Наваждение - Татьяна Стекольникова

– А как называется? – глаза моей подруги круглые от удивления: как, оказывается, просто создать кулинарный шедевр. Но про название она зря спросила, потому что Вовка сразу оседлал своего любимого конька и углубился в рассуждения о том, как неправильно именуются блюда современной кухни.

– Называется «Пикадилли». Но это не «Пикадилли»! В настоящий «Пикадилли» кладут вареную картошку, красный лук и анчоусы. Просто кому-то слово понравилось!

Я в пол-уха слушала Шпинделя, жевала канапе с копченым угрем и думала, что в срочном порядке необходимо с Ольгой потолковать, рассказать ей, что мужики терпеть не могут разговоров о том, какое блюдо из чего сделано. Вкусно – и все. Это Шпиндель – ресторатор, гурман и даже иногда кулинар – может обсуждать, надо ли в камамбер с грецким орехом добавлять перец или в розочку из слабосоленой форели – маринованный имбирь, а у наших мужчин уже физиономии скучные, как будто они один только этот самый маринованный имбирь и жуют.

– Гриша, ты уже всем сказал, что мы завтра уезжаем? – спросила я Громова, надеясь, что сделала это достаточно громко и перекричала Вовку.

По возникшей тишине и последовавшему затем шквалу вопросов я поняла, что о предстоящем отъезде не знал никто – даже Шпиндель, которому всегда удается разнюхивать все новости первым.

– Нина, ты даже мне не сказала! – Ольга с обидой смотрит на меня.

– Я узнала, что уезжаю, перед самым открытием вернисажа. Когда бы я рассказывала? Все претензии к Громову, это его идея – хранить все в тайне до последней минуты.

Гр-р перестал сгружать в мою тарелку икру со своего бутерброда (икра, похоже, единственное, что он не ест) и невозмутимо произнес:

– А зачем волну поднимать? Разговоров бы только прибавилось! А так – без лишних телодвижений. Завтра у нас с Ниной поезд в пятнадцать ноль-ноль. А послезавтра мы уже будем в Праге.

– Гришка, неужто Нинку к Павличеку везешь? Ее ждет сюрприз! – вопит Шпиндель.

Я подумала, что Вовка имеет в виду сходство Гриши с Павлом, и не стала нажимать на свою синюю кнопку, чтобы узнать, что у Шпинделя на уме. Но меня в Праге, действительно, ждал сюрприз, я и представить не могла, какой!

– Гриша, я отвезу вас на вокзал, – как всегда по существу сказал Устюжанин, и Ольга с гордостью посмотрела на Серегу: ее мужчина опять оказался на высоте.

– Жайка моя, – встрял Шпиндель, – а ты хочешь проводить Громовых?

– Конечно, – Жанна порозовела. – Мне будет приятно помахать им с перрона, чтобы они знали, что их возвращения ждут. Всегда проще уезжать, когда уверен, что есть кто-то, кто скажет «привет», когда ты приедешь.

– Умничка! – снова заорал Вовка. – Я скоро буду записывать твои афоризмы!

И продолжил без паузы:

– Гришка, ты, конечно, места в СВ заказал! Вот не поверю, чтобы просто в купейном!

– Естественно! – самодовольно отозвался Гр-р. – Не хватало, чтобы еще кто-то рядом с Ниной торчал, когда у меня на нее виды, и…

Я закрыла Громову ладонью рот, чтобы не продолжал, а то Шпиндель неминуемо начнет развивать тему, наговорит гадостей, и снова придется Вовке виртуально дать в ухо.

Народ продолжал с удовольствием поедать шпинделевские разносолы, трепаться и ржать, а я возила вилкой по своей пустой тарелке и думала, что после июньского происшествия уже никогда не смогу отделаться от ощущения, что прощаюсь с Гр-р навеки, даже когда он уходит в другую комнату.

– Нина, ты чего? Молчишь, не улыбаешься даже, – спрашивает меня потихоньку Ольга.

– Да устала, времени-то уже двенадцать…

– Ты на самом деле еще в дорогу не собиралась?

– На самом деле. Говорю же – сюрприз такой мне Громов устроил, внезапный отъезд…

– Давай всех уведу! И правда, поздно уже, – Ольга повернулась к Устюжанину:

– Серый, поехали домой! А то прямо тут засну!

– Вова, нам тоже пора… – Жанна встала. – Мне завтра надо с утра быть в музее.

Мы все спустились во двор. Тетки быстро расселись по машинам – стоять холодно, не лето, однако! – и двор опустел. Налетевший вдруг ветер погнал по асфальту опавшую листву.

– Нина, иди домой, а я посмотрю, как там, в салоне, и вернусь.

Но я все еще была под впечатлением своих мыслей и пошла с Гр-р, несмотря на то, что выскочила провожать народ без пальто. Громову пришлось крепко обнять меня, чтобы я не замерзла окончательно.

