Бесстыжая - Стелла Линден

— Уж не собираешься ли ты сжимать мою голову? — пошутила я.

— Я собираюсь воспользоваться средствами декоративной косметики, чтобы заставить лоб выглядеть уже, — сказал он, сразу становясь серьезным — когда речь заходила о красоте, шуточки для Фила были неуместны. — Ты даже не знаешь, как это делается? Боже праведный, чему только учат девочек в школе!

— Истории и алгебре, — сказала я.

— Какая тебе польза от истории и алгебры перед камерой Клайва? А теперь смотри, что я буду делать, и учись. Я не стану накладывать толстый слой тонального крема, потому что такая молодая и безупречная кожа, как у тебя, в этом не нуждается. — Он провел пальцем по моей щеке. — Как бархат. — Он вздохнул. — Пользуйся этим, пока имеешь, дорогуша, потому что к двадцати пяти годам это преимущество исчезнет.

— Но двадцать пять лет — это еще не старость, — возразила я.

— Но и не первая молодость, по крайней мере по стандартам этого бизнеса.

Я внимательно наблюдала за тем, что он делал, и видела, как под его руками постепенно рождался на свет мой новый облик. Он оттенил мне скулы, высветлил виски, и овал моего лица действительно заметно изменился.

Услышав, что я всегда пользовалась голубыми тенями — под цвет своих голубых глаз, он даже застонал, словно я его ударила.

— Только не голубое с голубым, дорогуша. Никогда не накладывай на веки тени того же цвета, что и глаза. Для тебя, я думаю, лучше всего подойдут серебристый и сливовый оттенки.

Я опасалась, что тени сливового цвета будут создавать такое впечатление, словно мне подбили глаз, но ничего подобного не произошло. К тому времени как он наложил на веки сливовые тени, припудрил их серебристыми и обвел по контуру серебристо-серым карандашом, я выглядела потрясающе красивой. Потом он накрасил мне губы помадой персикового цвета, наложил блеск, и я пришла в полный восторг, увидев результат.

Вернулся Клайв и, окинув меня критическим взглядом, ворчливо пробормотал:

— Ладно, сойдет. Завтра утром будьте у меня в девять, приятели, чтобы приготовить ее к съемке.

В ту ночь Клайв приказал мне спать нагишом.

— Ночная сорочка может оставить рубцы на коже, а завтра твое тело должно выглядеть безупречно.

Я полночи не могла заснуть, удивляясь тому, что он сейчас находится за стенкой и, зная, что я лежу голая в постели, не предпринимает никаких шагов.

На следующее утро Клайв заставил меня надеть к завтраку его просторный шелковый халат, чтобы сохранить безупречное состояние моей кожи.

Явились Фил и Донни. Донни сразу же занялся моими волосами. Когда он закончил работу, я была разочарована. Мои волосы были взлохмачены, словно меня протащили сквозь живую изгородь, но он объяснил:

— Ты слышала, как о волосах говорят, что они взлохмачены ветром? Ну а я называю этот стиль «волосы, взлохмаченные постелью». Ты выглядишь так, словно только что встала после бурной ночи любовных утех. Глядя на твою фотографию, мужчины станут думать о сексе, а это именно то, чего мы добиваемся.

— Не забивай ребенку голову ненужными мыслями, — вяло пожурил его Клайв.

Я сердито взглянула на него, но он не обратил на меня внимания.

Потом Донни сменил Фил. Он повторил то, что проделал с моим лицом накануне. Работая, он задавал мне вопросы, чтобы узнать, все ли я запомнила. Он остался доволен результатами, хотя я сказала, что это напоминает мне экзамен в школе.

— Ты теперь учишься в Школе Жизни, — торжественно провозгласил Донни.

— Ну, если ты задумал поговорить о Жизни с большой буквы, то я лучше пойду закончу завтрак. Хани, ты что-нибудь запоминаешь? — проворчал Клайв.

— Конечно, запоминаю, — сказала я и не удержавшись добавила: — Свенгали.

— Ну что ж, пусть будет так. Только не забудь, что Свенгали владел телом и душой Трилби. О'кей, приятели, если вы закончили, то я, пожалуй, начну.

Фил и Донни ушли, у них начинался рабочий день в «Апокалипсисе». Клайв повел меня в студию, где сразу же развернул рулон синей бумаги, который сегодня не только служил фоном, но и закрывал пол. Он бросил на пол круглую подушку, обтянутую черным бархатом.

— Ты готова? — спросил он.

Я кивнула, от возбуждения лишившись дара речи. Клайв стащил с меня халат и указал рукой на круглую подушку. Я опустилась на нее, он включил музыкальный центр, и мы начали съемку.

Мы напряженно работали в течение часа. Я делала все, что он говорил, но что-то не ладилось. Я начала нервничать, уверенная, что разочаровала его. Когда он принялся ставить меня в нужную позу, от его прикосновений к моему обнаженному телу у меня перехватило дыхание. А когда он задел пальцами мои соски, я чуть не вскрикнула от возбуждения.

Клайв улыбнулся мне, и от его улыбки у меня замерло сердце. Я ждала от него дальнейших шагов и, когда он протянул ко мне руку, чуть не бросилась ему на шею. Но он лишь поднес мою руку к губам и прикоснулся ими к ладони. От удовольствия у меня по всему телу пробежали мурашки.

— Тебе это нравится, Хани? — тихо спросил он.

— Ты знаешь, что нравится, — едва дыша, ответила я.

— Не знаю, пока ты мне сама не скажешь. Я хочу, чтобы тебе нравилось все, что я делаю. — Он пощекотал мою ладонь кончиком языка, и я едва не завизжала от удовольствия.

С горящими глазами он с интересом наблюдал за выражением моего лица.

— Хочешь, сделаю так еще раз? — спросил он.

— Очень хочу.

Кончик его языка стал снова прогуливаться по моей коже. Сладкие ощущения от его прикосновений распространялись по всему телу и сосредоточивались между ног. Сердце у меня гулко колотилось, и в такт его ударам вздрагивало все тело. Мне было так приятно, что хотелось, чтобы Клайв не останавливался никогда. Я глубоко вздохнула и откинула назад голову, полностью погрузившись в эти чудесные новые ощущения.

— Не двигайся, оставайся на месте, — возбужденно сказал Клайв и, схватив камеру, начал лихорадочно щелкать затвором.

Я все горела от новых ощущений, которые он возбудил, но он не довел меня до высшей точки удовольствия. Я только начинала понимать, что такое желание, и готова была впасть в отчаяние. Меня взбесило то, что он самым бессовестным образом возбудил меня для того лишь, чтобы сделать хорошие снимки. Я сердито вскрикнула и тряхнула головой, чтобы убрать упавшие на глаза волосы. А Клайв в полном восторге без устали щелкал и щелкал затвором.

— Это великолепно, дорогая! — вопил он. — Ты выглядишь совсем как обезумевшая львица. Ну, сделай то, что мне надо…

Я бы с удовольствием, но он хотел не того, чего хотелось мне. Он просто хотел, чтобы я смотрелась так, как ему надо. Это было для Клайва важнее всего.