Возвращение Остапа Крымова - Василий Катунин

Жора посмотрел на свои черные ногти и неопределенно хмыкнул.

Если мы уже договорились насчет работы, — продолжил Остап, — то я хочу предложить вам должность Пятницы.

Жора не стал спорить, тем более, что не читал «Робинзона Крузо». Он решил перейти к делу.

Так в чем работа?

Не торопитесь, мой дорогой Пятница. Кстати, сколько вам лет?

Тридцать.

Сколько раз были женаты?

Жора замешкался. Видимо, у него не было точного ответа на этот вопрос.

Ясно, — сказал Остап. — Дети?

Жора поднял глаза к лепному куполу вокзала, где на панно счастливые дети сталинских времен были прорежены не менее счастливыми сталеварами и шахтерами. Он углубился в сложные математические расчеты.

Понятно, — констатировал Остап. — Признавайтесь, сколько капусты вы перевели на своих детей? Алименты?

Жора уныло кивнул и потупил глаза.

С дерева вашей любви облетели все листья, кроме исполнительного. Ну ладно, с этим мы разберемся, — кинул Остап. — Порой так трудно выйти в люди и сохраниться человеком.

Жора почувствовал, как в районе затылка в нем зародилось чувство уважения к шефу. Остап придирчиво оглядел Жору.

Вы пьете?

Нет, — категорично ответил Четвергов.

Курите?

Бросаю.

Верю, — сказал Остап, но с сомнением двинул бровью. — Вы, наверное, находитесь на той стадии, на которой перестаете сами покупать сигареты. Как с женщинами? Излишества присутствуют?

Боже упаси! — замахал руками Жора.

Так что, получается, что у вас всего один порок? — недоуменно спросил Остап.

Какой? — удивился Жора.

Вы — лгун. Впрочем, это, может быть, сейчас и не порок, а средство к существованию.

В это время тоненький румяный юноша, видимо, опаздывающий к поезду, пытаясь прошмыгнуть между говорящими мужчинами, слегка толкнул Остапа в плечо. Молниеносным движением, подобным броску языка лягушки за мухой, Жора схватил студента за ухо и вытянул его в ниточку перед Остапом.

Извинись перед дядей, нахал, — сказал Жора, не оставляя студенту других вариантов, кроме одного — присущей нашему народу вежливости.

Ладно, Жора. Отпустите юношу, — успокоил его Крымов. — Если он куда-то торопится, его за это можно уважать. Не торопятся только те, кто познал истину жизни, а это несчастнейшие люди.

Остап задумался. Кандидат предлагал не очень большой выбор способностей. Мир мудр, и в вечной терпеливой жизни есть место всем: и красивым, и уродливым, и умникам, и глупцам. Каждый займет свою нишу и дополнит бесконечную цепь Вселенной еще одним звеном. И каждое из этих звеньев — недостающее. Знать бы только, не достающее до чего.

Крымов колебался. Он вспомнил одну американскую пословицу: чем глупее фермер, тем выше кукуруза. Наша пословица гласила: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. «В конце концов, — подумал Остап, — страна поворачивается к западным идеалам жизни. Главный конек американцев и японцев — это узкая специализация. Если сразу лишить этого парня инициативы, то много вреда он не наделает. А люди нужны. Еще Карл Маркс в „Капитале“ обосновал необходимость прибавочной стоимости. Что на простом языке означает: сам много не наработаешь».

Крымов считал, что все люди делятся на две категории: на тех, которые ни на что не способны, и тех, кто способен на все. И неизвестно, кто мог бы доставить больше хлопот. По облику Четвергова сразу было видно, что парень недалек и хитер задним умом. Окинув кандидата скептическим взглядом, Остап подумал, что до полноценного соратника ему так же далеко, как сенбернару до Сары Бернар. И все же нет абсолютно бездарных людей, каждый бездарен по-своему. Это испокон веков давало в жизни шанс каждому.

Жора тоже молчал. И делал это по двум причинам. Во-первых, он вообще, не очень любил говорить, и не только потому, что его мозг редко вырабатывал мысль, достойную публичной огласки. Во-вторых, — и это был редкий случай, — в данный момент он как раз такую мысль вырабатывал. Жора думал о том, что очень даже может пригодиться этому пройдохе без рубашки, но в дорогих штанах. Только сам Жора знал, в чем его конек и сила. А дело было в том, что он с младых лет обладая несравненным даром конспирации. У каждого человека может быть свой «бздык», как говорила его мать. Жориным хобби и второй натурой были конспирация и разведка. Ему всегда мерещились слежка, злые происки не только недругов, но и более скрытые и коварные — происки друзей, любимых и родителей. С невероятной хитростью Жора еще в школе уходил от бесконечных слежек, ловушек и покушений на его жизнь. Его не устраивала пассивная роль в ежедневной схватке с многочисленными врагами, в том числе и международными, и часто он работал на опережение. Он умудрялся знать все обо всем. Он тайно рылся в портфелях своих одноклассников, что позволяло иметь оперативную информацию о их враждебных планах. Каждую ночь он прокрадывался в коридор и исследовал содержимое карманов своего отчима, которому он очень не доверял. При всем при этом Жора был относительно честным мальчиком и не скрывал, что родителей любит меньше, чем сливочное мороженое. Кстати, вскоре опасения Жоры насчет своего отчима подтвердились. Именно он первым обнаружил факт наличия у отчима молодой любовницы. Выследить явочную квартиру и установить ее личность для Жоры не представило труда. Через месяц ювелирной работы он положил на стол своей мамаши досье, состоящее из ста двадцати страниц. Факты были убийственные. Отчим был обречен. Это был лишь один из многих раскрытых им заговоров. Никто не умел так ловко, как Жора, распознать тройную слежку и уйти от нее. Никто не знал так, как он, самые удобные места для установки подслушивающих жучков. Мало кто смог бы, как он, всю ночь просидеть в засаде под проливным дождем, выслеживая объект семейства кошачьих, регулярно брюхативший их Мурку. Да, что там говорить, — это был талант. Годы смели с души нашего Пинкертона налет прыти, но бдительность осталась при нем. Несмотря на врожденную лень, которая касалась всего, кроме конспирации, Жора обладал крепкой волей для того, чтобы позволить кому-либо избавить его от дурных привычек.

