Демон Аль-Джибели - Андрей Кокоулин

— Бахма! — приветственно вскинул руки с ковра сайиб.

Он был толст и коротконог. Белый халат его был распахнут, открывая посетителю внушительные заросли седеющих волос на груди.

— Садись, Бахма, располагайся!

Толстые пальцы показали на ворох подушек напротив хозяйского места.

— Тысячи лет жизни, господин сайиб! — сказал Бахмати, присаживаясь.

— Арбуз?

— Не откажусь.

— Замечательно! — Сайиб выловил из углубления чашу с арбузными ломтями и поставил ее, капающую, ближе к гостю. — Угощайся.

Когда-то Ирхон ас-Валлеки воспринимал свое направление в Аль-Джибель как ссылку. С глаз долой от султанского двора, вон из шумной, полной забавных прелестей столичной жизни. Он оплакивал себя всю долгую дорогу, прощаясь с женами придворных, с забегами на верблюдах, с хором евнухов, с банями и шумными празднованиями Дней Союна.

О, приехав, он три дня не выходил из дома, чтобы не огорчать себя видом здешних улиц и жителей. Тоска, милые мои, тоска. Чумазые подданные и песок вокруг. И — да-да, верблюжье дерьмо, никаких сомнений.

Затем, правда, оказалось, что здесь, в этой Союном забытой глуши все-таки можно жить. Даже ему, Голосу и Воле султана.

И тихо. В то время, как с редкими караванами приходят вести одна ужаснее другой, здесь — тихо. Где-то там Сойяндин с его кагенами, мятежный аль-Рустами, кровь и крики, горящие дворцы, мертвецы с животами, набитыми пухом из подушек, их жены, попользованные всадниками, не слезающими для этого с лошадей.

Чего уж тут жаловаться и хотеть обратно? Тем более, что султан забыл о его существовании, а местные — нет.

И султанский обык платят исправно.

А на чуток обыка умному человеку можно и садик разбить, и водичку провести, и заказать у торговцев что-то из прошлой жизни. Например, наложницу. Или акына с его акыдами. Или тот же забег верблюдов.

Не стоит желать большего, можно упустить и малое.

На круглом лице сайиба выделялись живые глаза цвета приправленного маслом ореха и крупные губы, с легкостью складывающиеся как в улыбку, так и в обиженный полумесяц.

Пока Бахмати ел, Ирхон ас-Валлеки гладил пальцем узор ковра и, сбросив туфлю, окунал большой палец ноги в желоб.

— Что скажешь, милый мой Бахма? — спросил он мягким голосом, когда ойгон плеснул себе воды на лицо и утерся рукавом халата.

— Замечательный арбуз, — улыбнулся Бахмати. — Холодный.

— Все дело в проточной воде. Чувствуешь, как у меня прохладно?

— Тем сложнее будет выйти на солнце.

— А зачем выходить? — удивился сайиб. — Я отдал здание приемов в пользование книжникам и мастерам. Кельи — для свитков, подвал — для товаров. А принимаю здесь. Получается, я милостив и забочусь о народе.

— О, да! — поклонился Бахмати.

— Ну-ну! — насторожился Валлеки и даже, подбив подушки, принял наклоненно-сидячую позу. — Похвала, конечно, мед для ушей, но у демонов и мед превращается в серу.

— Я без задней мысли.

— Ты осторожней, — поднял толстый палец сайиб. — У нас все-таки Договор.

— Я свято чту его.

— А Гюльмиль? Он же умер. Помнится, ты обещал хранить жителей Аль-Джибели.

— Гюльмиль умер от старости, а течение времени выше моих сил.

— Ах, да, ты говорил… Забавный был старик, — вздохнул сайиб. — Что ж, пока я не вижу за тобой никаких отступлений от Договора. Поэтому готов тебя выслушать.

Бахмати посмотрел на бегущую воду.

— Возможно, мне надо будет отлучиться.

— Сегодня?

— Через день. Ночь меня не будет в Аль-Джибели.

Ас-Валлеки нахмурился.

— То есть, мы будем беззащитны?

— Не совсем. Двадцать четыре часа город продержится перед пустыней и без меня. Но если я вернусь позже… Впрочем, окрестные ойгоны и каррики знают, что Аль-Джибель находится под моей рукой.

— Под моей, — улыбнулся сайиб. — Под моей рукой.

— Как скажете, благородный сайиб, — поклонился Бахмати.

— То-то, — ас-Валлеки запустил пальцы в чашу со сливами. — Но я разрешаю тебе. Иди. Надеюсь, ничего серьезного?

— Не знаю пока, — ойгон задумчиво потеребил кисти узорчатой подушки. — Возможно, нас это обойдет стороной.

— Это ваши, демонические дела?

— Как ни странно.

Сайиб захохотал. Голая розовая пятка угодила в желоб. Вода плеснула на плитки и коврики.

— Чего ж тут странного? Ваш народ всегда был не прочь побузить. Хорошо, айхоры небесные загнали его в пустыни да горы и поставили границы. Иначе бы мы, дети Союна, не знали от вас спасения.

— Мне странно потому, — сказал Бахмати, гася легкое раздражение, — что теперь я живу среди людей и редко пересекаюсь со своими собратьями.

— А-а… ну да, тогда странно.

— Да.

Они помолчали.

— Ну, что, у тебя все? — вскинул глаза сайиб.

Бахмати помедлил.

— Если вдруг… Вот, — он протянул маленький золотой рожок на цепочке ас-Валлеки, — если будет необходимость во мне — дуньте.

— И что? — опасливо посмотрел на рожок сайиб.

— Я появлюсь.

— А-а, вон оно что… — ас-Валлеки, будто взвешивая, поймал рожок на ладонь. — Я слышал про такие штучки. Ходила даже история про демона в лампе. Потрешь — и он появляется. Нет-нет, и вдруг. А тут, значит, дунешь…

— Это на один раз. И при большой опасности.

Сайиб погрустнел.

— Жалко, — сказал он, убирая цепочку под подушку. Пальцы его снова потянулись к чаше со сливами.

— Ладно… — поднялся Бахмати. — Скоро полдень. Кстати…

— Что? — поднял голову сайиб. Слива на его зубах брызнула соком.

— Твоя наложница.

— Абаль? Скажи, хороша? — спросил ас-Валлеки, выплюнув косточку в кулак.

— Я не видел ее раньше.

— Хе, а говоришь, Аль-Джибель под твоей рукой… — сайиб опрокинулся на подушки. — Я ее заказал в Шушун-Карнаш, там лучший рынок. Невольники на любой вкус и цвет. Десять дней назад Абаль привезли в караване Бей-Марзуфа.

Бахмати неожиданно сообразил, чем наложница пахнет.

— Но она меня знает, — сказал он.

— Наверное, выспросила у Мейхум или Юсефа. Скажу тебе, это не девушка, а нежный персик, мой милый Бахма. Ты как, смыслишь что-нибудь в человеческих утехах? Умеешь любить женщин? Когда эта женщина сжимает между ног твоего жеребца… м-м-м…

Сайиб прищелкнул языком и закатил глаза.

— Я могу с ней поговорить? — спросил Бахмати.

— Поговорить? — ас-Валлеки поиграл бровями.

— Да, только поговорить. Но отдельно.

Сайиб взмахнул рукой, теряя интерес.

— Найдешь, говори, сколько хочешь. Только потом пусть идет ко мне.

Бахмати поклонился.

Шаг назад, другой. Разворот. Кисея мазнула по глазам. Он быстрым шагом покинул комнату. Наложница спешила ему навстречу.