Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый - Сергей Самаров

Буривой словно прочитал мысли сына.

– Да, лёд скрепчает, могут и пойти…

За дверью послышались шаги. Гостомысл, опережая отца, ставшего из-за ранения не скорым на подъем, подошёл к двери первым, и распахнул её. Пришёл сотник крепостной охранной сотни с белой от инея бородой и сосульками на усах, которые сотник сгребал ладонью в рукавице, словно желая обломить вместе с усами…

– Дозволь, княже… – спросил Гостомысла, но посмотрел на Буривоя.

Гостомысл шагнул в сторону, пропуская сотника.

– Что там?

– Одного только и выловили живым… Еле-еле живым… Водички тож хлебнул досыта… Остальные не дались… Сами – под лёд… И четырёх вот лосей пымали… Эти-то сами выбрались. Лоси нам тоже сгодятся…

– Сирнане? – удивился Гостомысл. – Сирнане не дались?

Это было что-то новое. Обычно сирнане не бывают упертыми даже в бою, и легко сдаются.

– Сирнан, как показалось, только двое было, – сказал сотник. – Они выбраться старались, но не смогли. Течением их под лед утянуло. Остальные – варяги, под сирнан вырядились… А под мехом кольчуги… В кольчуге, не захочешь, на дно пойдёшь, только с седла свалишься… А эти захотели… И пошли…

– Этот, которого выловили, кто? – нахмурился Буривой.

– Рус… Его лось рогами вытащил… Тоже, как другие русы, несчастный, хотел утопиться, да к сирнанской одежде не привык… За рога подмышкой и зацепился… Шкура на нём с чужого плеча – шибко широка оказалась…

Буривой довольно хмыкнул.

– Привёл?

– На крыльце держим… Подмораживаем… Может, сразу его и на дыбу? И огня под брюхо, чтоб подсушить после купания… Тогда ему легче говорить будет, зубами стучать перестанет…

– Ишь, заботливый какой… Может, велишь расплавить олова, да в глотку влить захочешь, чтоб язык согреть[46]… Сюда ведите… – распорядился князь.

Сотник вышел, привыкший к безоговорочному выполнению любого приказа. Князь характером крут, и не терпит промедления. Буривой снял меч со стены, туго опоясался, и сел на лавку у стола, скрестив на груди тяжёлые, мощные, и необычайно длинные руки. Бросил взгляд на сына. Тот по ночному зову отца пришёл без меча. Вид, конечно, не шибко грозный имеет, но у Гостомысла главное оружие – голова и язык. И этим оружием он владеет хорошо. А пока пленного не привели, княжич вытащил из специальной щели в стене у двери лучины, и запалил с трёх сторон, чтобы пленника видно было хорошо, а самого князя плохо. Буревой мысленно одобрил такое освещение, хотя сначала хотел велеть запалить факел.

Из-за двери слышен был грубый и жестокий смех. И когда дверь уже отворилась, долетала последняя фраза одного из воев крепостной охраны:

– С носа-то, с носа ему сосульки сбейте… Нос только, смотри, не отломите… Вот так…

Ввели пленника, со всех сторон покрытого коркой свежего льда. Лёд потрескался, и держался на одежде, сшитой из шкур мехом наружу, сосульками. И даже кольчуга, высовывающаяся из разорванной на груди одежды, тоже льдом покрылась. Меховая шапка набок сдвинута, но приморозилась к волосам так, что только поэтому на голове и держалась. Руки пленного в локтях стянули петлей за спиной, отчего не слишком широкие плечи раздвинулись. А лицо со следами свежих побоев смотрело мрачно, но без страха, даже с какой-то высокомерной насмешкой.

На вид варягу было лет двадцать с небольшим, может быть, даже ровесник Гостомысла, может быть, чуть младше. Короткая русая бородка, тоже сосульками покрытая, скукожилась вокруг плотно сжатого упрямого тонкогубого рта. Но даже в таком положении, когда смерть, заглянув ему в глаза из проруби, продолжала заглядывать и сейчас, воли она у воина не отняла, чувствовалась в лице варяга сильная натура, которая смерти не страшилась, и готова была честь свою держать.

Вои вчетвером силой поставили упирающегося пленника на колени, но стоило им отступить к двери, как тот упрямо встал прямо. Вои снова шагнули вперёд, чтобы несколькими ударами «направить» неразумного, но Буривой сделал останавливающий знак рукой.

Князь с Гостомыслом долго в молчании рассматривали молодого варяга, ожидая, как тот себя поведёт. Но варяг оставался в прежней напряжённой позе, и никак не показывал своего желания выпросить у победителей жизнь. Впрочем, на это они и не надеялись, не впервой встречаясь с таким противником, и уважая его.

– Чей ты будешь? – спросил князь, устав от рассматривания.

– Воин русов, – коротко ответил пленник.

