Просто слушай - Сара Дессен

Правда, Кирстен не сильно расстраивалась. В старших классах она настолько полюбила парней и вечеринки (а иногда наоборот), что перестала увлекаться модельным бизнесом. Уитни всегда высыпалась перед съемками и никогда не опаздывала, Кирстен же могла спокойно прогулять всю ночь, а затем, забыв даже расчесаться, заявиться на работу, когда ей заблагорассудится. Однажды она пришла на съемки рекламы бальных платьев для «Копфса» с огромным засосом на плече. Его было невозможно замазать никаким тональным кремом! Когда реклама вышла на телевидении, Кирстен, громко смеясь, показала мне засос, едва заметный под бретелькой красивого пышного платья.

Мама возлагала на Уитни огромные надежды. Через две недели после окончания школы родители отвезли ее в квартиру к Кирстен, где та теперь жила одна. Мне сразу показалось, что не стоит селить сестер вместе, но мама с папой твердо стояли на своем: Уитни всего восемнадцать, и ей нельзя жить одной, да и вообще сестры уже выросли, и все конфликты остались в прошлом. К тому же они помогали Кирстен оплачивать квартиру, так что грех было жаловаться (хотя Кирстен, конечно, все равно была очень недовольна).

Мама прожила с сестрами месяц. Она записала Уитни на лекции в колледже, походила с ней по агентствам. Каждый день вечером мама подробно обо всем рассказывала по телефону: о случайных встречах со знаменитостями, о делах Уитни, о том, какой чудесный город Нью-Йорк. Никогда еще мама не была так счастлива. Всего через неделю Уитни пригласили на пробы, а вскоре она получила работу. Через месяц заказов у нее было уже во много раз больше, чем у Кирстен, и мама со спокойным сердцем уехала домой. Ведь все шло по плану… но, как выяснилось позже, не совсем.

Через четыре месяца Кирстен позвонила маме и сказала, что Уитни очень странно себя ведет. Что она сильно похудела, почти не ест, а в ответ на замечания грубит. Мы решили, что не стоит волноваться. Уитни часто бывала не в духе, и даже родители понимали, что вряд ли она спокойно уживется с сестрой. К тому же мама решила, что Кирстен преувеличивает. И ничего страшного, если Уитни немного похудела. В модельном бизнесе огромная конкуренция, и необходимо следить за внешностью. Когда Уитни станет более уверенной в себе, она успокоится.

Однако, встретившись перед Днем благодарения, мы поняли, что она и впрямь очень сильно изменилась. Гибкая, элегантная Уитни стала костлявой, голова у нее перевешивала шею и казалась слишком огромной для туловища. Мы встретили сестер в аэропорту и с ужасом отметили, как сильно они различаются. Круглощекая, голубоглазая Кирстен, сияя от счастья, тепло обняла меня и прокричала, как сильно соскучилась. В это время бледная Уитни, без макияжа, в тренировочных брюках и черной водолазке стояла в стороне. Мы сдерживались как могли. Просто поздоровались, обнялись, спросили, как поездка. Но когда пошли получать багаж, мама не выдержала:

— Уитни, детка, ты совсем исхудала! До сих пор не вылечишься от простуды?

— Я здорова, — ответила Уитни.

— Нет, — решительно вмешалась Кирстен, снимая чемодан с транспортера. — Она не здорова. Она не ест. Совсем. Видно, решила покончить жизнь самоубийством.

Родители переглянулись.

— Не может быть. Уитни просто простудилась, — сказала мама, а Уитни зло посмотрела на сестру. — Правда, детка?

— Нет, неправда, — ответила за нее Кирстен. — Слушай, Уитни, я тебя в самолете предупреждала: или ты им сама все расскажешь, или я.

— Замолкни! — сквозь зубы выдавила Уитни.

— Давайте потом поговорим. Снимайте чемоданы, — предложил папа в своей обычной манере.

