Нейромант - Уильям Гибсон

— Тебе нечего ловить со мной и такими как я, приятель. У тебя хватает денег нанимать дорогих девочек с бритвами, чтобы притащить сюда мою задницу, но это все. Я больше никогда не смогу стучать по клавишам, ни для тебя, ни для кого другого. — Он прошел к окну и посмотрел вниз. — Вот где я теперь живу.

— В полученной нами характеристике говорится, что ты пытаешься подставиться, чтобы улица убила тебя.

— Характеристика?

— Мы построили детальную модель. Купили историю твоих действий под всеми именами и пропустили данные через кое-какую военную программу. У тебя суицидальные наклонности, Кейс. По модели тебе остается месяц жизни. А медицинский прогноз говорит, что в течении года тебе понадобится новая поджелудочная железа.

— Мы. — Он взглянул в бледно-голубые глаза. — Мы — это кто?

— Что бы ты сказал, если бы мы предложили вылечить твои нервы, Кейс?

Неожиданно Армитаж показался Кейсу выточенным из куска металла — инертным, невозможно тяжелым. Статуя. Теперь он знал, что видит сон, и скоро проснется. Армитаж больше не заговорит. Сны Кейса всегда кончались таким остановленным кадром, кончился и этот.

— Что бы ты сказал, Кейс?

Кейс смотрел на залив и дрожал.

— Я бы сказал, что это полное фуфло.

Армитаж кивнул.

— А потом я бы спросил, какие ваши условия.

— Не сильно отличаются от тех, к которым ты привык, Кейс.

— Дай человеку поспать, Армитаж, — сказала Молли со своей подушки, детали игломета были разложены на шелку, как дорогостоящая головоломка. — Он расползается по швам.

— Условия, — повторил Кейс. — И сейчас. Немедленно.

Он все еще дрожал. Он не мог остановить дрожь.

Безымянная клиника для состоятельных пациентов, прилизанные павильоны разделены маленькими формальными садами. Он помнил это место со времени обхода клиник, сделанного им в первый месяц пребывания в Чибе.

— Боишься, Кейс. Ты сильно боишься.

Был воскресный полдень, и он стоял вместе с Молли в подобии дворика. Белые валуны, зеленая бамбуковая рощица, черный гравий, уложенный ровными волнами. Робот-садовник, похожий на металлического краба, ухаживал за бамбуком.

— Все получится, Кейс. Ты даже понятия не имеешь, что есть у Армитажа. Он даст этим нейро-парням программу, которой будут лечить тебя, а заплатит он им инструкциями к этой программе. Они станут вне конкуренции на три года. Ты хоть прикидываешь, сколько это стоит?

Она просунула большие пальцы в ременные петли своих кожаных джинсов и качнулась на лакированных каблуках вишневых ковбойских сапожек. Узкие носки были отделаны ярким мексиканским серебром. Линзы, наполненные ртутной пустотой, смотрели на него с бесстрастием насекомого.

— Ты уличный самурай, — сказал Кейс. — Как долго ты на него работаешь?

— Пару месяцев.

— А до того?

— На кого-то другого. Занятая девушка, ты понимаешь?

Он кивнул.

— Забавно, Кейс.

— Что забавно?

— Я как бы знаю тебя. Эта характеристика. Я знаю, как ты прошит.

— Ты не знаешь меня, сестрица.

— Да ты нормальный, Кейс. Что с тобой происходит, это просто невезуха.

— А как насчет него? Он нормальный, Молли?

Краб двинулся к ним, тщательно выбирая путь по гребням гравия. Его бронзовый панцирь мог иметь тысячелетний возраст. В метре от ног Молли робот испустил луч света и замер на мгновение, анализируя полученную информацию.

— О чем я всегда думаю в первую очередь, Кейс, это о моей сладенькой попке.

Краб изменил курс в обход ее ног, но она пнула его точно рассчитанным ударом, серебряный носок звякнул о панцирь. Робот опрокинулся на спину, но бронзовые лапки вскоре выправили его.

Кейс присел на один из валунов, носками ботинок разрушая симметрию волн гравия. Он похлопал по карманам в поисках сигарет.

— В твоей рубашке, — сказала она.

— Так ты ответишь на мой вопрос? — Он выудил сморщенную «Ехэюань» из пачки, и она дала ему прикурить от тонкой зажигалки из немецкой стали, которая казалась инструментом с операционного стола.

— Ладно, скажу тебе, этот тип явно чем-то управляет. У него сейчас большие деньги, раньше он никогда их не имел, и получает все больше и больше, постоянно. — Кейс заметил некоторое напряжение вокруг ее рта. — Или, может быть, может быть, что-то управляет им…

Она пожала плечами.

— Что это значит?

