Письма 1833-1854 - Чарльз Диккенс

40

ДОКТОРУ КЮНЦЕЛЮ *

Даути-стрит,

понедельник вечером, июль 1838 г.

Дорогой сэр,

Держите, пожалуйста, "Английских писателей", сколько Вам угодно. Я жалею только о том, что этот сборник не столь полон и занимателен, как мне бы того хотелось.

К стыду своему, должен признаться, что в постоянной спешке чуть не забыл о Вашей просьбе. Чтобы не забыть ее совсем, расскажу Вам сейчас же "все, что мне известно".

Я родился седьмого февраля 1812 года в Портсмуте, английском портовом городе, замечательном главным образом большим количеством грязи, евреев и матросов.

Отец мой по долгу службы - он числился в расчетной части Адмиралтейства - был вынужден время от времени менять место жительства, и таким образом я двухлетним ребенком попал в Лондон, а в шесть лет переехал в другой портовый город, Чатам, где прожил лет шесть или семь, после чего снова вернулся в Лондон вместе со своими родителями и полдюжиной братьев и сестер, из которых я был вторым.

Свое образование я начал кое-как и без всякой системы у некоего священника в Чатаме, а закончил в хорошей лондонской школе, - длилось оно недолго, так как отец мой был небогат и мне рано пришлось вступить в жизнь. Свое знакомство с жизнью я начал в конторе юриста, и надо сказать, что она показалась мне довольно убогой и скучной. Через два года я оставил это место и в течение некоторого времени продолжал свое образование сам в Библиотеке Британского музея, где усиленно читал; тогда же я занялся изучением стенографии, желая испытать свои силы на поприще репортера - не газетного, а судебного, в нашем церковном суде. Я хорошо справлялся с этим делом, и меня пригласили работать в "Зеркале парламента" - листке, который в ту пору был посвящен исключительно дебатам; затем я сделался сотрудником "Морнинг кроникл", где работал до появления первых четырех или пяти выпусков Пиквикских записок; на страницах этой же газеты впервые увидела свет большая часть моих коротких очерков. Кое-что появлялось в старом "Ежемесячном журнале". Должен Вам сказать, что в "Морнинг кроникл" я был на хорошем счету благодаря легкости пера, работа моя весьма щедро оплачивалась, и расстался я с газетой в тот период, когда Пиквик начал достигать апогея своей славы и популярности. Моя дальнейшая карьера Вам известна. Но раз уж Вы взялись собирать сведения для моей "Жизни и приключений", прибавлю, что в детстве я был страстным читателем и к десяти годам имел порядочное представление о наших романистах, сочинял трагедии, которые давал разыгрывать своим сверстникам, в школе прославился тем, что постоянно получал призы и, должно быть, имел незаурядные способности; женат я на старшей дочери мистера Хогарта из Эдинбурга, известного двумя трудами о музыке и тесной дружбой с сэром Вальтером Скоттом; в настоящее время, имея двадцать семь лет от роду, я надеюсь, с божьей помощью, сохранить еще на много лет здоровье, бодрость духа, силу воображения и упорство (в той мере, в какой я ими обладаю сейчас).

Возможностей для наблюдений у меня было много. С детских лет я познакомился с жизнью, жил в Лондоне, не раз пускался путешествовать по Англии и побывал почти во всех ее уголках, немного поездил по Шотландии, еще меньше по Франции, но где бы ни был, держал глаза широко открытыми. Я надеюсь, что в скором времени какой-нибудь благодатный ветер занесет меня и в Германию.

Ну вот, я рассказал столько о себе в этом одном письме, сколько, наверное, и за двадцать лет не рассказал бы. Если Вы можете разобраться в моем беспорядочном рассказе, а главное, заинтересовать им кого-либо, то Ваше искусство, дорогой сэр, выше темы, которую Вам было угодно избрать.

Если это может утешить немецких дам, расскажите им, что у меня двое детей.

"Очерки", я забыл сказать, вышли отдельной книжкой, которая пользовалась удивительным успехом и выдержала несколько изданий.

41

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Вторник вечером, август 1838 г.

...Работаю по-прежнему вовсю. Нэнси больше нет. Вчера вечером я показал то, что сделал, Кэт, и она пришла в неописуемое "расстройство чувств"; это подтверждает мое собственное ощущение и дает мне надежду на успех. Как только отправлю Сайкса в преисподнюю, представлю эту часть на Ваш суд...

42

ДЖОРДЖУ КРУКШЕНКУ

Даути-стрит,

суббота утром

Мой дорогой Крукшенк,

После того как я написал сцену побега Сайкса, я убедился в том, что она не подходит для иллюстрации. Сцена эта так сложна, в ней такое обилие фигур, такое бурное действие да еще факелы, что на маленькой картинке невозможно дать даже отдаленное представление о ней.

