Почему мы выживем и в этом кризисе. Финансовые, деловые и практические советы - Михаил Делягин

Рост потребности экономики в бюджетном финансировании (так как на обещанные рубли можно было купить уже намного меньше благ, чем было обещано при составлении бюджета), как и в 90-е, блистательно игнорировался либеральными реформаторами.

При этом эффективность девальвации неуклонно снижалась. С одной стороны, в 2014 году не было уже даже многих из тех ресурсов, которые имелись в конце 2008-го (не говоря о 1998-м): свободные производственные мощности разрушились либо были перестроены, свободных рабочих рук не было (из-за либеральной реформы образования, уничтожающей мотивацию к труду и саму способность учиться), кредиты на развитие были запретительно дороги (из-за заимствованной из 90-х политики Банка России по борьбе с инфляцией сжатием денежной массы), как и доступ к инфраструктуре (из-за безнаказанного произвола монополий).

С другой стороны, негативные эффекты девальвации усиливались. Поэтому без коренного изменения модели экономики, без перехода от разворовывания «советского наследства» (а российское государство сложилось в начале 90-х для решения именно этой задачи) к комплексной модернизации в 2015 году Россия была практически обречена на долгий и болезненный экономический спад.

Важно и то, что девальвацию, как и любую иную меру, можно осуществлять по-разному. В интересах поддержания экономической конъюнктуры ее надо проводить как можно быстрее, чтобы не допустить формирования сильных инфляционных ожиданий, не создать неопределенности, не вызвать паники и не отдать тем самым экономику (а заодно и международные резервы страны) на растерзание спекулянтам.

Именно так проводили вынужденные девальвации в прошлый кризис, в конце 2008-го – начале 2009-го, такие разные по своему социально-экономическому (да и политическому) устройству и модели развития страны, как Казахстан, Норвегия и Польша.

Однако в России и тогда, и в 2014 году девальвация проводилась совершенно иным способом: максимально медленно, плавно и непоследовательно. Тем самым негативное воздействие на экономику и общество усиливалось максимально: достаточно сказать, что в прошлый кризис международные резервы сократились почти на четверть триллиона долларов, а за 2014 год – более чем на 121 млрд.

Это делалось как в интересах спекулянтов, так и из-за стремления чиновников снять с себя ответственность за свои действия. Ведь резкое изменение курса однозначно свидетельствует о принятом государственном решении и вызывает не только протест и критику со стороны всех понесших ущерб, но и опасения: а правильно ли был рассчитан новый уровень равновесия? Ошибиться страшно, так как тогда придется осуществлять новую девальвацию, и никто не защитит чиновника от обвинений в том, что она была чрезмерной, и, соответственно, нанесенный ею обществу вред (ускорение роста цен, снижение реальных доходов населения и обесценение рублевых сбережений и инвестиций, а также увеличение бремени валютного долга) был не минимально необходимым.

Чтобы снять с себя ответственность, надо представить девальвацию результатом не сознательного решения, а слепой игры рыночных сил – «непреодолимого воздействия объективных факторов». А для этого она должна быть максимально плавной и неравномерной – соответствующей интересам не общества, а разнообразных спекулянтов (в роли которых выступают сейчас не только финансовые структуры, но и крупные корпорации реального сектора, способные аккумулировать значительные средства и использовать их для масштабных операций на спекулятивных рынках).

Правда, в декабре 2013 года новое руководство Банка России сделало качественно новый шаг в освобождении себя от ответственности за последствия собственной деятельности, заявив о намерении перейти от ответственности за курс рубля к ответственности за ограничение инфляции. Что с того, что это прямо противоречит Конституции и закону о Банке России? И кого в либеральной среде волнует, что цены определяются прежде всего произволом монополий, а Банк России, влияя на денежную массу и, отчасти, скорость ее обращения, имеет к их динамике не большее отношение, чем гинеколог к головной боли?

Чиновники в России, насколько можно судить, de facto освободились от ответственности за последствия своих действий, и фиксация соответствующих положений de jure не вызывает протеста ни у общества, ни тем более у других чиновников.

