Меня убил Лель… Детектив - Алёна Бессонова

Мизгирёв потоптался у вешалки, на которой висела его куртку и попросил:

– Я, наверное, пойду? – и уже сняв куртку, добавил, – бабы в Хвалыне трепались вроде она от него забеременела…, но я думаю, врут…

– Погодите! Вы не ответили на второй вопрос: насколько вы близки с сыном?

Мизгирёв усмехнулся:

– На расстоянии револьверного выстрела. Он часто не слышит, что я говорю, но намерения мои понимает. То есть мы, друг друга имеем в виду, не более… А потом… – Мизгтрёв нерешительно потоптался на месте. – Вы, наверное, поняли Пётр хронический бытовой алкоголик. Горечь жизни запивает. И ещё… – Владислав Иванович осёкся.

По его виду Исайчев понял, что он решается говорить или не говорить о чём-то для него сомнительном, решил подтолкнуть собеседника:

– Вовремя не сказанные слова, иногда решают судьбу. Давайте Владислав Иванович выкладывайте, что хотите сказать.

– Знаете, Михаил Юрьевич, сам я этого не видел, но Петька говорит, что последнее время у Сони появлялись какие-то знаки от погибшего Леля. Полгода назад у неё была форменная истерика, она уверяла, что Лель прошёл мимо неё и даже помахал рукой. Правда, она в это время возлегала у бассейна, я полагаю заспала. Любила, знаете ли, рюмочку другую пропустить, вот и привиделось.

– Вы думаете глюки?

– Я думаю водка в неумеренных количествах, – поморщился Мизгирёв. – вы не полагаете, что вены себе она тоже под этим делом…

– Нет! – прервал рассуждения собеседника Исайчев, – она была совершенно трезва в этот день и судя по состоянию организма вполне адекватна.

– А записка? – неуверенно спросил Мизгирёв.

– С запиской будем разбираться. Вероятно, наша встреча не последняя. Всё что вы сказали очень важно. Спасибо. Зайдите к полковнику Корячку, он просил.

– Соскучился, старый рыбак, – улыбнулся Владислав Иванович, – зайду, конечно. Мы в сентябре в Хвалынь на рыбалку собираемся.

– Куда же вы теперь поедите? – поинтересовался Михаил. – Вы же там дом продали.

– Вашему начальнику и продал, – хмыкнул Мизгирёв, – то он ко мне ездил, теперь я к нему…

Когда дверь за гостем захлопнулась, Михаил вспомнил, что сказал отец Ольге в одну из их первых встреч, когда она спросила насколько мы с ним близки, он ответил: «Мы всегда ели с Мишкой один кусок пирога.»

Исайчев снял очки и привычным движением указательного пальца помассировал переносицу:

– Отца нет уже два года, а я до сих пор оставляю ему кусочек… Ольга тоже любила батю… а он её. Ольгу надо привлекать, – подумал Михаил, – без неё в этом «женском деле» не разберусь…

Глава 5

«Копилка» – это прозвище приклеилось к Ольге, жене майора Исайчева, с лёгкой руки её одноклассников и не потому, что она скаредна и бережлива, а потому что страстный нумизмат-коллекционер, и в её карманах всегда позвякивали старинные и редкие монетки на случай подвернувшегося обмена. Про монетки Ольга знала всё или почти всё. Прозвание «Копилка» понравилось Михаилу и он взял его на вооружение, произносил с особенной нежностью. Ольга тоже не осталась в долгу, одарила мужа прозвищем «Мцыри» и опять не потому, что его имя и отчество созвучно с именем и отчеством автора поэмы, а потому что он сразу проявил себя, как непреклонный и принципиальный товарищ.

Шесть лет прошло с того дня, как они впервые увидели друг друга. Тогда их беседа не ограничилась одним днём. Михаил попросил Ольгу продолжить разговор. Предложил перенести его в другое место на более поздний час. Встречу Исайчев назначил у кафе «Горячий шоколад» ещё и потому, что хотелось посмотреть, как поведёт себя строгий и, на первый взгляд, излишне суровый адвокат в неформальной обстановке. Эту мысль Михаил, подъезжая к намеченному месту в намеченное время, настойчиво прилаживал в своей голове. Потоптавшись у кафе он, увидев её, взглянул на часы, отметил – осталась одна минута.

«Молодец! – обрадовался Михаил, – идёт, как „литерный поезд“ тютелька в тютельку. Не заставляет себя ждать. Уважаю. Точность вежливость королев, а она и впрямь королева».