Жду Вас с эскизами. Когда встретимся, поговорим о возможной замене этого эпизода. Я кончу (с божьей помощью) на следующей неделе. Всегда преданный Вам.

43

У. Ч. МАКРИДИ *

Даути-стрит,

понедельник утром .

Мой дорогой Макриди, я не виделся с Вами уже несколько недель, потому что надеялся при нашей следующей встрече собственноручно принести Вам "Фонарщика" (сейчас он был бы уже окончен). Но мне пришлось сначала заняться "Никльби", над которым я работаю в настоящее время и которого, как это ни печально, не в силах написать так же быстро, как все остальное, в чем я убедился, старательно и ревностно поработав над этой книгой весь последний месяц. Как бы там ни было, но она должна быть сдана не позже 24-го (утешение весьма сомнительное), и в тот момент, когда она будет готова, я займусь фарсом. Боюсь называть определенный день, но ручаюсь, что в ноябре Вы его получите. В этом Вы можете положиться на мое слово. Посылаю Вам копию фарса, который я написал для Гарлея в связи с его уходом из Друри-Лейн. В этом фарсе Гарлей играл что-то около семидесяти раз. Это его лучшая роль. Если, паче чаяния, Вы заинтересуетесь им, то я без труда смогу внести необходимые изменения, касающиеся места и времени действия.

Поверьте, Ваша просьба написать для Вас фарс была для меня столь лестной и так меня обрадовала, что, будь у меня столько же времени, сколько желания, я бы писал, и писал, и писал без конца, фарс за фарсом, комедию за комедией, до тех пор, пока не вышло бы что-нибудь стоящее. Вы совершенно правы, когда говорите, что верите в мои добрые намерения. Но Вы не можете себе представить, а я не в силах выразить, какой горячий интерес и участие вызывает у меня Ваше дело.

Примите, мой дорогой Макриди, уверения в моей вечной преданности.

P. S. Ради бога, не вообразите, что я нахожу в моем "Чудаке" какие-то достоинства или хоть сколько-нибудь им заинтересован.

44

ФРЕДЕРИКУ ЙЕТСУ *

Ноябрь 1838 г.

В случае если предварительные переговоры будут закончены к нашему обоюдному согласию, я предполагаю подготовить "Оливера Твиста" для сцены ко дню открытия следующего сезона.

Если мне не изменяет память, миссис Онор я никогда не видел, но уже одно то обстоятельство, что она "миссис", сразу наводит на мысль, что для Оливера Твиста она окажется слишком громоздкой.

Если его должна играть особа женского пола, пусть это будет бойкая девочка лет тринадцати - четырнадцати, не больше, иначе это будет выглядеть нелепо. Не думаю, что до Вашей следующей премьеры какой-нибудь театр сможет перехватить нашу идею. Во всяком случае, спектакль этот следует ставить в весьма необычной манере, ибо, в отличие от "Пиквика", роман характеризуется запутанной и сложной интригой. Меня очень радует, что никто не слыхал, как я намереваюсь поступить в конце книги с ее персонажами, потому что в настоящее время я и сам еще толком не знаю, как мне с ними поступить. Я твердо уверен, что, объединив свои силы (я в качестве автора, вы - в качестве исполнителя роли еврея), мы нанесем неотразимый удар всем своим конкурентам.

45

МИССИС С. К. ХОЛЛ *

Даути-стрит,

29 декабря 1838 г.

Моя дорогая миссис Холл,

Я весьма благодарен Вам за Ваше милое письмо и интересный случай, который Вы к тому же превосходно изложили. Я поместил его вместе с рукописью первых глав "Никльби", и там и буду держать его как свидетельство верности моей картинки.

Поверьте, что гнусность этих йоркширских учителей невозможно преувеличить и что я даже немного сгладил страшную действительность, разбавив ее, насколько мог, юмором, чтобы не оттолкнуть читателя слишком уж мерзкой картиной. А негодяя, о котором говорите Вы, я, представьте себе, видел! Фамилия его - Шоу, дело это слушалось, насколько я помню, лет восемь или десять назад, и, если я не ошибаюсь, после этого было еще одно, возбужденное родителями несчастного ребенка, которого Шоу ранил в голову перочинным ножиком, испачканным в чернилах, вследствие чего у мальчика сделалась опухоль и он умер. Когда я ездил в те края, кругом лежал глубокий снег. Подле школы стоит старая церковь, и в первой же могиле, о которую я споткнулся в тот унылый зимний вечер, покоится прах мальчика, прожившего на свете восемнадцать томительных лет и скончавшегося, как гласит надпись, "преждевременно" (я думаю, сердце не выдержало - так, "преждевременно", падает верблюд, когда на него навьючивают еще один, последний тюк) в этом проклятом месте. Мне кажется, что тень этого мальчика тут же и навеяла мне образ Смайка.