На этот раз в дежурке в одиночестве торчал Паша, мой старый знакомый из числа Гришкиных сотрудников. Пока Громов разговаривал с ним и в очередной раз включал и выключал мониторы, я прошла в нижний зал еще раз взглянуть на портрет. Наверное, глупость – ждать, что прадедушка Громова материализуется и навестит нас. Это только в романах бывает! И Тюня, написав «Арсений», могла просто сообщать, что увидела сходство портрета с ним. И моя интуиция, напихав мне в рот медных монет, возможно, предупреждала совсем о другом.

– Радость моя, ты где? – зовет меня Громов.

– Иду! – отзываюсь я и бросаю последний взгляд на портрет. Нет, не Гр-р меня на нем обнимает…

Домой мы вернулись через мансарду.

– Видишь, как удобно работать там, где живешь! – в очередной раз порадовался Громов. – Не надо даже на улицу выходить!

Мы еще посидели на кухне. Вернее, сидел Гришка – в обнимку с Морковкой. Кошка предчувствовала расставание и липла к Гр-р. Я занималась посудой и думала, что неплохо бы обзавестись новой дорожной сумкой, но когда? Времени на хождение по магазинам нет. Придется ехать со своей старой и видавшей виды кошелкой. Утешив себя тем, что куплю новую сумку в Европе, я посмотрела на Громова – дремлет, положив голову на руки. Я тихонько присела напротив. Устал мужик, устал… А никогда не признается… Хорошо, что он придумал эту поездку, – отдохнет… Да и мне не помешает сменить обстановку.

– Ты уже разделалась с тарелками? – неожиданно спрашивает Громов.

Я даже подскочила:

– Ты зачем притворяешься, что спишь?

– А как бы я узнавал, о чем ты думаешь? Ты не предполагаешь, что я на тебя смотрю, и на твоем лице все написано.

– И что там сейчас написано?

– Сочувствие. И надежда.

Физиономист. Блин… Японский городовой! Буду к тебе теперь спиной поворачиваться, когда покажется, что ты спишь!

– А я не наблюдаю за тобой исподтишка, чтобы понять, о чем ты думаешь, – пробурчала я.

– Конечно, ты же умеешь мысли читать.

Я хотела возразить, но Гр-р не дал мне сказать:

– Это просто. Я всегда думаю о тебе. Всегда! Когда просыпаюсь – первая мысль о тебе. Стоит днем задуматься – вижу тебя. А уж перед тем как заснуть… Последняя мысль – всегда о тебе!

И я в очередной раз согнала с Громова Морковку, чтобы самой залезть к нему на колени.

День второй

Проснулась я ни свет ни заря. Громова в постели уже не было. Я еще повалялась под одеялом, слушая, как он бренчит на кухне посудой. Пахло свежезаваренным кофе. И куда это он так рано? Тут я вспомнила, что Гр-р обещал зайти к Скворцову. Мне тоже интересно, что Петрович расскажет про маньяка, но времени на визит в отделение нет. Я накинула свой любимый халатик с драконами – подарок Гр-р – и заглянула на кухню.

– Нина, я тебя разбудил. Прости… Раз поднялась, давай пить кофе. Тут Вовкиной еды до фига осталось.

На подоконнике торчала Морковка, подобрав под себя все четыре лапы, – признак кошачьей грусти. Тюня пристроилась на тарелке с бутербродами. Интересно, почему там – ей еда не нужна. Наверное, желает побыть в центре внимания.

– Гриша, ты с Захаровной поговоришь? – спросила я, наливая Гр-р вторую чашку кофе.

– Да я уже поговорил. И с ней, и с Пашей – чтобы за домом смотрел.

– А собираться ты когда будешь?

– Да я уже собрался – бритву положить осталось. Хочешь чемодан, как у меня?

– А я знаю, какой у тебя чемодан?

– Пойдем, покажу!

И мы спустились на Гришкину половину по его лестнице. Девчонки увязались за нами.

В спальне Гр-р стоял элегантный черный кофр. Или портплед. Или чемодан. Даже не знаю, как назвать – нечто совершенно шикарное из настоящей кожи. Морковка сразу уселась на кофр, а Тюня повисла у кошки на хвосте. Понятно, почему Гр-р предложил мне чемодан, как у него, – моя собственная старая дорожная сумка из полиэстера ни в какое сравнение с этим галантерейным чудом не идет.

– Громов, я чувствую себя Золушкой, задержавшейся в королевском дворце дольше положенного. В обнимку с тыквой вместо кареты. И в лохмотьях…

– Золушка, ты хочешь такой чемодан? Как ты его назвала? Кофр? Или поедешь со своей сумкой?

– А у тебя что, таких два?

– Нет, три! Третий – маленький, для нетбука.

– А для кого был второй? – я чувствовала, что где-то в районе моего затылка зашевелились еще неоформленные, но уже ревнивые подозрения.

– Нина, кончай придумывать. Это хозяйство я купил вчера, когда за визой ездил.

Вспомнил, что у моей старой сумки ручка отлетела. Забирай чемодан – или как там его – и иди укладываться. Заметь, твой больше! А я к Скворцову…