Заговор красных генералов - Вадим Хлыстов

Она тяжело вздохнула.

— Из тебя все приходится вытаскивать калеными клещами. Скажи, где весло могли назвать лопатой?

— В месте, где никогда не видели моря.

— Делай последнее усилие…

— В пустыне…

— Ах, молодец. Какой ты догадливый… Где ты меня нашел?

— В… Угу. Понял…

Она рассмеялась.

— Правильно. Шкатулку он там оставил. В храме Индры, который есть в каждом мире этой ветви. Меня там всегда оставляют, когда исчезает во мне необходимость. А сам «Одиссей» вернулся назад. Через столько лет он уже мог смело выдавать себя за того царя-пастуха. Тем более что еще при первом возвращении я ему подсказала и про его шрам на ноге, и про то, из чего была сделана его кровать.

Последовала еще одна долгая пауза. Все было сказано откровенно и прямо. И я решился:

— Нам надо все хорошо обдумать.

Она кивнула головой.

— Конечно. Я была бы удивлена, если бы у вас такого желания не возникло.

Проговорив это, моя гостья просто исчезла.

Я несколько мгновений задумчиво смотрел на опустевшее место, потом повернулся к своим людям:

— Ну и какое у кого будет мнение?

Все мрачно и как-то отрешенно молчали. Я их очень понимал. Не каждый день тебе говорят, что больше никогда не вернешься к своей прежней жизни и твой привычный мир навсегда для тебя закрыт.

Кто-то произнес просительно:

— Эх, водочки бы сейчас. Грамм по сто, для разморозки сознания, а, командир? А то что-то в голове полный кавардак.

Я хмыкнул. Предложение было дельным. Как раз для такой ситуации. Поэтому, несмотря на «сухой закон», принятый среди нас, пока мы «в деле», полез в бар и достал из него пару бутылок живительной влаги. Тому, что она там оказалась после всего разгрома при штурме, я решил уже не удивляться.

— Значит так, господа хорошие, — обратился я к своим людям, после того как разлил спиртное по рюмкам, — от того, что мы здесь будем сидеть, тихо предаваясь тоске, шевеля губами и морща лоб в недоумении и немом вопросе «что делать?», ничего не изменится. Все равно выходить надо. Хотя бы для того, чтобы выяснить, куда нас занесло. Так или иначе, этот новый мир — единственное место, где мы сможем жить. Других-то вариантов у нас просто нет.

В ответ все согласно закивали головами.

— Тогда давайте высказываться, как лучше это сделать.

По заведенной не нами, но прекрасной традиции высказываться первым пришлось самому молодому — Олегу Курочкину (хотя какой он молодой, года на четыре младше всех). Да и при его «молодости» он повидал столько, что не каждый старик за всю жизнь увидит. Кстати, ходили гнусные слухи, что срочную службу свою Олег начал очень вдохновенно и был жутким нарушителем всего, что можно нарушить. Попал он вначале во внутренние войска, и их рота почему-то охраняла аэродром, на котором проводились учебные полеты. В первом своем карауле, устав от монотонности и тягот воинской службы, Олежек решил покататься по ВПП на велосипеде, который он раздобыл неизвестно где, и при этом насладиться «Рамштайном» через наушники. Хорошо звукоизолированные, надо сказать, наушники, выменянные на две утренние порции сливочного масла у связистов. Так вот, едет, значит, наш часовой по середине ВВП и слушает «Engel», а сзади него заходит на посадку МИГ-25. Олежек едет, МИГ его сзади догоняет. И вдруг наш часовой понимает, что в гитарные басы вклинивается посторонний шум. Со спины. Оглядывается и от удивления, заметьте, не от страха, а именно от удивления, отпускает руль велосипеда. Ну и, соответственно, падает. Но неудачно. Падает он на свой СКС, который не был поставлен на предохранитель и почему-то с патроном в патроннике. СКС выстреливает, и пуля попадает прямо в колесо МИГа. Хорошо, что истребитель уже почти остановился. Поэтому его просто несколько раз разворачивает поперек оси на ВВП, и он начинает крениться на крыло. Молодой лейтенант, совершающий свой первый индивидуальный полет, ошарашенный таким развитием событий, от страха дергает ручку катапульты. Но она не срабатывает. Наш герой и летеха несколько секунд смотрят друг на друга, потом летеха выбирается из кабины (как только ноги не переломал) и бежит к любителю велосипедных прогулок с твердым желанием набить морду. И в тот момент, когда они сходятся врукопашную, срабатывает заряд катапульты, но не на полную мощность. Кресло пилота вылетает, и, пару раз кувыркнувшись в воздухе, падает прямо на буренку, которая мирно паслась за охраняемым периметром. Буренка и осталась единственной жертвой. И служить бы Олегу дальше в дисбате, если бы на него не обратил внимание военный прокурор округа, у которого было задание отмечать вот таких удивляющихся, но не боящихся разгильдяев и передавать их для беседы некоему прапорщику медицинской службы, с веселыми и беспощадными глазами.