Ольга появилась из-за угла и лёгким шагом двигалась навстречу. Длинное шифоновое сиренево-жёлтое платье, короткая кожаная вишнёвого цвета курточка и искрящиеся на щеках ямочки делали её похожей на бабочку. Михаил залюбовался, стало хорошо и немного жутко от той мысли, что она идёт именно к нему. И только сейчас Исайчев признался себе, что вовсе не известный в городе адвокат Ольга Ленина интересовала его, а женщина Оля-Олюшка с ямочками на щеках и тёплой улыбкой на пухлых губах. Сейчас Михаилу показалось, что он ждал её не пятнадцать минут, а долго. Так долго, что начал вымерзать душой. Ждал именно её. Он не мог объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём тогда, но был уверен: он, наконец, нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась, и её надо было удерживать, как оползень.

Тогда Михаил больше не отпустил Ольгу. Она, к счастью, не противилась. Сейчас, по прошествии стольких лет, они об этом не жалеют. Ольга не лезет в дела мужа, но если он говорит ей о возникших в «деле» сложностях, её замечания не пролетают мимо, всегда бьют в цель.

Начальник Исайчева полковник Корячок знает о том, что Ольга иногда помогает мужу, и хотя это против правил, «шеф» разрешает Исайчеву привлекать к расследованию жену для пользы делу. И в этом случае, посоветовал;

– Пусть Ольга Анатольевна поприсутствует при твоей беседе с Петром Мизгирёвым. Думаю, не будет лишним. Там дела бабские, как мне показалось из разговора с моим дружбаном Владиславом Ивановичем нервические, нам мужикам трудно разобраться. Ольга у тебя, насколько я помню по второму образованию психолог, вот и пусть поковыряется… Мизгирёва старшего волнует психическое состояние сына.

Ольга предложение Корячка приняла.

Сейчас подъезжая к особняку профессора Мизгирёва, она читала на экране планшета то, что удалось обнаружить в интернете о семье Петра и Софьи. Оказалось, что Пётр Мизгирёв несколько лет назад получил возможность занять должность ведущего сотрудника в Институте наук о Земле в Исландии вместо погибшего друга Игната Островского. Его зачислили в группу профессора Сигурдура Тимресона. Проработав более пятнадцати лет, Пётр покинул страну спешным порядком, не закончив разрабатываемую им тему. Хотя она в будущем могла принести ему не только материальные блага, но и значительную известность в научном мире. Покинул не по собственной воле, а по воле жены профессора Тимресона уличившего своего мужа в связи с женой Петра – Софьей. Скандал, который устроила сдержанная по своей природе исландка, перекрыл по силе звука и мощи, а также реакции местного общества, извержение проснувшийся вулкан «Эйяфьятлайокудль». Он же забросал пеплом аэропорт и задержал вылет Мизгирёвых на неделю, превратив их вынужденное ожидание отъезда в заточение. Правда, заточение коснулось только Петра. Это он сидел в доме и не высовывал носа. Софья же ходила по малолюдному посёлку научного городка с гордо поднятой головой. Она обошла любимые ею бары, со всеми попрощалась, выпивая напоследок с особо отмеченными ею знакомцами рюмочку отвратительной исландской водки. Местные мужчины смотрели вслед на фру Костадоуттир4 не скрывая восхищения, а женщины украдкой пытались примерить победно-безмятежное выражение её лица на свои холодно-отрешённые физиономии. Местные газетки каждый день, до последней минуты, присылали репортёров к дверям дома Мизгирёвых. Софья с удовольствием беседовала с ними на темы любви и дружбы мужчины с женщиной, тем самым вконец вытаптывая авторитет мужа. Суровую северную землю и научный институт пришлось покинуть не только супругам Мизгирёвым, но и ранее приглашённым Петром паре молодых учёных Владимиру и Татьяне Соколовым. Они-то и выложили в интернет всю историю, сопровождая её откровенно грубыми комментариями и фотографиями, коими Софья в последние минуты перед отлётом порадовала местных фотокорреспондентов.

– Она или стерва первостатейная, в чём я убедилась на своей персоне, – вслух высказалась Ольга, – или это была истерика, которую Софья пыталась, таким образом, скрыть. Хотя в целом похоже и на то, и на другое вместе. Притормози у ворот усадьбы, Мцыри, – попросила Ольга, – хочу показать тебе кое-что. Прочти, прежде, чем начнёшь разговор с профессором.

Михаил читал материалы на дисплее планшета удивляясь и покряхтывая, иногда пришёптывая единственную ругательную фразу, которую позволял себе употреблять в обиходе «ешь твою медь!», иногда «нехороший человек, редиска!». Ольга, откинулась на спинку кресла, повернула голову в сторону мужа, наблюдала его реакцию, тихо улыбаясь. Прочитав выделенные Ольгой абзацы в текстах и, взглянув на фотографии, Михаил вернул планшет хозяйке: