Знак - Вероника Рот

– Народ ее любит, – ответил Риз. – Так же, как и мы.

– Но они ее совсем не знают.

– Верно. Но они думают иначе, а этого им вполне хватает.

Подушечки маминых пальцев запачкались синим от прикосновений ко множеству разрисованных рук. Я решила, что мне вряд ли понравилось бы перетрогать такое количество людей.

Нас окружали вооруженные солдаты, которые прокладывали нам узкий проход в толпе. Впрочем, то было совершенно излишне: толпа послушно расступалась перед моим отцом, он рассекал ее, точно острый нож. Может, люди и не выкрикивали его имя, зато склоняли перед ним головы и отводили глаза. Впервые в жизни я наглядно убедилась, до чего тонка грань между любовью и страхом, между обожанием и почитанием. Грань эта пролегала между моими родителями.

– Кайра! – позвал меня отец и, видя, что я застыла на месте, протянул руку.

Я, пусть и нехотя, сжала его ладонь. Отец – не из тех, кому можно не подчиниться.

Быстрым, сильным движением он подхватил меня и левой рукой – словно я ничего не весила – прижал к своей закованной в броню груди. От отца пахло гарью и травами, его борода покалывала мне щеку. Он – владыка Лазмет, но мама зовет его Лазом, когда думает, что ее никто не слышит, и разговаривает с ним стихами.

– Мне пришло в голову, что ты хочешь посмотреть на свой народ, – вымолвил отец, подбрасывая меня на локте.

Его правую руку от плеча до запястья покрывали шрамы, специально окрашенные в темный цвет, чтобы их было лучше видно. Как-то раз отец сказал мне, что каждый из шрамов – воспоминания о чьей-то жизни. Я не поняла, что он имел в виду. У мамы тоже имелись шрамы, хотя их количество не дотягивало и до половины отцовских.

– Люди жаждут сильных правителей, – добавил мой отец. – И мы – я, твоя мать и твой брат – оправдываем их ожидания. В один прекрасный день ты тоже сможешь стать такой, да?

– Да, – прошептала я, хотя и не представляла, о чем он говорит.

– Вот и славно. А теперь помаши им!

Немного волнуясь, я подняла руку, стараясь подражать отцу, и с удивлением увидела, что толпа мне отвечает.

– Ризек! – откликнул отец брата.

– Иди ко мне, малышка Ноавек, – произнес тот одними губами, моментально догадавшись, чего от него хочет отец.

Я перебралась на спину брату и обняла его за шею, просунув ноги в ремешки брони. На прыщавой щеке Ризека появилась ямочка, – он улыбнулся.

– Побежали? – громко спросил он, перекрывая шум толпы.

– Куда? – Я прижалась к нему поплотнее.

Вместо ответа он крепче обхватил мои коленки и, хохоча, поскакал между двумя рядами гвардейцев. Прыжки Ризека заставили захихикать и меня, и людей – нашу толпу, мой народ!

Лица вокруг нас засияли еще ярче.

Увидев чью-то протянутую руку, я, в точности как моя мать, коснулась чужих пальцев. Они оказались потными, но, к моему изумлению, мне не стало противно. Напротив, мое сердце ликовало.

4. Кайра

В нашем поместье имелось множество потайных ходов, сооруженных для того, чтобы слуги могли беспрепятственно передвигаться по дому, не доставляя хлопот ни нам, ни нашим гостям. Я нередко пользовалась тайными тропами, изучая путевые знаки, вырезанные на стенах у перекрестков и лестничных площадок. Отега иногда отчитывала меня за то, что я являлась на урок в одежде, покрытой пылью и паутиной, но, в общем-то, никого не заботило, как я провожу свободное время. Главное – чтобы не досаждала отцу.

Когда мне исполнилось семь сезонов, моя непоседливость завела меня в секретный ход за стеной отцовского кабинета. Сначала я пошла просто на шум, однако, услышав папин голос, звеневший от ярости, замерла, присев на корточки.

С минуту я раздумывала, не лучше ли будет поскорее вернуться в свою комнату: когда отец говорил таким тоном, ничего хорошего это никому не сулило. Только матери было под силу его успокоить, но даже она не могла предотвратить его гнев.

В конце концов я прижала ухо к стене.

– Говори! – донесся до меня отцовский рык. – Передай как можно точнее, что именно ты ему сказал!

– Я… я думал, что…

Голос брата дрожал, похоже, тот едва сдерживался, чтобы не зареветь. Плохо дело. Папа ненавидел слезы.

– Я думал, что если его готовят мне в стюарды, ему можно доверять…

– Отвечай сейчас же, что ты ему сказал!

– Что… моя судьба, по словам оракулов, – пасть от руки кого-то из тувенского рода Бенезитов. Все…

Я отшатнулась от стены. К моему уху прилипла паутинка.

