Дхаммапада. Путь будды. Том 1 - Бхагаван Раджниш

Это не диалог! Вот в чем восточные религии достигли высших вершин, чем христианство, иудаизм, ислам — потому что христианство, иудаизм, ислам продолжают цепляться за идею диалога. Но диалог предполагает дуализм, двойственность. Ислам, христианство, иудаизм — религии молитвы. Молитва предполагает, что существует Бог, отдельный от вас, и вы обращаетесь к нему.

Поэтому стала такой известной книга Мартина Бубера — «Я и Ты». Это суть молитвы. Но «я» и «ты»... диалог требует двойственности. И как бы прекрасен ни был диалог, это раздвоение, разделение, это еще не единение. Река еще не впала в океан. Возможно, она подошла очень близко, остановившись на самой грани, но она отступает обратно.

Буддизм это не религия молитвы, это религия медитации. И в этом различие между молитвой и медитацией: молитва есть диалог, медитация есть молчание. Молитва должна быть обращена к кому-то — реальному ли, нереальному, но она должна быть к кому-то обращена. Медитация это вообще не обращение; человек должен просто впасть в молчание, человек должен просто исчезнуть в ничто. Когда человека нет, есть медитация.

Будда есть медитация — в этом его аромат. В эти десять дней мы оставались в молчании, мы оставались в медитации. Главное было сказано. Те, кто не услышал главного... теперь я буду говорить для них.

У этой медитации, воцарившейся здесь на десять дней, было небольшое отличие — и в этом различие между моим подходом и подходом Будды — различие небольшое, но огромной важности. И это должно быть понято вами, потому что я не просто комментатор Будды. Я не просто вторящее ему эхо, я не просто отражающее его зеркало; я — отклик, не отражение. Я не ученый, я не собираюсь подвергать его высказывания научному анализу — я поэт!

Я видел то же самое ничто, которое видел он, и, несомненно, я видел его по-своему. У Будды свой образ, у меня — свой: образ видения, бытия. Оба эти пути достигают вершины, но пути разнятся. У моего пути есть небольшое отличие — небольшое, но глубоко важное, помните.

Это были не только десять дней молчаливой медитации — это были десять дней музыки, молчания и медитации. Музыка — это мой вклад. Будда бы этого не позволил. По этому поводу мы могли бы повздорить. Он не разрешил бы музыки; он сказал бы, что музыка это беспокойство. Он настаивал бы на чистом молчании, он говорил бы, что этого достаточно. Именно здесь мы согласились не соглашаться.

Для меня музыка и медитация это две стороны одного и того же явления. Без музыки медитации чего-то недостает; без музыки медитация становится туповатой, не живой. Без медитации музыка это просто шум — гармоничный, но шум. Без медитации музыка это развлечение. Без музыки медитация становится все более и более отрицательной, она приобретает устремленность к смерти. Поэтому я настаиваю, что музыка и медитация должны идти бок о бок. Это придает новое измерение — им обеим. Обе они обогащаются друг другом.

Помните эти три М в точности как вы помните три Р (прим. пер.: дети в начальной школе изучают три R, то есть чтение, письмо и математику, начинающиеся в английском языке на букву «r»: Reading, (w)Reading& (a)Riphmethics, как это произносят дети). Первое М — математика; математика это чистейшая из наук. Второе М — музыка; музыка это чистое искусство. И третье М — медитация; медитация это чистая религия. Когда эти три М встречаются, вы достигаете троицы.

Мой подход научен. Даже если я делаю нелогичные утверждения, я делаю их очень, очень логично. Если мои утверждения противоречивы, я противоречу себе логичным образом. Что бы я ни сказал, за этим стоит математика, метод, определенный научный подход. Я не ненаучная личность. Моя наука служит моей религии; наука это не конец, но прекрасное начало.

И еще мой подход — художественный, эстетический. Я не могу вам помочь, пока это энергетическое поле не станет музыкальным. Музыка это чистое искусство. И если она соединяется с математикой, она становится невероятно мощным инструментом для того, чтобы проникнуть в ваше внутреннее пространство. Конечно, он не совершенен, пока медитация не становится высочайшим пиком, чистейшей религией.

И мы стараемся создать высочайший синтез. Это моя троица: математика, музыка, медитация. Для меня это тримурти — три лица Бога. Вы можете достичь божественного в одном его лице, но тогда ваш опыт божественного не будет столь же богат, как если бы вы достигли его в его двух лицах. И все же в нем будет чего-то недоставать, пока вы не достигнете всех трех лиц. Когда вы познаете божественное как триединство, когда вы прошли через все три измерения, ваш опыт, ваша нирвана, ваше просветление будут наибогатейшими.

