Сборник фантастических рассказов - Дмитрий Анашкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтоб тебе заблудиться там, тьфу, – плюнул ей вслед Степан, встал, наклонился, чтобы спустить воду, и замер в полусогнутом состоянии – на бачке унитаза притаилась только что убежавшая сумка.
– А-а-а… – злорадно протянул Степан, – вернулась, значит! За спиной притаилась… Ну, щас я тебя! – Он изготовился и, прыгнув на сумку, рванул ее в обе стороны со всей возможной силой. Сумка захрустела и разорвалась на две половинки, из нее посыпались ключи, документы, плеер с наушниками и телефон. Единственное, что удалось подхватить Степану буквально на лету, была недопитая бутылка. Все остальное, включая саму сумку, исчезло в таинственных недрах унитаза.
– Щас достанем, – решительно сказал Степан,– где наша не пропадала!– Он сделал два глотка из спасенной бутылки и, поставив ее аккуратно подальше, чтоб не задеть ногой ненароком, принялся сдвигать крышку бачка. Надо было перекрыть постоянно льющуюся в унитаз воду. Но только он засунул руку внутрь, как вдруг из бачка начали выползать пауки и крысы… Пауки медленно перебирали лапами, и все бы ничего, только были они размером с цыпленка и сильно пихались. Крысы дружелюбно открывали рты, в которых уже совершенно недружелюбно блестели остро отточенные зубы, более всего походившие на акульи. Правда, акул Степан никогда не видел, но все равно было страшно…
Происходящее неприятно поразило Степана, и он выдернул руку из бачка так быстро, как только мог, однако забыл выпустить из руки кран, которым пытался перекрыть воду. Кран оказался вырванным со своего привычного места вместе с куском водопроводной трубы. Вода рекой хлынула из унитаза. Похоже, своим неосторожным действием он произвел какое-то фатальное сантехническое разрушение – в общем, теперь квартире грозил потоп.
***
Это был настоящий водопад! Из бачка хлестала река. Пауки и крысы плавали в потоке уверенно и как будто даже умиротворенно. «Весна пришла», – было написано на их довольных физиономиях. Они плескались, лапками поддерживая друг друга, и, кажется, счастью их не было предела. Наблюдалась какая-то животная вакханалия, с одной стороны, имеющая право быть в природе, но, с другой стороны, совершенно неуместная в доме номер десять по Пушкинской улице… Тут же суетилась сумка, непонятно как воскресшая из унитаза. Она осторожно заглядывала в дверь туалета, словно просила у Степана прощение за происшедшее. Степан, впрочем, сумку прощать не хотел и пнул ее ботинком, после чего она, снова злобно шипя и быстро перебирая мохнатыми лапами, удалилась в приоткрытую дверь.
Степан на секунду задумался и схватил бутылку с недопитой водкой. «Чтобы потоком не снесло», – объяснил он себе, и застыл, с краном в одной руке и бутылкой в другой. «Надо что-то делать», – он открыл дверку за унитазом, достал оттуда разводной ключ и стал нащупывать болт. Тот, как Степан уже знал из бесконечных переговоров с сантехниками, ПЕРЕКРЫВАЛ. Что он конкретно перекрывал и зачем, Степан не представлял. Был ли этот болт на самом деле или нет, он также не знал, но, все же нащупал его в темноте, пристроил ключ и, о чудо! – вода перестала лить. Воцарилась полная тишина.
Минутку Степан просто посидел, прислонясь к стене… Но надо было идти назад. Он дернул за ручку туалета и замер от неожиданности: за дверями проходили финальные поединки за титул чемпиона Олимпийских игр. «Кажись, это сумка бегающая устроила, не надо было ее отпускать, – злобно подумал Степан, – вот кого нужно было в унитазе утопить! Утопить, а уже потом молнию открывать, а я… Живьем ее пополам разорвал… Наверное, это душа ее теперь по коридору бегает, покоя найти не может…»
Но надо было идти, и Степан, преодолевая барьеры и препятствия, попеременно прыгая то в длину, то в высоту, то с десятиметрового, то с пятиметрового трамплина, а в конце даже оказавшись внезапно в плавках и купальной шапочке, прыгнул с парашютом, держа в одной руке ядро для метания, а в другой – клюшку для гольфа. Естественно, что он занимал во всех видах спорта только первые места. Его везде награждали, он стоял на первой ступени пьедестала, слушая государственной гимн, его обнимали, поздравляли, рекой лилось шампанское. В конце концов, он все-таки добрался до дверей своей комнаты. Толкнул ее, зашел внутрь и …
На втором этаже, на диване сидел огромного размера, отливающий стальными бликами, чуть опущенный, словно готовый для захвата какой-то гигантской невиданной гайки – РАЗВОДНОЙ КЛЮЧ!
***
Олеся весело щебетала со своей подругой Танечкой, которой она совершенно случайно позвонила, как только за Степаном закрылась дверь.