Так вот в чем заключалась судьба Ризека! Родители поделились с ним этой информацией в тот день, когда их судьбоносный сын обрел свой токодар. Через несколько сезонов и я должна была получить свой. Знать, что судьба Ризека – погибнуть от руки неких загадочных Бенезитов, даже непонятно, где проживающих, – являлось редким везением. А может, и тяжким бременем.

– Все? – презрительно передразнил Риза отец. – Болван. Кем ты себя возомнил, ты, обладатель столь презренной судьбы? Ты был обязан помалкивать! Ты ведь не хочешь погибнуть от собственной глупости!

– Простите, отец, – хрипло пробормотал Ризек. – Впредь я никогда не повторю своей ошибки.

– Верно. Ты ее уже не повторишь, – невыразительно произнес отец, что всегда наводило ужас на окружающих. – И нам придется усердно потрудиться, чтобы найти выход из этого тупика. Среди сотен вариантов будущего нам предстоит найти такой, в котором ты не будешь напрасной обузой. А тебе надлежит сделать все, чтобы казаться как можно более сильным, даже в глазах твоего ближайшего окружения. Ясно тебе?

– Да, сэр.

– Хорошо.

Скрючившись у стены, я вслушивалась в их голоса, пока в носу не зачесалось от пыли.

Мне всегда не терпелось узнать, какова моя собственная судьба: приведет ли она меня к возвышению или к погибели. Однако теперь страх пересилил любопытство. Завоевать Туве – вот чего желал мой отец, а Ризек оказался обречен на провал самой судьбой.

Он был осужден. Он мог обмануть ожидания отца.

Опасно сердить владыку, особенно если ты ничего не можешь исправить.

Возвращаясь по туннелям в спальню, я тревожилась за Риза. И продолжала беспокоиться за брата, пока не разобралась что к чему.

5. Кайра

Сезон спустя, когда мне было восемь, брат ввалился в мою комнату, запыхавшийся и промокший под дождем. Я только что закончила расставлять на ковре у кровати куколок, которые были собраны во время прошлой Побывки на Отире (население Отира питало слабость к мелким, бесполезным вещицам). Брат повалил несколько фигурок, и я закричала, что он разрушил строй моих войск.

– Кайра, – произнес Ризек, садясь на пол рядом со мной.

Ему уже исполнилось восемнадцать, у него были длинные руки-ноги, прыщи на лбу, но сейчас он был испуган и казался гораздо младше. Я погладила Ризека по плечу.

– Что случилось?

– Слушай, отец не брал тебя с собой?.. Ничего тебе не показывал?

– Нет.

Лазмет Ноавек никогда и никуда меня не брал и по-моему, даже не замечал. Чему я нисколько не огорчалась, понимая, что в отцовском внимании ничего хорошего нет.

– Как-то это нечестно, – нервно пробормотал Риз. – Мы – его дети, и относиться к нам нужно одинаково, правда, Кайра?

– Наверное. А что стряслось-то?

Риз дотронулся до моей щеки. Спальня вместе с тяжелыми синими шторами и деревянными панелями исчезла.

– Сегодня, Ризек, – произносит отцовский голос, – ты должен отдать приказ.

Я стою перед широким окном в сумрачном помещении с каменными стенами. Рядом отец. Он почему-то стал ниже ростом: обычно я едва достаю ему до подмышки, а сейчас смотрю прямо в глаза. Мои руки с тонкими пальцами сложены на груди.

– Вы хотите… – я дышу часто и неглубоко, – чтобы я…

– Соберись, – рычит отец, хватает меня за броню и подталкивает к окну.

За окном – другая комната, в которой я вижу седого, изможденного старика с потухшими глазами. Его запястья скованы наручниками. Отец кивает, и к узнику приближаются стражники. Один из них хватает его за плечи и держит, а другой накидывает на шею веревку и завязывает узел. Старик не протестует. Любые движения слишком тяжелы для него, словно вместо крови в его жилах течет свинец.

Я начинаю дрожать.

– Этот человек – предатель, – продолжает отец. – Он строил козни против нашего рода. Распространял лживые слухи, что мы якобы крадем иностранную материальную помощь, направляемую голодающим и больным шотетам. Людей, которые плохо отзываются о нашей семье, надлежит не просто казнить. Их надо убивать очень медленно. И ты должен быть готов не только отдавать подобные приказы, но и сам приводить их в исполнение. Впрочем, такой урок тебе еще предстоит.

Страх, точно червь, скручивается у меня в животе.

Разочарованно хмыкнув, отец берет меня за руку и кладет что-то мне на ладонь. Я опускаю взгляд и вижу запечатанный воском пузырек.