Планета шампуня - Дуглас Коупленд

Само собой, теперь я снова о ней помню. Теперь.

И конечно, мои отношения с Анной-Луизой изменились. Почти нет уже прежней жадности, когда хочется всего и сразу, но это и к лучшему. Да у нас и никогда-то не было любви по образу и подобию залихватской пивной рекламы. Меня, кажется, даже угнетало порой, что наши отношения совсем не тянут на «крутую» рекламу. Ну, вы понимаете: машины, развивающие космическую скорость под рев какой-то термоядерной музыки, штук двадцать неприступных красоток в бикини — мастериц поджаривать вас на медленном огне, хотя у самих одно на уме… Мало-помалу свыкаешься с тем, что имеешь.

Если мы с Анной-Луизой слишком часто повторяем друг другу «ты мне нравишься», это только потому, что мы прекрасно знаем: в нас не хватает страсти, которая, как считается, должна была бы нас обуять. Какие-то мы скованные. О таких вещах много думать вредно.

Анна-Луиза мне нравится. Вместе нам хорошо и просто, и я надеюсь, что этого достаточно. От мысли, что должно же быть что-то еще, я делаюсь усталым и разбитым.

8

— Тайлер! Анна-Луиза! Привет царям природы, пожирателям низших форм! Кстати, глянь-ка вот на это.

Скай, подружка Анны-Луизы, перебрасывает мне псевдофирменные солнцезащитные очки, сработанные каким-нибудь трудолюбивым островным народцем в Юго-Восточной Азии: гладенькие, блестященькие и противно пахнущие сырой ягнятиной. Скай и с ней вся наша компания — Пони, Гармоник, Дэвидсон, Лесли, Мей-Линь и Гея — оккупировали в «Свалке» кабинку под условным названием «Сибирь», в глубине зала, по соседству с видеогетто. Дэвидсон как заведенный щелкает моим фотоаппаратом с моей, между прочим, пленкой, и все семеро будто ополоумели — прихорашиваются и позируют — ни дать ни взять, немецкие пестицидные магнаты, всучившие свой «полароид» самому Энди Уорхолу. На столе, среди жратвы, неторопливо проявляются отснятые фотки. Странно наблюдать, как мои друзья дурачатся при всем честном народе, — это как среди бела дня увидеть луну в небе.

— М-гм, Откровенное фуфло, — говорю я, возвращая очки.

— Ах-ах, как же! Мы же были в Европах!

— Расслабься, Скай. Фуфло твои очки или нет, я тебе скажу без всякой Европы, и ты это прекрасно знаешь.

Никто не возьмется посягнуть на мой авторитет, если дело касается «дизайнерского» барахла под фирму. Откуда и моя поездка в Европу, и мой Комфортмобиль, и мой Модернариум? Оттуда: липовая «фирма» — часы да футболки. В нашем студенческом городке я был торговым представителем некой компании, обосновавшейся в окрестностях Прово, штат Юта, которая стала вечной головной болью для модного дома «Шанель». И для «Ральфа Лорана», и «Ролекса», и «Пьяже», и «Хьюго Босса». Мой скромный бизнес, надо сказать, развивался довольно бойко, до тех пор, конечно, пока не вмешались копы и не прикрыли его.

— Улыбочку! — Гея снимает «полароидом» меня и Анну-Луизу, и пока мы старательно изображаем голливудские улыбки, на другом конце «Свалки» кучка юнцов и девах, любителей целыми днями ошиваться в торговом центре и гонять на скейтбордах, взрывом истерического гогота встречает появление на экране в конце видеоигры пульсирующего призыва — «Нет наркотикам!». Музыкальный автомат, начиненный компакт-дисками, выдает одну модную композицию за другой. Все наперебой болтают — так, ни о чем. Минк, моя любимая официантка, берет у меня заказ на «фунгус-гумунгус» и только вздыхает, когда Анна-Луиза в миллионный по счету раз просит принести ей диетическую кока-колу. Гармоник — задвинутый на компьютерных «Темницах и драконах» и повернутый на «старой доброй Англии» рыцарских времен — просит «прекрасную деву» «поднести ему меда», и Минк снова вздыхает и уточняет, какая кока-кола его устроит больше — обычная или диетическая.

— Этим летом в Амстердаме, — говорю я, — мне повезло столкнуться с малышней из какой-то бостонской частной школы. Мы в одном общежитии жили. Всю неделю они до тошноты обкуривались травой, объедались клубникой и хныкали, что их закусали комары, когда они катались по каналам. У них у всех был один пунктик: каждому, кто вместе с ними оказывался в пабе при общаге, показать, какие они богатенькие. Так вот, один из этих пижонов по имени Крис все нудил и нудил про свой «ролекс», который папаша ему подарил на день рождения, а потом он как-то вдруг вздумал пройтись насчет Ланкастера и нашего Завода — дескать, странно, что я еще не фосфоресцирую, как циферблат на часах. Тут я ему и говорю: «Слышь, Крис, дай-ка глянуть на твои часики». Он и дал. А часы липовые! О чем я ему и сообщил.