Будда настаивает на одной лишь медитации; это одно из лиц божественного. Мухаммед настаивает на молитве, музыке, пении; поэтому Коран несет в себе качество музыки. Ни в одном другом писании нет такой музыки, как в Коране. Само слово коран означает: «Распевай! Пой!» Это было первым откровением Мухаммеда. Нечто из запредельного воззвало к нему и сказало: «Читай! Распевай! Пой!»

Ислам это второе лицо Бога. А есть религии, которые приближаются к божественному через его третье М: математику. Джайнизм это религия, в чистейшем виде представляющая третий подход. Махавира говорит, как Альберт Эйнштейн. Не случайно Махавира был первым человеком, заговорившим о теории относительности. Спустя двадцать пять веков Альберт Эйнштейн смог доказать ее научно, но Махавира увидел ее в своем прозрении.

Когда вы читаете Махавиру, его утверждения абсолютно логичны, математичны. Джайнские писания, сухие, арифметические, лишены сока. Это еще одно лицо божественного. В мире существовали лишь три типа религий: религии математики, представленные джайнизмом; религии музыки, представленные исламом, христианством, индуизмом; и религии медитации, представленные буддизмом, даосизмом.

Мои усилия здесь направлены на то, чтобы дать вам тотальную религию, которая содержала бы в себе все три М. Это очень многообещающее приключение. Этого никто никогда не пытался сделать; поэтому мне будут противодействовать сильнее, чем кому-либо другому. Вы идете рядом с опасным человеком, но путешествие обещает быть невероятно прекрасным. Опасности, трудности не обезображивают путешествие; напротив, они делают его невероятно прекрасным. Все опасности, которые вы будете испытывать рядом со мной, будут заставлять вас трепетать. Путешествие не будет тупым, оно будет очень живым. Вы будете двигаться к божественному таким многомерным путем, что каждое мгновение путешествия будет драгоценно. Я начал эти беседы о Будде десятью днями молчания преднамеренно. Это молчаливое начало было средством — Будда был бы очень доволен. Он бы немного поморщился по поводу музыки, но что я могу сделать? С этим ничего не поделаешь.

Моя религия должна быть религией танца, музыки, смеха. Она должна быть ориентированной на жизнь, должна быть жизнеутверждающей. Она должна быть любовным приключением с жизнью. Это не отречение, но наслаждение.

Второй вопрос:

Возлюбленный Мастер,

Все дело в чувстве, что это было здесь всегда, и как только я чувствую его, оно - кажется таким далеким, — но что это за «это»?

Дэва Прашантам, это одна из вечных проблем, с которыми сталкивается каждый искатель истины. Вы не можете постичь истину — если вы попытаетесь, вы удалитесь прочь. Вы не можете обладать истиной — если вы попытаетесь, вы обнаружите, что ваши руки совершенно пусты. Истиной нельзя обладать, потому что это не вещь. Напротив, вы должны быть достаточно храбры для того, чтобы отдать себя истине — потому что это любовное приключение.

Позвольте себе отдаться истине, и вы узнаете, что такое истина. Но вы делаете как раз противоположное — вы пытаетесь схватить ее. Вот чего всегда желает, жаждет ум. Вот что ум называет «пониманием». Пока ум не способен что-нибудь схватить, ум не удовлетворен.

Но истина подвижна, как ртуть: если вы пытаетесь схватить ее руками, то чем крепче будет ваша хватка, тем неуловимее станет истина, и она отодвинется дальше — так далеко, что вы перестанете верить в нее, доверяться ей... так далеко, что вы вообще не сможете увидеть, что она существует.

Истина приходит; ее нельзя принести. Истина случается; вы не можете ничего с этим сделать, потому что делающий становится проблемой, преградой, препятствием. Делающий есть эго. И если каким-то образом вам удается не позволить делающему вмешаться, он проникает через черный ход — как тот, кто испытывает опыт, как наблюдатель, как переживающий. Это опять то же самое эго, но в новых одеждах.

Именно поэтому когда вы чувствуете это, оно теряется, — сейчас делающий пришел как чувствующий. Делающий должен быть полностью растворен; нельзя позволять ему вернуться каким-либо незаметным, тайным путем.