На вершине мира - Лазарь Бронтман

Все продовольствие было упаковано в герметически запаенные железные ящики, содержащие двадцатипятидневный запас пищи. В каждой банке — сорок различных продуктов. При желании Папанин мог бы открыть на полюсе неплохой гастрономический магазин. Кроме вышеперечисленного провианта и всевозможных кухонных приправ (соль, перец, горчица, лавровый лист, уксус, хрен, соуса, лук, чеснок), у него были с собой фрукты, шоколад, паюсная икра, плавленный сыр, колбаса, компоты, кисели, какао, кофе, чай, яичный порошок, молоко в порошке, грудинка, сало, ветчина и даже пельмени. Мало только было спиртных напитков. Зимовщики имели в своем распоряжении весьма ограниченный запас высокосортного коньяка — и больше ничего.

Однако подготовка зимовщиков к экспедиции одним снаряжением, продуктами и приборами не ограничилась. Они работали очень много и упорно, повышая свои знания, жадно знакомясь со всеми новыми достижениями науки и техники. Но и это не все! На Северный полюс отправлялось всего четыре человека. Внезапное несчастье могло вывести кого-нибудь из строя. Трезво оценивая обстановку, товарищи дублировали свои специальности. Папанин изучал астрономию и метеорологию, Ширшов и Федоров специализировались в областях, находящихся в компетенции другого, Кренкель считал себя специалистом по метеорологии, а Федоров научился неплохо стучать на ключе. Зимовщики не брали с собой врача. Его обязанности были возложены на Ширшова. В течение года он посещал клиники и больницы Ленинграда, обогащаясь хирургическими и терапевтическими познаниями. К ужасу товарищей Петр Петрович с [30] большим подъемом начал говорить о том удовлетворении, которое испытывает врач, сделавший удачную ампутацию руки или ноги. Сторожа анатомических театров в Ленинграде к концу подготовки экспедиции возненавидели Ширшова: за год он изрезал больше трупов, чем целый курс медицинского института.

Когда все было готово, зимовщики вывезли свою палатку в чистое поле под Москвой, установили ее на снегу и прожили в палатке около недели. Они ходили в своих северных полюсных одеждах, питались концентратами, проверяли работу радиостанции. Изредка к ним приезжали товарищи, с опаской дегустировали их необыкновенную еду, а некоторые отваживались даже надевать меховые костюмы. Все было прочно, добротно, удобно. По окончании тренировки Папанин внес несколько незначительных изменений в конструкцию палатки и объявил состав зимовки готовым к вылету. Готовы к вылету были и участники воздушной экспедиции.

Тринадцатого февраля 1937 года, ровно через год, после первого доклада, академик О. Ю. Шмидт был снова приглашен в Кремль на заседание к товарищу Сталину. На заседании присутствовали товарищи Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Ежов. В своем докладе Шмидт подробно рассказал о проделанной работе, наметил тактику решения всей операции, дал краткую характеристику основных участников полета на полюс и зимовки. Герои Советского Союза и другие выдающиеся полярные летчики оказались хорошо известными руководителям коммунистически партии и советского правительства. Товарищи Сталин и Молотов очень тепло отзывались, в частности, о [31] спокойствии и выдержке Молокова и одобрили подбор летчиков. С теплой дружеской улыбкой было встречено имя Эрнста Кренкеля. Начальник зимовки Папанин был очень лестно охарактеризован на совещании, говорили о его исключительной жизнерадостности при всяких обстоятельствах. Ворошилов дал согласие на включение в состав экспедиции одного из выдающихся аэронавигаторов военно-воздушных сил РККА Спирина. За тем правительство дало согласие на личное участие в экспедиции О. Ю. Шмидта. Товарищ Сталин одобрил все мероприятия по подготовке. Вылет экспедиции, намеченный на вторую половину марта, был разрешен. Товарищ Сталин первым подписал проект постановления «за» и передал другим.

Наступили напряженные предотлетные дни. Летчики заканчивали тренировочные полеты, механики дни и ночи копошились у машин и бесчисленных агрегатов самолетов, штурманы сидели за картами, графиками и вычислениями. Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров не вылезали из автомобилей, добывая все новые и новые детали своего великого, многообразного хозяйства. В эту пору был решен вопрос и о моем личном участии в экспедиции. Редакция «Правды» посылала меня в качестве своего специального корреспондента. Шмидт дал согласие и предложил мне лететь вместе с ним на одном самолете. С огромной радостью отправлялся я в этот почетный поход. Беспокойная и живая профессия журналиста давно привила мне страсть к передвижению. Я летал на самолетах и дирижаблях, ездил на аэросанях и глиссерах, участвовал в пробегах. Мне довелось на машинах [32] каракумского автопробега побывать в пустыне Кара-Кум, пересечь знаменитое угрюмое плато Усть-Урт и цветущий Хорезмский оазис. В 1935 году я участвовал в плавании высокоширотной экспедиции на ледоколе «Садко». Проделав на корабле около 7000 миль по морям советской Арктики, я был пленен севером и, буквально, тосковал по нем.

Эскадра воздушной экспедиции состояла из четырех четырехмоторных самолетов и двухмоторного разведчика. Начальником экспедиции был назначен Отто Юльевич Шмидт, его заместителем — начальник полярной авиации Герой Советского Союза Марк Иванович Шевелев, командиром летного отряда — Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов, флагштурманом экспедиции — Герой Советского Союза комбриг Иван Тимофеевич Спирин.

Флагманский корабль вел Водопьянов. Второй самолет шел под управлением Героя Советского Союза комбрига Василия Сергеевича Молокова.

Третий самолет шел под управлением Героя Советского Союза Анатолия Дмитриевича Алексеева. Командиром четвертого самолета был назначен Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Двухмоторный разведчик экспедиции летел под управлением Героя Советского Союза Павла Георгиевича Головина.

Старт дан

Двадцать второго марта 1937 года эскадра поднялась в воздух. Первым ушел Водопьянов. Через несколько минут взлетели и остальные машины. Стоял теплый весенний день. [33]

Величественная эскадра описывала традиционный круг над аэродромом. На снежном поле отчетливо выделялись крохотные фигурки провожающих, черные коробочки автомобилей и кажущиеся плоскими прямоугольники ангаров. Вдоль Ленинградского шоссе вытянулись знакомые здания.

Маленькие домики нивелировались, а крупные корпуса сверху выглядели картонными макетами архитектурных мастерских. Завершив прощальный круг, корабли построились и легли на курс. Впереди плыл флагманский самолет Водопьянова, слева от него — Молоков, справа — Мазурук; воздушное шествие замыкалось Алексеевым. Павел Георгиевич Головин улетел на несколько часов раньше тяжелых кораблей отряда. Этот заранее обусловленный порядок сохранялся до самой посадки. Пунктуальнее всех его поддерживал Мазурук. «Прилипнув» к головному самолету, он шел за ним в 100–150 метрах, точно повторяя все движения поводыря. Летая долго инструктором, Мазурук выработал безукоризненную технику пилотирования. В соединении с исключительным опытом, прекрасной интуицией и отличным знанием материальной части это мастерство позволило ему быстро выдвинуться в ряды пилотов первого класса. Он считался лучшим летчиком воздушных линий Дальнего Востока, и его назначение в Северную экспедицию было принято всеми, как должное и заслуженное.