— Я точно не знаю. Я знаю, что я не знаю, на кого или на что мы в действительности работаем.

Он вгляделся в два зеркала. Покинув «Хилтон» субботним утром, он вернулся в "дешевый отель" и спал десять часов. Потом он долго и бесцельно бродил по охранному периметру порта, созерцая чаек, кружащих за бонами[16]. Если она и следила за ним, то делала это мастерски. Он избегал Ночного Города. Он ждал в саркофаге звонка от Армитажа. И вот теперь, этот тихий дворик, воскресный день, и эта девушка с телом гимнастки и руками фокусника.

— Если вы зайдете сейчас, сэр, анестезиолог ждет встречи с вами. — Лаборант поклонился, повернулся и зашел в клинику, не дожидаясь, пока Кейс последует за ним.

Запах холодной стали. Лед ласкает его позвоночник. Потерянный, такой маленький посреди темноты, руки холодеют, изображение тела меркнет в коридорах телевизионного неба.

Голоса.

И черный огонь нисходит на разветвления нервов, и боль за пределами всего, чему дано имя боли…

Замри. Не двигайся.

И Ратц был там, и Линда Ли, Уэйдж и Лонни Зоун, сотни лиц из неонового леса, моряки и шустрилы и шлюхи, там, где небо отравлено серебром, за бонами и тюрьмой черепа.

Проклятье, да не дергайся же ты.

Где шипящая статика неба растворилась в бесцветии матрицы, и мелькнули сюрикены, его звезды.

— Прекрати, Кейс, мне нужно попасть в вену! — Она оседлала его грудь с синим пластиковым шприцем в руке. — Не будешь лежать смирно — перережу тебе горло к ебеням. Ты же еще накачан эндорфиновыми ингибиторами.

Он проснулся и обнаружил ее растянувшейся рядом с ним в темноте. Его шея ощущалась как тонкий ломкий прутик. Где-то в середине позвоночника непрерывно пульсировала боль. Образы собирались и пересобирались: мелькающий монтаж башен Муравейника и потрепанных куполов Фуллера[17], неясные фигуры движутся ему навстречу под тенью моста или эстакады…

— Кейс? Уже среда, Кейс. — Она пошевелилась, переворачиваясь, и потянулась через него. Грудь задела руку. Он услышал, как рвется фольга — она открыла бутылку с водой и отпила.

— На. — Она сунула бутылку в его руку. — Я вижу в темноте. Микроканальные усилители изображения в моих линзах.

— Спина болит.

— Это там, где тебе заменили спинномозговую жидкость. Кровь тоже поменяли. Кровь, потому что теперь у тебя новая поджелудочная. И еще вшили какие-то новые ткани в печень. Насчет нервов не знаю. Много инъекций. Они не раскрывают всех подробностей до начала главного шоу.

Она снова улеглась рядом с ним.

— Сейчас 2:43:12 утра, Кейс. Индикатор в моем глазном нерве.

Он привстал и попытался отпить из бутылки. Поперхнулся, закашлялся, теплая вода забрызгала его грудь и бедра.

— Я должен подключить деку, — услышал он собственный голос. Он шарил в поисках одежды. — Я должен узнать…

Она засмеялась. Маленькие сильные ладони схватили его за плечи.

— Извини, герой. Подождешь восемь дней. Твоя нервная система выпадет из тебя на пол, если попробуешь подключиться сейчас. Приказ доктора. Между прочим, они думают, что у них получилось. Проверят тебя через день или вроде того.

Он снова лег.

— Где мы?

— Дома. Дешевый Отель.

— Где Армитаж?

— В Хилтоне, продает бисер аборигенам или еще что-нибудь. Мы скоро сваливаем отсюда, парень. Амстердам, Париж, потом обратно в Муравейник. — Она тронула его плечо. — Перевернись. Я хорошо делаю массаж.

Он лег на живот, вытянув вперед руки и уперев кончики пальцев в стену саркофага. Она уселась на его спине, уперевшись коленями в темперлон, прохлада кожаных джинсов на его коже.

Ее пальцы погладили его шею.

— Как вышло, что ты не в Хилтоне?

Вместо ответа она протянула руку назад, между его ног, и мягко погладила мошонку большим и указательным пальцем. Так продолжалось около минуты, она возвышалась над ним в темноте, держа другую руку на его шее. Кожа джинсов слегка поскрипывала при движении. Кейс заерзал, чувствуя, что начинает упираться в темперлон. Голова пульсировала, но ломкость в шее, похоже, отступила. Он приподнялся на локте, перевернулся, откинулся на темперлон, увлекая ее вниз, целуя ее груди, маленькие твердые соски влажно скользили по его щекам. Он нащупал молнию на ее джинсах и расстегнул ее.