Владимир Коковцов, министр финансов Российской империи - Юлия Александровна Векшина

Вероятно, такое поведение В. Н. Коковцова связано с его представлениями о важной роли представительных учреждений, Государственной думы. Поэтому в данной ситуации он активно старался пресечь попытки Николая II в обход Государственной думы, Сенату учредить новое ведомство с подачи министров, понимая, что учреждение такого ведомства повлечет за собой новые расходы, вопрос о которых не может быть решен без участия Государственной думы. Здесь явно налицо негативное отношение В. Н. Коковцова к подобного рода авантюрам. Этот эпизод иллюстрирует и его отношения с императором, свидетельствует о дипломатичности в том плане, что ему быстро удалось найти альтернативное решение и не поставить царя в неловкое положение, чему помогла бесспорная компетентность в делопроизводстве государственных учреждений, их функциях, в механизмах принятия законов. Можно говорить также о взвешенности позиции, о стремлении к логическому обоснованию — Николаю II он привел все заранее заготовленные аргументы[116]. Сам же В. Н. Коковцов считал, что произошедший с В. Н. Воейковым конфликт был каплей в его отставке[117]. В разговоре с Николаем II он подчёркивает, что его цель — «оберегать государя от неправильных действий отдельных министров… вернее и честнее служить вам»[118]. С другой стороны, он отговаривает его от неправомерных по отношению к государственной системе действий. Т. о. «служить вам» приобретает у него значение «служить государству». После третьеиюньского переворота 1907 г. с роспуском II Думы правительственному аппарату еще раз было указано, что законодательство зиждется на изъявлениях личной воли монарха с возможным и вполне правомерным нарушением Основных законов, им же и установленных.

Есть некий элемент отождествления государства и императора, что характерно для людей с монархическими взглядами вообще. С другой стороны, в силу общественной и должностной ответственности, В. Н. Коковцову присуща убеждённость в необходимости защищать государственную систему от абсолютистских, иногда некомпетентных решений императора, тем более подверженного различного рода влияниям. Таким образом, в начале своей крупной государственной деятельности В. Н. Коковцов уже показал себя опытным бюрократом и одновременно преданным в своей политической сущности, а также, несомненно, монархистом. И, хотя А. В. Богданович в дневниковых записях свидетельствует, что «Коковцов, Витте и Победоносцев на заседании у царя говорили за самодержавие»[119], тем не менее его отношения с Государственной думой, которые более подробно будут рассмотрены далее, подтверждают склонность В. Н. Коковцова к конституционной форме правления. Его политические воззрения можно назвать центристскими, поскольку в отношениях с Государственной думой он стоял на позиции сотрудничества с этим органом независимо от предпочтения к какой-либо политической партии. Проблема представлений высших государственных деятелей о монархической власти является мало изученной в отечественной и зарубежной историографии. Несмотря на то, что чиновники не имели права вступать в политические партии и принимать участие в политической борьбе[120], тем не менее их политические пристрастия очень хорошо прослеживаются на общем фоне различных опасных экономических фантазий, многоходовых дворцовых интриг и провокационного внешнего и внутреннего дискредитирующего подстрекательства.

Одной из причин отставки В. Н. Коковцова была толерантность в отношениях с Государственной думой. В ходе этого сотрудничества он постоянно сталкивался с правоконсервативными кругами, которые, добившись его увольнения, настояли на кандидатуре престарелого Горемыкина, выразителя наиболее правого политического курса[121].

В. Н. Коковцов на политической арене был личностью, без сомнения, с достаточным политическим «весом», обладал нужным профессионализмом и необходимыми знакомствами, «словом, был на месте, располагая всеми необходимыми для политического руководителя такого ранга качествами»[122].

Не у всех современников взгляды В. Н. Коковцова вызывали симпатию и понимание.

Особо резкими в плеяде отзывов о рассматриваемой нами личности выглядят характеристики А. В. Кривошеина и А. Н. Шварца. Со А. Н. Шварцем, министром народного просвещения с 1908 года, у В. Н. Коковцова были, «натянутые» отношения. Причиной этому был вопрос о допуске лиц женского пола и еврейской национальности в высшие учебные заведения, по которому В. Н. Коковцов, в отличие от А. Н. Шварца, занимал либеральную позицию. Говоря о своей конфликтности с В. Н. Коковцовым, он выражался примерно так: «С него как с гуся вода. Дня три-четыре притихнет, а там опять за старое»[123]. При этом он выделял целую группу лиц, поддерживающих В. Н. Коковцова: «Пособниками в его тотчас же открытой против меня кампании были прежде всего вскоре после меня назначенный министр торговли и промышленности Шипов и Харитонов, подголоском у них был Извольский, открыто опасавшийся спорить со мной. Уже из этих имен видно, что главными действующими против меня лицами явились матадоры санкт-петербургской бюрократии»[124]. Из приведенных высказываний вряд ли можно сделать какие-либо выводы ввиду пристрастности пишущего. Взаимоотношения В. Н. Коковцова с А. В. Кривошеиным были напряженными из-за вопроса финансирования аграрного развития России. Отсюда нелестные характеристики, обвинения В. Н. Коковцова в «верности своему формализму»[125]. Кривошеин способствовал отстранению В. Н. Коковцова и назначению на должность премьер-министра И. Л. Горемыкина[126].

Николай II «благодарил Коковцова на первом докладе после Совета Министров за то, что, несмотря на его молодые годы, у него такие устойчивые убеждения. Коковцов очень хвалится этим»[127]. Государственный секретарь А. А. Половцов совершенно откровенно заявил, что В. Н. Коковцов — «ярый чиновник с ограниченными способностями, но искусно достигающий личных своих целей при помощи неумолкаемой болтовни, испещренной громкими, закругленными фразами. В бытность его в прошлом году в Москве на съезде заводчиков, он получил от них прозвище „граммофон“»[128].

П. Н. Милюков называл В. Н. Коковцова «испуганным бюрократом»[129], но многие, в том числе и он, находили и за что уважать В. Н. Коковцова: «это был странный человек, этот министр финансов, попавший потом в премьеры за то же свое качество: аккуратность и добросовестность в рамках принятого на себя служения. Там он охранял казенный сундук от посторонних покушений, — в т. ч. и царских. И все мы соглашались с его репутацией „честного бухгалтера“. Здесь он охраняет вверенные ему интересы патрона, — не считая и сам себя ни в коей мере „политиком“, а только верным слугой престола»[130]. В характере В. Н. Коковцова, уточнял Милюков, была черта внутреннего самоуважения и требования признания его от других, которая давала основания шутить над его суетностью и тщеславием. «Я этого суждения, довольно общего, не разделял… То обстоятельство, что В. Н. Коковцов шел на явный неуспех, оставаясь верен себе и своей роли, не могло не вызвать уважения к нему, особенно в связи с его пониманием этой роли»[131].

А. П. Извольский писал, что В. Н. Коковцов — «одаренный исключительными способностями и всесторонне образованный, он прошел по всем ступеням чиновничьей иерархии и приобрел большой опыт не только в финансовых делах, но и в различных областях административной деятельности»[132].

Чиновники министерства финансов отмечали такие качества Коковцова как работоспособность, строгость и требовательность к себе, «сердечное отношение к нуждам чинов ведомства, на какой бы иерархичной ступени они не стояли, во всех житейских невзгодах, обрушивавшихся на