Хищные вещи века - Аркадий Натанович Стругацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то ты, брат, нервный, – произнес я.
– Вы стойте, где стоите, – хрипло сказал мальчик. – Я вашего имени не называл.
– Да уж куда там, – сказал я. – Ты и своего не называл, а палишь в меня, как в чучело.
– Вы стойте, где стоите, – повторил мальчик. – И не двигайтесь. – Он попятился и вдруг забормотал скороговоркой: – Уйди от волос моих, уйди от костей моих, уйди от мяса моего…
– Не могу, – сказал я. Я все старался понять, играет он или действительно меня боится.
– Почему? – растерянно спросил мальчик. – Я все говорю как надо.
– Я не могу уйти, не двигаясь, – объяснил я. – И стоя, где стою.
Рот у него снова приоткрылся.
– Хугер, – сказал он неуверенно. – Говорю тебе, Хугер: сгинь!
– Почему Хугер? – удивился я. – Ты меня с кем-то путаешь. Я не Хугер, я Иван.
Тогда мальчик вдруг закрыл глаза и пошел на меня, наклонив голову и выставив перед собой свою трубку.
– Я сдаюсь, – предупредил я. – Смотри не выпали.
Когда трубка уперлась мне в живот, он выронил ее и, опустив руки, весь как-то обмяк. Я наклонился и заглянул ему в лицо. Теперь он был красный. Я поднял трубку. Это было что-то вроде игрушечного автомата – с удобной рифленой рукояткой и с плоским прямоугольным баллончиком, который вставлялся снизу, как магазин.
– Что это за штука? – спросил я.
– Ляпник, – сказал он угрюмо. – Дайте сюда.
Я отдал ему игрушку.
– Ляпник, – сказал я. – Которым, значит, ляпают. А если бы ты в меня попал? – Я посмотрел на стену. – Надо же, теперь это за год не отмыть, придется стену менять.
Мальчик недоверчиво посмотрел на меня снизу вверх.
– Это же ляпа, – сказал он.
– Да? А я-то думал – лимонад.
Лицо его приобрело наконец нормальную окраску и обнаружило определенное сходство с мужественными чертами генерал-полковника Туура.
– Да нет, – сказал он. – Это ляпа.
– Ну?
– Она высохнет.
– И тогда уже все окончательно пропало?
– Да нет же. Просто ничего не останется.
– Гм, – сказал я с сомнением. – Впрочем, тебе виднее. Будем надеяться на лучшее. Но я все-таки очень рад, что ничего не останется на стене, а не на моей физиономии. Как тебя зовут?
– Зигфрид, – сказал мальчик.
– А подумавши?
Он посмотрел на меня.
– Люцифер.
– Как?
– Люцифер.
– Люцифер, – сказал я. – Велиал. Астарет. Вельзевул и Азраил. А покороче у тебя ничего нет? Очень неудобно звать на помощь человека по имени Люцифер.
– Двери же закрыты, – сказал он и отступил на шаг. Лицо его снова побледнело.
– Ну и что?
Он не ответил и снова начал пятиться, уперся спиной в стену и пошел боком, прижимаясь к ней и не сводя с меня глаз. Я понял наконец, что он принял меня то ли за вора, то ли за убийцу и хочет удрать, но почему-то он не звал на помощь и почему-то не заскочил в комнату матери, а прокрался мимо ее двери и продолжал красться вдоль стены к выходу из дома.
– Зигфрид, – сказал я. – Зигфрид-Люцифер, ты ужасный трус. За кого ты меня принимаешь? – Я нарочно не двигался с места и только поворачивался вслед за ним. – Я ваш новый жилец, твоя мама напоила меня сливками и накормила меня гренками, а ты чуть не заляпал меня и теперь сам же меня боишься. Это я должен тебя бояться.
Все это очень напоминало одну сцену в Аньюдинском интернате, когда мне привезли почти такого же мальчика, сына хлыста. Елки-палки, неужели я до такой степени похож на гангстера?
– Ты похож на мускусную крысу Чучундру, – сказал я, – которая всю свою жизнь плакала, потому что у нее не хватало духу выйти на середину комнаты. У тебя от страха стал голубой нос, уши сделались холодными, а штанишки – мокрыми, и ты оставляешь за собой ручеек…
В таких случаях абсолютно все равно, что говорить. Важно говорить спокойно и не делать резких движений. Выражение его лица не менялось, но, когда я сказал о ручейке, он на секунду скосил глаза, чтобы посмотреть. Всего на секунду. Затем он прыгнул к выходной двери, забился возле нее, дергая засов, и вылетел во двор – только мелькнули грязные подошвы сандалий. Я вышел за ним.
Он стоял в кустах сирени, так что мне видно было только его бледное лицо. Словно удирающая кошка остановилась на миг, чтобы поглядеть через плечо.
– Ну ладно, – сказал я. – Объясни мне, пожалуйста, что я должен делать. Мне надо сообщить домой свой новый адрес. Адрес вот этого самого дома. Дома, в котором я теперь живу.
Он молча смотрел на меня.
– К твоей маме мне идти неудобно. Во-первых, у нее гости, а во-вторых…
– Вторая Пригородная, семьдесят восемь, – сказал он.
Я не торопясь уселся на крыльце. Между нами было метров десять.
– Ну и голосок у тебя! – сказал я доверительно. – Как у моего знакомого бармена из Мирза-Чарле.
– Когда вы приехали? – спросил он.
– Да вот… – Я посмотрел на часы. – Часа полтора назад.
– Тут до вас жил один, – сказал он и стал глядеть в сторону. – Дрянь-человек. Подарил мне плавки, полосатые, я полез купаться, а они в воде растаяли.
– Ай-яй-яй! – сказал я. – Это же чудовище какое-то, а не человек. Его надо было утопить в ляпе.
– Я не успел, – сказал мальчик. – Я хотел, да он уже уехал.
– Это тот самый Хугер? – спросил я. – С Мартой и мальчиками?
– Нет. Откуда вы взяли? Хугер уже потом жил.
– Тоже дрянь-человек?
Он не ответил. Я привалился спиной к стене и стал смотреть на улицу. Из ворот напротив рывками выполз автомобиль, поерзал, разворачиваясь, взревел двигателем и укатил. Сейчас же вслед за ним промчался еще один такой же автомобиль. Запахло ароматическим бензином. Потом автомобили пошли один за другим, у меня даже запестрело в глазах. В небе появилось несколько вертолетов. Это были так называемые бесшумные вертолеты. Но они летели довольно низко, и, пока они летели, разговаривать было трудно. Впрочем, мальчик разговаривать, по-видимому, не собирался. Не собирался он и выходить. Он что-то делал в кустах со своим ляпником и время от времени поглядывал на меня. Не ляпнул бы он в меня оттуда, подумал я. Вертолеты все шли и шли, и машины все мчались и мчались, и казалось, будто все пятнадцать тысяч легковых автомобилей выкатились на
