Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ! - Рэй Брэдбери

– Ваша честь, прошу прощения, но вы слишком просто на все смотрите. – сказал Келли. – То, что легко для вас, не легко для нас.

– Я понимаю, – сказал старик, ровным счетом ничего не понимая.

– Похоже, у всех нас в последние несколько минут возникли проблемы. У кого с домом, у кого с транспортом, в общем, у каждого свои. Вы понимаете, о чем я говорю. Кто объяснит первым? Келли? Нет? Кэйси? Риордан?

Все молчали.

Наконец, вздохнув, вперед вышел Флэннери.

– Вот какое дело… – начал он.

– Ну-ну, – мягко произнес старик.

– Мы с Туоси, как последние идиоты, перли эту картину, «Сумерки Богов». Полдороги лесом, так это было еще ничего, а когда прошли две трети болота, так вдруг начали утопать.

– Вы выбились из сил? – добро спросил лорд.

– Утопали, ваша честь, самым натуральным образом, утопали в землю.

– Боже мой! – воскликнул лорд.

– Вы совершенно правы, ваша светлость, – отозвался Туоси. – Мы с Флэннери и эти чертовы боги весили вместе фунтов шестьсот. А почва такая зыбкая, прямо-таки трясина, а не почва. И чем дальше мы продвигались, тем глубже проваливались. Я еле удерживался, чтобы не позвать на помощь. В голову лезли сцены из старого рассказа про собаку Баскервилей, как там эта собака или еще какой злой дух загоняет героиню в болото, и бедняжка все дальше в него заходит, прямо в самую трясину, и уж жалеет, что не сидела на диете, да поздно. И только пузыри на поверхности. У меня прямо горло сжало, когда я обо все этом подумал, ваша честь.

– И что же? – вставил лорд, почувствовав, что настало время задать вопрос.

– Мы ушли, оставив богов там, в их сумерках, – ответил Флэннери.

– Прямо в болоте? – спросил старик, несколько огорченно.

– Но мы укрыли их. Я хочу сказать, мы закутали картину своими шарфами, Боги не умирают дважды, ваша часть. Вы слышали, парни? Боги…

– Да замолчи ты! – воскликнул Келли. – Вот болван. Почему вы не вынесли эту треклятую живопись с болота?

– Мы подумали, что надо бы взять туда еще двоих ребят, пусть помогут…

– Еще двоих! – воскликнул Нолан. – Это будет уже четверо, да еще боги. Да вы утонете вдвое быстрее. Только пузыри пойдут, вы, тупицы!

– Я как-то об этом не подумал, – сказал Туоси.

– Об этом надо подумать немедленно, – промолвил старик. – Может быть, стоит образовать спасательную команду из нескольких человек.

– Она уже образована, ваша честь, – сказал Кэйси. – Боб, ты и Тим отправляетесь спасать этих языческих богов.

– А ты не скажешь отцу Лири?

– Он поотстал маленько, идите.

Тим с Бобом удалились, тяжело дыша.

Его светлость повернулся к Нолану и Келли.

– Я вижу, что и вы принесли назад вашу довольно тяжелую картину.

– Ну мы-то хоть ее не донесли до дома всего ярдов сто, сэр, – ответил Келли. – Я думаю, вам интересно знать, почему мы ее вернули, ваша честь?

Старик вернулся в дом, чтобы надеть пальто и твидовую кепку. Теперь он мог стоять на холоде и дослушать затянувшийся разговор.

– Да, такое совпадение, признаться, заставило меня задуматься, – ответил он, выйдя на улицу.

– Тут все дело в моей спине, – сказал Келли. – Она дала о себе знать ярдах, этак, в пятистах от дома. Вот уже пять лет спину то схватит, то отпустит, прямо муки Христовы какие-то. Как в спину вступит, так я начинаю чихать и валяюсь на коленях.

– У меня тоже такое было, – сказал старик. – Это как будто кто-то вставляет в позвоночник клин. – Старик осторожно потрогал спину, вспоминая. Все сочувственно вздыхали, качая головами.

– Вот я и говорю, муки Христовы, – повторил Келли.

– Теперь понятно, почему вы с таким грузом не добрались до места, – сказал старик. – Тем более похвально, что, несмотря на такие страдания, принесли этот чудовищный груз обратно.

Услышав, как оценили его поступок, Келли тотчас же выпрямился. Потом поклонился.

– Мне это ничего не стоило. И я снова сделал бы это, если бы не крутило так кости над задницей. Прошу прощения, ваша честь.

Но его светлость уже перевел свой добрый, рассеянный мигающий серо-голубой взгляд на Блинки Ватса, который под мышками держал двух первосортных леди Ренуара, по одной под каждой.

– О Боже, я не тонул в болоте, и спину мне не сводило, – сказал Ватс, приплясывая на месте, чтобы показать, как прытко он добрался домой. – Я добрался до дома за десять минут, устремился в спальню и стал вешать картины на стену. И тут ко мне сзади подошла жена. К вам когда-нибудь подходила сзади жена, ваша честь? Подошла и стоит, ни словечка не говорит.

– Кажется, я что-то подобное припоминаю, – ответил старик, пытаясь вспомнить, и кивнул, подтверждая, что в его расслабленном сознании и впрямь промелькнули какие-то воспоминания.

– Тогда вы согласитесь, ваша светлость, что нет ничего хуже женского молчания? И ничего не сравнится с тем, когда женщина стоит подобно гранитному монументу. Средняя температура в комнате упала так быстро, что я почувствовал, как прямо-таки полюса поменялись местами. Мы именно так это и называем, это у нас дома. Я даже обернуться не смел, чтобы не столкнуться лицом к лицу с Антихристом или его дочерью, как я иногда называю жену в знак уважения к ее матери. Наконец я услышал, как она глубоко втянула в себя воздух и этак очень холодно и спокойно, как какой-нибудь прусский генерал, выпустила его.

– Эта женщина голая, как сойка. А та – такая же сырая, как внутренности моллюска в момент прилива.

– Но это же плоды изучения натуры знаменитым французским художником.

– Господи, взгляни на это! Французским! – завопила она. – Юбки едва прикрывают задницу – это французы; платья до пупа – тоже французы. Поцелуи взасос, которые смакуются в грязных романах, – тоже они. А теперь ты припер домой и еще хочешь прибить на стенку этих «французов». Что же ты в таком случае не снимешь со стены распятие и не повесишь на его место какую-нибудь жирную голую бабу?

– Я только глаза закрыл, ваша честь. Я искренне желал, чтобы у меня отсохли уши. «По-твоему, это то, что наши мальчики должны видеть на сон грядущий?» – спросила она. Дальше я помню то, что очутился на дороге, и вот я здесь, а вот обнаженные устрицы, ваша честь. Я прошу прощения и премного обязан.

– Кажется, они и в самом деле несколько легко одеты, – сказал старик, держа в каждой руке по картине и внимательно их рассматривая, будто хотел найти в них все то, о чем говорила жена Блинки. – Глядя на них, я всегда думал о лете.

– Может быть, после того, как вам стукнуло семьдесят, ваша светлость. А до того?

– Да, да… – сказал старик, в одном глазу у него промелькнуло воспоминание о давнишнем, полузабытом грешке.

Потом его успокоившийся взгляд остановился на Бэнноке и Туллери, отирающихся на самом краю этой растерянной толпы агнцев. Сзади каждого стояло по громадной картине, на фоне которых мужчины выглядели просто карликами.