Пронесшиеся воспоминания и нахлынувшие мысли Жора резюмировал одной фразой:

Я пригожусь нам, шеф, вы не пожалеете.

Я никогда ни о чем не жалею, — ответил Остап, выходя из задумчивости. — Абсолютно точно установлено, что причина рака — чувство обиды. А обида — сестра самоедства. Ладно, пойдемте знакомиться с коллективом. Поскольку на интеллектуальную поддержку рассчитывать не приходится, то если я скажу, что две головы лучше, чем одна, меня поймет только торговец шляпами. Но ведь еще остаются ноги, количество которых будет равняться четырем А это уже приличная цифра. Уже можно ходить строем.

Остап ухарски махнул рукой.

Ладно, Георгий, наше время дает нам не очень большой выбор. Эх, ударим, что ли, концом века по недостаткам воспитания и избытку глупости! За мной!

Через минуту Остап подводил Жору к тому месту, где Нильский в ожидании новых жизненных перспектив натирал суконной тряпочкой свои туфли.

Знакомьтесь, господа. Это Георгий Пятница Победоносец.

Жора, — пропустив шутку мимо ушей, представился билетный спекулянт, — Жора Четвергов

А это Сан Саныч Нильский Тринадцатый.

Сан Саныч, — улыбнувшись, представился научный сотрудник Южного вокзала.

Будущие соратники, в прошлом находившиеся на разных уровнях интеллектуальной иерархии, скептически посмотрели друг на друга. В глазах Нильского читалось сочувствие. Зрачки Жоры горели желанием ответить тем же, но, с детства не имеющие привычки фиксироваться на одном месте, не выражали ничего, кроме ожидания подвоха. Только детям и патологоанатомам присуще свойство не придавать значения различиям между людьми — ни умственным, ни социальным, ни внешним. Оба соратника уже давно не были детьми, и с первого взгляда каждый из них мысленно поставил себя на ступеньку выше другого. По всем показателям.

Итак, — начал Крымов, — будем обустраиваться. Вы, Жора, лично займетесь жильем. Я видел там на ступеньках бабушек с рекламными табличками. Нам нужна квартира со всеми удобствами, спутниковой связью, круглосуточно работающим телефоном, живописным видом на море и плотным завтраком. В общем, вы должны уложиться в шестьдесят баксов, не больше. Вы, Нильский, купите прессу, из которой я должен почерпнуть информацию о политической и экономической ситуации в городе.

А деньги на квартиру, шеф? — поинтересовался Жора.

Остап обиделся.

Как только найдете что-то подходящее, предоставьте квартиродателя мне. Уж в чем — в чем, а в кредите Крымову еще никогда не отказывали.

За два года и три месяца до этого…

По рыхлой вате снега на фоне умиротворенной ограды православной церкви мечется огненно-рыжий беснующийся комок собачьего восторга. Жарко. Ноль градусов — это очень жарко. Это — Сахара для снега, собирающегося умереть завтра. А сегодня — утопающая по брюхо собачья радость, обращенная внутрь себя. Чау-чау с тибетскими глазами и фиолетовым дивом языка, разбрызгивая пушистые золотые искры, пропахивает клацающими челюстями хрустящий снег, и в бездонных коричневых глазах его — китайское бесстрастие. Сдержанная радость себе самому, сдержанное ожидание миски с кашей и новых собачьих запахов, степенное терпение присутствия человека. Его хладнокровие — это не мудрость Востока и не высота непальских хребтов. Его предки редко доживали до старости, и мудрость исхода жизни не осела в клетках их сочного и вкусного мяса. Их убивали пастухи своими длинными кривыми ножами, и разделанная плоть не успевала остынуть до соприкосновения с огнем жаровни. Его предки не успели впитать в свои гены ни страсть человеческой любви и ненависти, ни первый туман во влажных пурпурных глазах агонизирующего оленя, ни серую ненависть в глазах голодной волчицы. Выращенные дни корма двуногих животных, они не познали их мудрости, их силы и ничтожества, и ни одна клетка их девственного мозга не запятнала себя рефлексом преданности человеку. И выхолощенное мироощущение, замкнутое в тесном кругу гордыни, независимости и глупости, довольствуется двумя земными радостями мохнатого зверя — новыми собачьими запахами и миской теплой каши. И никогда в его мозгу не родится простая мысль о том, что ни щенков, ни человеческих детей нельзя рождать в юности, что хотя бы один из родителей должен иметь достаточный возраст для того, чтобы передать своему потомку, кроме своей внешности и крови, свою мудрость и мудрость своих предков.