Радио безумных ананасов - Сергей Анатольевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И свалил.
Дядя Аббас пристально смотрел ему вслед.
– «Навалом» это означает как?
– Это означает, что меня как бы много для моих друзей, на всех меня хватает с избытком, – прикинув, определил я, чтобы еще сильней запутать марокканского дядю.
– Превосходный портрет для хорошего человека! – восхитился дядя Аббас. – Я запомню. Вижу, твоего друга для тебя тоже много. У него хорошее лицо умного парня, который умеет знать жизнь.
– Да, кто-кто, а Славка умеет знать жизнь! – не мог не согласиться я.
Тогда дядя Аббас повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза. В его добродушном, парфюмерном взгляде появилось что-то очень такое проницательное.
– Как тебе этот малый конь? – вопросил он и повторил в точности жест Славки, когда тот похлопал мотороллер по рулю.
Хотя я и был дома, но – совершенно не в своей тарелке.
– Спасибо, конечно, дядя Аббас, – сказал я, опустив глаза на его воздушно-шарное пузо, – но как-то это… мне таких дорогих подарков даже папа не дарил… особенно так вот… за здорово живешь… даже без дня рождения…
Дядя Аббас очень по-восточному поднял обе руки к небу, однако заговорил без всякого восточного пафоса, типа «о, благороднейший отрок этого славного города!»… Но все же, все же…
– Сначала я скажу тебе, Искандер… По-нашему Александр – он Искандер. Можно я тебя буду так называть в честь Искандера Двурогого, по-вашему – великого полководца Александра Македонского?
Я кивнул куда-то в сторонку. То есть в сторону соседнего огорода тети Люси.
– Так, Искандер, сначала я тебе скажу, что можно сравнить мой доход с доходом твоего превосходного отца, и тогда получится, что папа просто подарил тебе сегодня новый смартфон. И даже не айфон новой модели… Согласен?
Я даже кивнул с большим трудом – будто шею стало сводить.
– И будем мы давать так считать, что я опоздал к твоему дню рождения, – продолжал свою подачку-неберучку дядя Аббас. – Второе – слушай меня, человека, который родился и провел детство в пустыне, где там вокруг не было ничего, слишком вот так ничего… Слушай, что я тебе расскажу в этот самый час. У каждого человека всегда есть от детства такая маленькая мечта… маленькая, но не сбы… сбы…
– Сбыточная, – подсказал я.
– Сбыт? – недоуменно нахмурил брови дядя Аббас. – Сбыт – это что-то такое другое… это про деньги и товар.
– Несбывшаяся? – дал я вариант.
– О! Именно так! – указал дядя Аббас перстом в небеса. – Несбыв… ша-яся… И вот что удивительно, мой Искандер. Ты растешь – и вот уже можешь свою эту мечту сбыть… Сбыть? Что-то опять не то…
– Я вас понял, дядя Аббас… Можно и так. – Мне не хотелось, чтобы рассказ дяди Аббаса затянулся на тысячу и одну ночь.
– Да. Вот у тебя уже есть и деньги, и силы, чтобы твоя маленькая, а не какая-нибудь превосходно большая мечта сбылась… – продолжил дядя. – Така-ая большая, ради которой живешь… Но ее, что есть маленькая, почему-то все не сбываешь и не сбываешь. Она остается как ящерица под твоим порогом. Сесть на корточки. Засунуть руку под ступень – и достать… Но не делаешь, не достаешь. Почему? Думаешь, что мечта была с детством, а ты уже взрослый… Или людей почему-то стыдишься… А ведь если ящерица умрет под твоим порогом и высохнет – это ведь и у нас в пустыне дурная примета, Искандер. Ты ведь меня понимаешь?
Я кивнул, потому что стало уже немного интересно, к чему это он клонит… и я даже начинал соображать, как умело дядя Аббас прикидывается адвокатом самого себя.
– Я родился не очень далеко от города Марракеш, и там была пустыня. А мой отец Салех был лудильщик. Ты когда-нибудь видел лудильщика?
– Нет, но знаю, кто это, – твердо отвечал я.
– Да, лудильщик не может быть богат… – продолжал марокканский дядюшка, – если не найдет в пустыне клад каких-нибудь разбойников древности. Но мы не были и слишком совсем бедняками. Кое-что немного мы могли себе позволить. И вот, мой младший Искандер, когда я был в твоем возрасте и помогал отцу, мне однажды очень захотелось иметь простой пылесос… Не знаю почему. Я увидел такой красивый пылесос в рекламе по телевизору. У нас был телевизор, но не было пылесоса. Зачем в деревне и в чистой пустыне пылесос? У нас нет пыли для пылесоса, но есть много песка, от которого даже превосходный пылесос весь выломается… Я не мог просить отца подарить мне на день рождения пылесос. Я умел лудить утварь, и я сделал корпус пылесоса и еще много-много деталей для него из старых ведер и консервных банок. Я сделал для него маленький винт, и приводил его в движение с помощью велосипеда. Сделал привод с ремнями – и он заработал! Поверишь ли своему далекому дяде, Искандер?
Я вспомнил про многофункцио нальный комбайн для работы в саду, который сварганили наши кассиопейские двойники. Он исправно работал, и мне очень захотелось соврать… выдать его сейчас дяде за нашу с Санькой внеклассную работу. Тем более что все Загривки так и верили, что она – наша… и не поверили бы ни единому нашему слову, если бы мы стали распускать слух о каких-то инопланетных двойниках. Марокканский пылесос с велоприводом ушел бы нервно курить в сторонку… Но я постеснялся. Рассказал про нашу надувную водяную катапульту, сделанную на базе гимнастического мяча фитбола и дверной пружины.
– Могу продемонстрировать, – со смаком предложил я, вообразив, как наша катапульта окатывает бесплатной водой марокканского дядю, жившего когда-то в пустыне, где вода на вес золота.
Дядя Аббас как ребенок захохотал и захлопал в ладоши, а потом принялся быстро-быстро похлопывать меня по плечу, будто пыль из него выбивая.
– Ха-ха-ха! Я так и знал, что вы с сестрой всеми руками мастера! Отложим такое веселое дело до жары, а ты мне всего лишь покажешь ее, чтобы я такую веселую радость произвел в моей деревне для моих… э-э… пустынников.
Наверно, он хотел сказать «земляков», но получилось весело, и я его не поправил.
– Так вот, Искандер, – переведя дух, продолжал марокканский дядя, – а теперь у меня… как это твой друг говорит… да, навалом самых превосходных пылесосов, они сосут любую пыль, но не дают радости, как тот… Он есть, но теперь мне самому крутить его педали так быстро, как нужно, уже не могу. Сердце старое, не вытерпит. Все выломается… А десять лет назад я увидел в другой пустыне, это было в Чили, много-много белых радиотелескопов. Они такие красивые, такие превосходно белые. И