Пока я все это вспоминал, Олежек успел уже пригубить налитое и начал очень многозначительно высказывать свою мысль:

— Э-э-э…

— Ага, — согласился я.

— Ладно. — Он хлопнул себя по коленке, отставил рюмку и решительно произнес: — План простой. Немедленно, чтобы не мучиться неизвестностью, высылаем разведгруппу. Состав — три человека. Задача — предварительная разведка места, где мы оказались. Пощупать, посмотреть, вернуться, доложить. Доклад закончил.

Дальнейшее обсуждение свелось только к отшлифовке сказанного. Экипировка, кто идет и их функции в группе. Сошлись на том, что оружием будут «Узи», пара гранат на человека и нож. Одеваемся в стандартный темный комбинезон. Двое прикрывают первого, вступившего в контакт с аборигенами. Осматриваемся и возвращаемся.

В состав группы вошли: ваш покорный слуга, Олежек и Стас Ногинский, в просторечии Нога, психолог по образованию, авантюрист по натуре и военный до мозга костей по образу мыслей. Никогда не унывающая «военная косточка», прячущая за внешним раздолбайством глубокий профессионализм психолога, помогавшего людям уходить на задания по дороге, с которой не возвращаются. Стас был моим другом детства, и он первым вошел в мою команду. Это он привел ко мне Курочкина, которого курировал до его увольнения со службы в распавшемся «Вымпеле». Он и был тем самым «прапорщиком», к которому попал на беседу Олег после своих чудачеств.

Когда все были готовы, проверили индивидуальные рации и встали перед входной дверью. Моя пара встала сзади меня и чуть по сторонам, а остальные рассредоточились по квартире с оружием. Я взялся за ручку двери и осторожно потянул на себя.

Дверь открылась, и… И ничего не случилось. Я осторожно выглянул. За дверью был мой подъезд. Но в каком виде! Куда-то делось плиточное покрытие со стен, вместо него стена была выкрашена до половины в непонятный серо-зеленый цвет, под потолком светила тусклая лампочка в металлическом абажуре, и пахло, нестерпимо пахло кошками…

— Ноя, ты здесь? — мысленно спросил я у своего охранника.

— Здесь, — ответила она. — Я теперь всегда рядом.

Я обернулся к своим людям:

— Выходим из подъезда, дистанция десять шагов. Вперед.

Спустившись по лестнице к выходу из дома, открыл парадную дверь, висевшую на одной петле, и вышел на улицу.

На улице было сумрачно, холодно и пустынно. Из теплого лета я вышел, судя по ощущениям, прямо в конец осени или начало зимы. Редкие фонари качало на ветру, и с неба сыпал не то дождь, не то снег. Я прошелся вдоль своего дома, моя группа рассредоточилась по углам. В окнах горел тусклый свет, и слышно было, как где-то играли на гармошке.

Вся просматриваемая часть улицы была такой, или почти такой, какой я ее помнил с детства. Подойдя к краю дома, я всмотрелся в табличку на нем. Там белыми буквами на кириллице было написано «Андреевский Спуск».

Это было невероятно. Похоже, нам повезло, и мы попали в мир, близкий нашему. Почти в свой мир.

— Тогда легче, — подумал я, — гораздо легче, если все здесь будет более-менее знакомым.

Дав команду «двигаться за мной», я уже увереннее пошел вверх по улице. Ага, все верно, вот и школа, очень похожая на ту, в которую мы со Стасом когда-то ходили.

— Стас, Олег, подойдите, — обратился я к напарникам по рации.

— Что случилось, Андрюха? — спросил Стас, когда они подбежали ко мне.

— Смотри, — я показал на школу. Стас присмотрелся и хрипло проговорил:

— Ну, дела…

Налетел порыв ветра и бросил на мои ботинки какой-то лист бумаги. Я нагнулся и поднял его. Это был обрывок газеты. Верхняя ее часть. И это была «Правда». От 3 ноября 1932 года…

Мы переглянулись.

— Возвращаемся. Надо все обсудить.

Быстро вернувшись к своему подъезду, я со своими людьми поднялся по лестнице и с некоторой тревогой повернул ручку двери (грешен, в голове сидела мыслишка, что дверь так и не откроется). Но все было в порядке, дверь открылась, и нас встретили тепло и уют современной квартиры. И десять пар настороженных глаз.