– А имя у тебя есть? – в голосе Буривоя слышалась откровенная насмешка.

– Отец с матушкой назвали меня Вильчаном.

– Слышал я про нескольких Вильчанов… – сказал князь, показывая свое знакомство с обществом варягов. – Но все они постарше тебя должны быть.

– Я тоже знаю несколько Вильчанов, которые постарше, и знаю двух, которые помладше… – пленник робости не показывал. – Имя распространенное. Мне они не родственники.

Буривой опять усмехнулся, сделал знак охране, приказывая выйти, дверь закрылась, и князь переглянулся с сыном. Гостомысл взгляд отца понял, взял со стола нож, и, шагнув к пленнику, перерезал за спиной верёвки. Вильчан пошевелил затёкшими плечами, потёр руки в запястьях, разгоняя кровь. И проследил взглядом за молодым княжичем – как тот нож кладёт туда же, откуда взял, словно совсем не боится, что пленник может оружием воспользоваться.

– Дай ему мёду… – приказал Буривой. – Пусть нутро согреет…

Но этот приказ был уже лишним, потому что Гостомысл сам направился к широкому подоконнику, где в резной берестяной баклажке стоял хмельной мёд. Собирался было налить в деревянный стакан, но передумал, и вернулся к варягу с целой баклажкой, протянул:

– Согрейся… Мёд крепок! И всегда от холода спасает.

Варяг посмотрел недоверчиво, не понимая доброты своих врагов, но баклажку принял, сначала, проверяя, понюхал содержимое, потом приложился к посудине ртом, и опорожнил одним длинным глотком.

– Пьёшь ты, как старый питух[47]… – со смешком сказал Буревой. – Вроде и не по возрасту…

Варяг не ответил, только усы, начавшие в теплой горнице оттаивать, вытер, и пальцами убрал с них сосульки.

– Я в прошлом годе до колен только провалился, – сказал Гостомысл. – И поболе выпил, чтоб без ног не остаться, и с горячкой не слечь…

– Говорить будем? – спросил князь пленника.

– Говори… – предложил тот. – А я послушаю…

– Вот ты какой… – Буривой начал сердиться, хотя заранее знал, что добиться откровенного разговора от варяга вряд ли удастся – такой уж это упертый народ. – Зачем к нам пожаловали?

– К Буривою в гости…

– А кто тебе сказал, что Буривой здесь?

– Земля всегда слухами полнится… Всему лесу это известно…

– Ну-ну… И что тебе от Буривоя надо?

– Отведи меня к нему. Я ему и скажу…

– Он перед тобой.

Молодой варяг совсем не смутился тем, что находится перед князем.

– Ещё лучше… Тогда я просто хочу предложить тебе сдаться князю Астарате, пока не подошёл со своей дружиной князь Войномир. Астарата любит вести переговоры, он мудр, а Войномир в своих силах уверен, сразу поведёт полк в бой. И тогда…

– Князь Астарата здесь? – с улыбкой спросил Буривой.

– Недалеко…

– Сам стар, и конь его стар… – усмехнулся князь-словен, вспомнив, что так о Астарате говорили ещё тогда, когда сам он был молодым княжичем. – Не пора ли ему в свой просторный дом вернуться… Я бывал у него в Русе. Добрый у Астараты дом, высокий и тёплый…

Молодого варяга воспоминания князя тронули мало.

– И старый Астарата умрёт когда-нибудь на своём старом коне. Но, пока он живой, с ним ты сможешь договориться…

– Вопрос только в том, хотим ли мы договариваться с Астаратой… – задумчиво сказал Гостомысл. – Наше положение не такое уж и плохое… А весной, если боги милость проявят, и дадут до весны дожить, будем думать, что делать. До весны многое может перемениться. Может, и Астарата умрет. Может, Войномира добрая стрела найдет.

– Ты, наверное, княжич Гостомысл? – спросил варяг.

Княжич кивнул с лёгкой улыбкой.

– Не обманывайте себя, – сказал варяг прямо. – Вы можете сколько угодно говорить о том, что весной дела пойдут по-другому. Я думаю, правильно ты надумал, что до весны нужно еще дожить, ведь за зиму Войномир разрушит эту крепость…

– Ты говоришь, как победитель с побеждёнными, – заметил Гостомысл словно бы между делом, – но пока ты сам пленник, и помощи тебе ждать неоткуда.

– Это не изменит ничего. Есть я или нет меня, убили меня или в реке утопили… Я только человек, а людей много. Что бы со мной ни случилось, события пойдут своим чередом… Я просто советую вам всем подумать, как лучше говорить с Астаратой, потому что он может дать послабление побеждённым. Он на характер мягок. Тем более, князь Буревой знаком с ним. И сам Астарата к Буривою с уважением относится. Он много раз говорил об этом.