— Как ты мог это увидеть?! — запротестовали мои друзья-приятели.

— Проще простого. У настоящего «ролекса» секундная стрелка движется плавно. А у поддельного — тик-тик-так. Кто знает — не спутает. Я, честно говоря, сам пожалел, что сказал ему. Все-таки отец подарил… Но уж больно он нарывался, и вообще, если папаша втюхивает тебе подделку и при этом морочит голову, будто это самая что ни на есть крутая фирма, разве не лучше знать правду?

Вопрос мой повисает в воздухе. И до меня вдруг доходит, что ни у кого из моих друзей нет биологического отца, который бы стабильно и ощутимо присутствовал в их жизни — включая меня самого. Так что я легко догадываюсь, какой ответ я мог бы от них услышать: «Да мы любой чепуховине из рук отца были бы рады — и лишних вопросов задавать не стали бы!» Замечу, кстати, что последним подарком, который я получил из рук своего биологического папаши, Нила, была стетсоновская шляпа, наполненная коноплей с его наркоделянки в долине реки Гумбольдт. Мне тогда было шестнадцать, и пока я вскрывал посылочный ящик и шуршал бумагой, Джасмин в нетерпении висела надо мной, сразу учуяв, какого рода этот подарочек. «Шляпа — тебе», — сказала она, в мгновение ока прибрав к рукам все остальное. На этом подарки и кончились. Селяви.

— Слушай, Тайлер, — нарушает молчание Скай, почувствовав, что момент внутреннего родства, охвативший нас, располагает к такому вопросу, — а правду рассказывают о твоей маме — будто Дэн написал ей на лбу Р-А-3-В-О-Д?

— Да еще в зеркальном отражении? — добавляет Гармоник. — Нет, я так, просто раз уж об этом заговорили.

— Правда. Только с буквой «р» напутал, если тебя интересуют все подробности. А вообще не лез бы ты не в свое дело, а ты, Скай, не строй из себя стерву. Тебя это не украшает.

— И теперь Джасмин собирается обобрать его до нитки?

— Ей-богу, Скай, уймись!

Спустя несколько минут, воспользовавшись тем, что Скай отлучилась в туалет, Анна-Луиза объясняет мне, что Скай не в состоянии унять себя, когда на нее находит, и ей тогда палец в рот не клади — откусит. Она говорит, что Скай словно маленькая, но очень дорогостоящая вещица в универмаге — такие обычно заворачивают в ворох упаковочной бумаги даже не потому, что это необходимо, а просто чтобы их труднее было украсть.

— Она родилась разведенной, — говорит Анна-Луиза.

— Уж больно она колючая, — ворчу я.

— У нее и жизнь колючая. Отец сидит, срок не то двенадцать, не то пятнадцать.

— А держится так, будто она главный приз в лотерее, — подливает масла в огонь Дэвидсон. — Будто с телеэкрана выскочила. Уолт Дисней в стиле мягкого порно — целлулоидовый пупсик, гладкий, блестящий, без царапинки.

— Думаю, ей просто хочется новых ощущений, — говорю я, перехватив сердитый взгляд Анны-Луизы.

— А это непросто, когда живешь в захолустном городке, — ставит точку Анна-Луиза, — так что вы к ней не цепляйтесь.

Еще когда я только начал появляться везде с Анной-Луизой, ее подруги отсканировали меня цепкими взглядами страховых экспертов и пришли к выводу, что я скучноватый тип — с таким не по барам ходить, а семью заводить. Думаю, по их мнению, с такими, как я, они еще успеют наобщаться, потом когда-нибудь, когда отгуляют свое. Слава Богу, Анна-Луиза мягче и не так категорична, как ее подружки. Не далее как на прошлой неделе мы с Анной-Луизой даже поскандалили по этому самому поводу. Я стал; ее подначивать и, пожалуй, хватил через край.

— Неужели твоим подругам не ясно, что мужики в одну трилионную долю секунды просекают, когда женщина смотрит на них и прикидывает — мол, этот в мужья годится, пусть будет про запас? После этого какого они ждут к себе отношения? Скай и все ее подруженции считают, что они могут гулять направо-налево, а потом прибиться к какому-нибудь придурку вроде меня и в одночасье превратиться в образцово-показательную Кэрол Брейди[6].

— А по-твоему, женщин следует держать под замком? И вообще, о чем ты — мужчинам, значит, можно набираться опыта с кем и как угодно, а женщинам ни-ни? Забыл, какой год на дворе? Думаешь, все еще семьдесят первый? Противно слушать.

— Ты передергиваешь. Просто и Скай, и Мей-Линь, и Гея слишком разбитные, на мой вкус. На них посмотришь — жутко делается.

— А на меня?

— Ты это ты, ты не твои подруги.