Банк России использовал катастрофу на валютном рынке, произошедшую 5–7 ноября, в корыстных целях: для окончательной ликвидации валютного регулирования как такового и полного отказа от обязательства поддерживать курс рубля в пределах какого бы то ни было валютного коридора. По сути, Россия была возвращена в состояние 90-х годов, когда Банк России по своему произволу определял, какое колебание считать нормальным, а какое чрезмерным, требующим реакции.

При этом из всего богатства инструментов определения валютного курса (изменение правил торгов, дифференцирование норм резервирования, регулирование спекулятивных операций и многое другое – вплоть до ограничения движения спекулятивных капиталов через границу, о возможности ввода которого объявила не так давно безупречно рыночная Великобритания) либеральное руководство Банка России, как в 90-е, оставило себе самый примитивный и самый затратный – прямые валютные интервенции.

При этом председатель Банка России Набиуллина издевательски заявила, что передача формирования курса рубля на произвол слепой стихии рыночных сил окажет на спекулянтов, являющихся ключевым выражением этих сил, сдерживающее воздействие! По степени циничности и осмысленности это примерно соответствует заявлению, что только беспрепятственный и полностью свободный доступ козлов в огород будет способствовать сохранению урожая капусты.

Таким образом, в силу вполне объективных причин рубль обречен на ослабление. Оно будет неравномерным, и временные укрепления просто из-за усиления колебаний его курса неизбежны, однако общая тенденция очевидна и непреодолима.

Даже полное оздоровление правительства и Банка России, нормализация социально-экономической политики и быстрое начало комплексной модернизации не приведут к мгновенному исправлению основных факторов, подрывающих нашу конкурентоспособность, – и потому рубль, просто благодаря инерции, будет дешеветь еще как минимум год.

Поэтому, как и в предыдущие кризисы, следует ориентироваться на вероятное ослабление рубля.

Такая же ситуация сложилась и осенью 2008 года, когда либералы во власти категорически отказывались от необходимого введения действенного финансового контроля за деньгами, вынужденно направляемыми правительством и Банком России в качестве поддержки банковской системы и реальному сектору. В результате эти деньги шли прямиком на валютный рынок и обрушивали его в процессе обмена на валюту, которая затем выводилась из страны.

Такая же ситуация возникла в августе 1998 года: когда после дефолта банковская система России зашаталась, государство влило сотни миллиардов рублей помощи (тогда они были намного более весомы, чем сейчас) в олигархические и государственные банки. Не только паника и безграмотность, но и, по всей видимости, злонамеренность не дали проконтролировать использование этих кредитов, которые слишком многими (и чиновниками, и банкирами) изначально рассматривались как коррупционные, а отнюдь не стабилизационные.

В результате рубли хлынули на валютный рынок, обеспечив сначала трех-, а потом и четырехкратную девальвацию, а тогдашнее руководство Банка России, так вальяжно чувствующее себя сейчас на разнообразных теплых местах, в ужасе буквально попряталось – выпихнув под телекамеры девочку пресс-секретаря (кандидата экономических наук, между прочим), которая беспомощно разводила руками и очень искренне удивлялась: «Ну в самом деле, ну кому же могло прийти в голову, что банки направят рубли, которые мы им дали, на покупку валюты!»

В нынешний кризис повторение подобной ситуации более чем вероятно. Ведь нашей экономикой опять управляют люди, которые занимали высокие посты в 90-е годы и просто не представляют себе никакой иной политики, кроме проводившейся тогда и приведшей к катастрофе 1998 года. И они уже повторяют эту политику, повысив ключевую ставку Банка России до 17 % (ее снижение до 15 % не изменило ситуацию), что, по сути, делает невозможным кредитование основной части российской экономики.

Для избежания катастрофической девальвации необходим финансовый контроль, но он поневоле ограничит коррупцию, создав тем самым угрозу не только доходам правящей клептократии.

Ведь коррупция, насколько можно судить, является подлинной основой государственного строя, титаническими усилиями, весьма скрупулезно и, как представляется, вполне сознательно созданного в 2000-е годы. Нынешнее государство не может серьезно бороться с коррупцией (не говоря уже о ее реальном ограничении) прежде всего потому, что она составляет его суть и основу. Более того, всякая сколь-нибудь заметная борьба с коррупцией в рамках нынешнего государства, по всей видимости, невозможна в принципе, так как объективно является подрывом основ заботливо созданного в России государственного строя, то есть тягчайшим государственным преступлением.