Крещение пулей - Максим Шахов

– Имя того или тех, кто построил храм.

– Именно! И эта табличка как раз и есть самое верное свидетельство того, что храм построен вовсе не во имя веры, а ради гордыни. А гордыня есть грех. Вы меня понимаете?

– Кажется, да, отче. А если я построю храм под Москвой, в каком-нибудь городке, где он действительно будет нужен людям? Вы это имели в виду?

– Почти. Только дело не в храме, а в том, чтобы делать добро. И неважно, в чем это будет заключаться: в строительстве храма ли, школы ли или в помощи страждущим и нуждающимся. Главное, чтобы это было добро. И чтобы делали вы это не во имя своей попранной или неудовлетворенной гордыни, а во имя добра.

– Как просто. И как верно… – сказал Стаховский. – Теперь я понял все, отче…

В этот момент послышался голос оставшегося на улице Евстафия.

– Прошу прощения, отец Вениамин, но нам нужно возвращаться. Через пять минут у вас разговор с губернатором Брянской области.

Священник поднялся со скрипучей скамьи.

– Я рад, что смог вам помочь. А теперь прошу прощения, но у меня действительно очень важное дело…

– Я понимаю. Еще раз спасибо, отче, что нашли время! Извиняюсь, что спрашиваю, но губернатор Брянской области тоже здесь? Я с ним просто очень хорошо знаком, когда-то работали вместе…

– А! Нет, у меня с ним просто телефонный разговор запланирован. По поводу слета… Неделя всего осталась, а бюрократических проблем столько, что боюсь не управиться…

– Извиняюсь еще раз, но о каком слете идет речь, отче? Я в том смысле, что, может, я мог бы чем-то помочь? Я имею в виду финансово.

– Спасибо за предложение, но финансовых проблем у нас нет. Мы с несколькими настоятелями-единомышленниками из России, Украины и Беларуси решили организовать молодежное православное движение «Спас». Через неделю проводим учредительный слет…

– В Брянске?

– Не совсем. В Брянской области. На острове Святой Евдокии, который расположен на реке, неподалеку от точки схождения границ России, Украины и Беларуси. Так что никаких особых финансов там не нужно. Бюрократических препон, правда, не счесть, так что пойду решать…

– Бог вам в помощь, отче!

– Спасибо. И вам Бог в помощь, Михаил! Вы на правильном пути. Ищите – и обрящете…

7. Украина, Львов, собор Святого Юра

– Слушаю вас, панотче! – вытянулся привратник и по совместительству ночной сторож собора Святого Юра.

– Дай ключ от задней двери и ступай в сторожку. После исповеди я тебе позвоню.

– Вот, панотче! – кивнул привратник, с удивительной ловкостью отыскав в огромной связке и отсоединив нужный ключ.

Отец Роман взял его и кивнул:

– Все! Ступай.

Привратник быстро развернулся и направился к сторожке. Просьба, а точнее приказ, протосинкела его абсолютно не удивил. Желающим исповедаться лично фактическому руководителю УГКЦ не было числа. Но при этом добиться подобной милости удавалось немногим. Часть из них этим гордилась и выставляла напоказ. Однако были и такие, кто хотел сохранить анонимность.

Когда шаги привратника затихли, протосинкел нырнул в часовню и вскоре приблизился к скрытой за иконостасом задней двери. Сунув в нее ключ, отец Роман посмотрел на часы. Время было без двух минут семь. Священник шагнул в сторону и стал ждать, сцепив руки перед собой.

В часовне и на улице царила полная тишина. Однако даже при этом протосинкел так и не смог расслышать шагов. Просто ровно в семь с другой стороны двери раздался приглушенный шорох, за которым тут же последовал условный стук. Отец Роман шагнул к двери и на всякий случай негромко спросил:

– Кто?

– Я! – донесся приглушенный голос Ореста.

Кубийович трижды повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь. В нее ночной тенью просочился Орест. Протосинкел тут же запер дверь и кивнул:

– Ступай за мной!

Когда они вынырнули из-за иконостаса, пламя горевшей перед потемневшим ликом одинокой лампады заколебалось, из-за чего на миг показалось, что в углах часовни зашевелилась притаившаяся нечисть. Отец Роман прошел к передней скамье и, подобрав рясу, присел. Орест, сложив перед собой руки и наклонив голову, встал перед протосинкелом в смиренной позе.

Отец Роман посмотрел на него и вздохнул:

– Ты знаешь Мирославу Смогоржевскую?

– Кто ж ее не знает, панотче?.. – кивнул Орест и тут же, даже не пытаясь отпираться, брякнулся на колени. – Прости, панотче, дьявол меня попутал! Сам не знаю, как это…

– Умолкни! – прервал покаянную речь Ореста протосинкел.

