке улицу, по обеим сторонам которой располагались детские санатории и спортивные лагеря, и прибавил газу. Надо было спешить. Механозародыш нельзя передерживать в дьюаре, иначе он утратит репродуктивные функции, столь важные не только для размножения механорга, но и для надежной, без опасных сбоев, работы его этической программы. Ведь взрослая особь механорга рассматривает человека как своего детеныша или, по крайней мере, близкого родственника. Эту штуковину придумала Ирка, за что и получила пару лет назад Нобелевку.

«Моя жена – нобелевский лауреат!» – в который раз сказал себе Александр и в который раз ощутил холодок благоговения, мурашками пробежавший вдоль спины.

– Питомник! – радостно пискнул у него за спиной нобелевский лауреат. – Наконец-то…

Александр притормозил перед блок-постом, охранявшим главные ворота Питомника, протянул подскочившему солдату документы, но тот, в отличие от сержанта Колычева, уже знал, кто едет на черном шестиколесном забрызганном грязью джипе со спецномерами, на которые, кстати, немедленно отреагировала автоматика ворот.

– Проезжайте! – крикнул солдат, запоздало оглянувшись на медленно расходящиеся створки.

На территории Питомника было, как обычно, тихо и, что после испоганенных грязевым ливнем улиц поражало больше всего, чисто. Даже не верилось, что за воротами полным-полно вооруженных солдат, и два броневика с пулеметами, и ЗРК… Но таким было требование к военным со стороны руководства корпорации: что бы ни происходило за пределами Питомника, на его территории не должно быть ни одного постороннего. Александр подрулил к административному корпусу, вылез из машины сам и помог выбраться Ирке. Из вращающихся дверей к ним уже выбегали сотрудники, похожие в своих стерильных комбинезонах на великовозрастных младенцев, во главе с Киром.

– Привет молодым родителям! – крикнул тот на ходу, устремляясь, однако, к багажнику джипа. – Когда роды?

– Минут через тридцать, – со вздохом ответил Александр.

Кир пошутил, как всегда, неуклюже. В каком-то смысле Ирку и Шурку, несмотря на пять лет совместной жизни, детей не имевших, и впрямь можно было назвать родителями «Эринии», но не так же, в лоб. Вон, Ируська сразу помрачнела. Уж она подобных шуточек не переносит. Достанется щас Кирюхе на орехи…

Десять лет назад, во время своей первой тибетской экспедиции, Ирка попала под «Плеть Пророка». Еще одна странная проблема, выскочившая как чертик из табакерки. Безобидная в целом болячка, если бы не одно «но»: почти стопроцентное поражение репродуктивной функции у женщин с гарантированным бесплодием. И ведь на боевой вирус непохоже, только почему-то массовые вспышки этого заболевания зарегистрированы в самых густонаселенных районах нашего, давно ставшего таким маленьким, шарика. Эпидемиологи утверждали: дескать, все правильно, а что же вы хотели, не в районах же с высоким уровнем жизни вирусам мутировать. Так что комар носа не подточит. И кто только придумал это дурацкое название: «Плеть Пророка»? Почему плеть? Какого пророка? Магомета, Ильи или Зороастра какого-нибудь?..

– Ты, Кир, смотри там, поосторожнее с зародышем, – ледяным тоном произнесла Ирина свет Леонидовна. – Это тебе не горнопроходческий «Крот». «Эриния» у нас дама утонченная, она деликатного обращения к себе требует. А то знаю я вас, абортмахеров…

– Да разве я не понимаю… – пробормотал опешивший Кир, терявшийся, когда с ним разговаривали подчеркнуто недружелюбно, особенно женщины. – Не извольте беспокоиться, госпожа Неверова! Все сделаем в лучшем виде-с!

– Посмотрим! – холодно отрезала Ирка и направилась к гостинице.

Александр ободряюще подмигнул Киру, но тот уже забыл обо всем на свете, кроме с величайшей осторожностью извлекаемого его помощниками контейнера с механозародышем. До реактивации оставалось каких-нибудь двадцать пять минут. Александр подумал, что успеет еще умыться с дороги и проглотить пару бутеров в кафе, что располагалось на первом этаже гостиницы. Он двинулся было вослед жене, как вдруг с неба, прямо над его головой, раздался тяжелый механический рев и упругий ветер пригнул к земле ухоженные верхушки пирамидальных тополей.

– Что за черт, – жмурясь, пробормотал Александр. – Откуда здесь вертушка…

Согнувшись в три погибели, он засеменил под козырек над входом в административный корпус, уже догадываясь, что происходит, но отказываясь в это верить. И тут, подтверждая его догадку, завыла сирена. Мир поглотила тьма, и только надсадный вой воздушной тревоги удерживал сознание Александра… нет, не Александра, а Наладчика на поверхности бытия.

Орал Мафусаил.

Надрывно и хрипло, на пределе нижней октавы кошачьего своего голоса.

Наладчик крутанулся в кресле: метакот замер посреди комнаты в странной позе. Будто только что закончил потягиваться – передние лапы вытянуты, задница отклячена. Вот только уши прижаты да черный хвост изогнут крутой дугой, а кончик этой дуги нервно подрагивает. Словом, Мафусаил вел себя так, будто его конкурент, соседский сиамец Анаксагор, за каким-то чертом пробрался на законную хозяйскую территорию.

«Мр-ря-а-а-а-у-у-у!» – орал метакот, глядя в глаза Наладчика сумрачным взором.

– Ну чего ты надрываешься? – поинтересовался хозяин. – Опять какой-нибудь мелкий баг затесался? А?.. Смотри, зверь, надеру уши…

Мафусаил смотрел укоризненно. Снова издал душераздирающий вопль.

– Хорошо, иди сюда…

Кот на всякий случай еще раз мявкнул и молниеносным прыжком скользнул Наладчику на колени.

– В глаза смотри, животное, – приказал тот, приподнимая кошачий подбородок, и разблокировал эмодрайвер.

Ненадолго. На две секунды.

Метакот излучал тревогу и любопытство. Кошачьи чувства весьма отличаются от человеческих. Тревога у них какая-то холодноватая. Да, именно так: холодная тревога. Спокойная такая. А вот любопытство… Мафусаил излучал любопытство короткими, жгучими импульсами, торопливыми, как удары пульса марафонца… Что-то серьезное, успел подумать Наладчик, и началось.

Серо-зеленый призрак неведомо откуда взявшегося «Команча». Срывающиеся с консолей огни ракетных залпов… почему-то не слышно разрывов… летящие во все стороны обломки… бледное, ни кровинки, запрокинутое к небу странно неподвижное лицо Ирки… боль… отчаяние… ненависть. Черный вал ненависти. Чувства. Не воспоминания – долбаная вторая производная действительности. Настоящие чувства.