– Ой, слушай, он такой милый, такой импозантный – цветы мне подарил, мы с ним почти час гуляли – и о Вольтере разговаривали и об Аристотеле, и что такое Фэн-шуй он знает, и кайтингом он меня уже позвал заниматься… Представляешь? А на переходе на нас беспризорник какой-то налетел, так он ему целую речь загнул о пролетариате, о мировой революции… И смотрит на меня все время так, будто в первый раз видит, будто удивляется. Словно каждый раз во мне что-то новое открывает и… признался потом в чем дело – красавицей назвал! Какая ты, говорит… Красавица! Представляешь?
На этих словах открылась дверь, и в комнату вдвинулся несколько потрепанный, поцарапанный и перепачканный чем-то коричневым Степан.
Термин «вдвинулся» используется здесь потому, что иное определение разновидности человеческой походки в данном случае дать невозможно. Потому что в данном случае походка была отдельно, а человек – отдельно. Ноги, неравномерно семеня вперед-назад и временами делая окружности и вензеля, притоптывая и пошаркивая, внесли солидное, с серьезным лицом корифея научной мысли и отца русской демократии, тело Степана. Ноги подвели Степана к Олесе и задумчиво шаркнули перед лестницей, ведущей наверх. Решились. Олеся с изумлением смотрела на Степана.
«Какой серьезный! Какой интересный! И опять на меня смотрит, словно что-то новое для себя открыл. Это ничего, что музыкант, – думала Олеся. – Из музыкантов после женитьбы отличные строители получаются. А строитель – хорошая профессия, надежная!» – Олеся живо вообразила, что она уже вышла за Степана замуж, и тот сейчас уходит на стройку вуманное зимнее утро с любовно сделанным ею бутербродом в рюкзаке…
Ноги дробно поднимали тело по ступеням; дробность объяснялась тем, что каждая нога по нескольку раз наступала на одну и ту же ступень. Таким образом, подъем на второй этаж напоминал сложноисполнимый танец чечетку. Туловище – особенно это было заметно к концу подъема – равномерно то поднималось, то опускалось, поглядывая многозначительно на Олесю и снова то скрывалось из вида, то выдвигалось торжественно и серьезно под стук выбивающих чечетку ног…
Наконец ноги подняли тело, и оно, как показалось Олесе, с сомнением посмотрело на нее. Она тут же поспешила развеять сомнения. У нее их уже не оставалось. Это был ОН!!!
– Ну, я пойду мыться? – нежно и застенчиво, как бы спрашивая саму себя и себе самой отвечая, спросила она.
Степан молчал, только ноги слегка покачивали его, как исполинскую башню…
«Молчание – знак согласия, – тут же решила Олеся и прытко соскочила с постели. – Я быстро, пять минут; да я уже и мытая – в бане сегодня с подружками была – вот уж не думала, что пригодится, – немножко соврала она, – сейчас…»
***
Умыться, однако, не удалось – кто-то перекрыл воду. Но недаром Олеся была девушка жизнерадостная и просто так, из-за какой-то воды, отступать не собиралась. Она бодро сунула в рот две пластинки жевачки, энергично пожевала и мысленно поблагодарила подруг, вытащивших ее сегодня в баню – конечно, освежиться еще не помешало бы, но как-нибудь… как-нибудь обойдемся… Она постояла еще некоторое время в коридоре, и изобразила «милое выражение лица», выработанное долгими тренировками перед зеркалом. «Особенно хорошо в профиль, – решила она. – Свое лицо сбоку она ни разу не видела, за исключением нескольких фотографий (впрочем, неудачных – фотограф плохой).
Будучи вполне в себе уверенной, Олеся распахнула дверь.
***
Пока Степан поднимался по лестнице, Разводного Ключа не было видно; потом тот мелькнул в поле зрения, впрочем, как-то вскользь, не страшно. Он несколько раз открылся и закрылся, словно говоря что-то Степану, но тот слышал только звуки Гимна Советского Союза. Видимо, его все еще продолжали награждать золотой медалью… Затем ключ совсем исчез, и Степан испытал минутное облегчение. Его даже не смутило, что в дверь откуда-то из коридора проскользнула вероломная, снова восставшая из мертвых, сумка. Она, проворно перебирая волосатыми лапами, быстро пересекла пустое пространство и, словно опасаясь огня снайперов, забилась под диван. «Неверная!!!» – он погрозил кулаком спрятавшейся сумке, но настроение было настолько хорошим, что можно было простить даже ее… И тут в дверном проеме снова появился Разводной Ключ – огромный, сверкающий, великий, как памятник времен СССР и, в своем роде, прекрасный. Он был выше Степана, он был больше комнаты; да что там!!! Он был больше всех вместе взятых домов, он был вся Вселенная или даже… Степан отшатнулся от посетившего его внезапно ослепительного видения – он был несравненно огромнее, чем все Вселенные вместе взятые!!! ОН обвивал их как Змий, открывший свой клюв, чтобы завернуть Вселенную, словно какую-то ничтожную гайку… Страх охватил Степана, он затравленно оглянулся по сторонам… все поплыло вокруг! Небо! Небо опустилось на его голову, осыпая снопами звезд!!!