Орест тут же замолчал.

– Ты мне давал обет или не давал?

– Давал, панотче!

– Я тебя предупреждал?

– Предупреждал, панотче!

– Ты клялся на распятии?

– Клялся, панотче, – тихонько завыл Орест. – Но дьявол меня попутал! Не устоял я… Не устоял!

Протосинкел поднял два пальца.

– Умолкни!

Орест снова умолк; слышно было лишь, как тяжело дышит он в тишине часовни.

– Ты против воли овладел женщиной. И не просто женщиной, а одной из наших самых щедрых прихожанок.

– Не устоял я, панотче! Плоть оказалась сильнее меня…

– Да плоть-то полбеды… Это я еще мог бы понять. Но зачем ты у нее каблучку[Каблучка (укр.) – кольцо.] спер после этого, скотина?

– Не знаю, панотче! Ей-богу! Дьявол попутал! Я не знал, что делал! Прости, умоляю!

Тут Орест и вовсе рухнул наземь, обхватил ногу протосинкела и принялся истово целовать его ботинок, при этом приговаривая:

– Умоляю, панотче! Умоляю!

– Ты знаешь, что будет, – немного выждав, спросил Кубийович, – если об этом станет известно?

– Прости, отче! Я вымолю у нее прощение, клянусь! Я верну ей каблучку!

– Даже если ты вымолишь прощение у нее, ты все равно не получишь прощения Господа! Ибо ты поклялся на распятии и не сдержал клятвы.

Орест забился, словно в судорогах.

– Ты знаешь, что я должен сделать? – спросил отец Роман.

– Знаю, панотче! Знаю!

– Я должен лишить тебя сана и предать вечной анафеме.

– Не губи, панотче! Молю! Без церкви я пропаду! Назначь любую епитимью!

– За то, что ты нарушил клятву, данную на распятии, епитимья будет непомерно велика…

– Назначь, панотче! Я исполню все!

– Хорошо! – вдруг сказал отец Роман. – Клянись трижды на распятии, что если не исполнишь, то будешь обречен на муки вечные! Так что будешь молить о смерти как об избавлении. Но даже смерть не избавит тебя от них…

– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – трижды проговорил Орест, встав с колен и целуя крест протосинкела.

– Хорошо, присядь! – велел отец Роман.

Орест присел на скамью рядом с Кубийовичем. Тот поднял сцепленные руки к груди и сказал:

– Сразу после нашей беседы отправишься к Смогоржевской, вернешь каблучку и вымолишь прощение.

– Все сделаю, панотче!

– А теперь слушай, какой будет епитимья… Москальские попы в последнее время совсем распоясались. Один за другим они захватывают наши приходы. Мало того, теперь они нацелились еще и на нашу молодежь. В Брянской области скоро пройдет съезд молодежного движения «Спас». В нем примут участие в том числе и делегаты от львовских вузов… Такого не было с тридцать девятого года. Если так пойдет дальше, то совсем скоро москальские попы потребуют вернуть им собор Святого Юра…

– Скорше головы тех, кто потребует его вернуть, прикрасят паркан Лычаковского цвинтаря, панотче! У Львови есть кому захищать святыни!

– Это пока есть, – кивнул протосинкел. – Но, как говорят москали, курочка по зернышку клюет. Если они начнут распространять свою москальскую веру среди нашей молодежи, то со временем наши соборы защищать может оказаться некому…

– Тогда нужно сделать так, панотче, чтобы делегаты на москальский съезд не поехали! В студенческом «Братстве» Львова есть достойные хлопцы, которые могут это сделать. Если делегаты не поймут по-хорошему, им стукнут пару раз для доходчивости по голове свинцовой трубой…

– Это не решит проблему, – покачал головой протосинкел, – а создаст новые. Но по сути ты прав. Мы не должны позволить москалям растлевать нашу молодежь. Только сделать это надо так, чтобы отбить такую охоту раз и навсегда.

– Но как это сделать, панотче?

– Нужно, чтобы в самый разгар съезда, во время выступления его главного организатора, сработала бомба, от которой попа бы разорвало на куски, а как можно больше делегатов покалечило. Если такое случится, никакого молодежного движения создано не будет! И навряд ли в ближайшем будущем найдется другой поп-москаль, который рискнет что-то подобное организовать. А если вдруг и найдется, то родители просто не отпустят своих детей на другой съезд. Правильно?

– Да, панотче! Это сработает. Но кто… – начал было Орест и тут же умолк. Затем, сглотнув, спросил: – Это… Это и есть моя епитимья?