Он был единственным мужчиной в нашем женском царстве и поэтому, когда эмоции хлестали через край и назревал конфликт, всегда старался не говорить, а действовать. Обсуждаем во время завтрака боли в животе перед месячными? Папа тут же уходит в гараж менять масло в машинах. Ревем непонятно почему? Папа готовит жареный сыр, который, правда, обычно сам же и съедает. В общественном месте назревает семейный скандал? Папа снимает чемоданы с транспортера.

Мама взволнованно разглядывала Уитни.

— Малыш, скажи мне, это правда? — мягко спросила она, пока папа вылавливал еще один чемодан.

— Я здорова! А Кирстен просто завидует!

— Ой, ну хватит уже! — воскликнула Кирстен. — Да плевала я на твою работу, и ты это прекрасно знаешь.

Мама очень удивилась, а я в который раз отметила про себя, какая же она маленькая и хрупкая.

— Полегче, Кирстен! — вмешался папа.

— Ты не понимаешь, пап! У Уитни анорексия! Это серьезное заболевание! Ей нужна помощь!

— Да заткнись ты уже!!! Заткнись!!! — завизжала Уитни.

Вот тут мы испугались по-настоящему. Уитни, в отличие от Кирстен, никогда не кричала. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, не веря в то, что произошло. Тут на нас стали оборачиваться люди, мама покраснела и, подойдя поближе к папе, сказала:

— Эндрю, я не…

— Пошли в машину! — Папа подхватил чемодан Уитни, обнял маму за плечи, и они молча пошли вперед. Вслед за ними шла Уитни, и ее голова склонялась от ветра. Замыкали шествие мы с Кирстен. Сестра сжала теплой рукой мою холодную ладонь и прошептала:

— Они должны знать.

Но видимо, обращалась она не ко мне. Когда я обернулась, Кирстен смотрела в сторону.

— Так надо. Я должна все рассказать.

Мы так же молча сели в машину. Молча выехали с парковки и порулили по шоссе. Я сидела на заднем сиденье между сестрами. Кирстен то и дело порывалась что-то сказать, но каждый раз не решалась. Уитни смотрела в окно, сложив руки на коленях. Запястья у нее были тонкие, костлявые и очень бледные, что особенно подчеркивала черная водолазка. Родители не оборачивались. Иногда у папы слегка двигалось плечо — он, утешая, гладил маму по руке.

Едва мы остановились у гаража, Уитни выскочила из машины, вбежала в дом и громко захлопнула за собой дверь. Кирстен вздохнула.

— Нам надо поговорить, — тихо сказала она, когда папа заглушил двигатель.

Послушать, о чем пойдет речь, мне не разрешили. Велели идти к себе в комнату делать уроки. Я раскрыла на коленях учебник математики и сделала вид, что занимаюсь, а сама пыталась подслушать, что происходит внизу. Оттуда раздавался низкий голос папы, высокий мамы и возмущенные вскрики Кирстен. За стеной в комнате Уитни стояла тишина.

Наконец мама поднялась на второй этаж и постучалась к Уитни, но никто не ответил.

— Малыш, можно я войду?

Тишина. Минуты две мама ждала, потом щелкнул замок, дверь раскрылась и снова захлопнулась.

Я спустилась на кухню. За столом перед тарелкой с нетронутым жареным сыром сидела Кирстен, напротив нее — папа. Я полезла в шкаф за стаканом.

— Пап, у нее на все готов ответ, — сказала Кирстен. — Да она за три секунды промоет маме мозги.

— Думаю, ты ошибаешься. Положись на маму.

Кирстен покачала головой:

— Пап, Уитни больна. Она почти совсем не ест. Знаешь, какой у нее рацион? Четвертинка яблока на завтрак и три крекера на обед. К тому же она постоянно тренируется. У нас неподалеку есть спортзал. Он работает круглые сутки. Так вот. Иногда я просыпаюсь ночью, а Уитни нет. Она точно ходит тренироваться!

— А может, и нет.

— Я следила за ней пару раз. Она часами бегает по беговой дорожке. Когда я только переехала, у моей подруги соседка вела себя точно так же. Она похудела на восемьдесят фунтов,[2] и ее пришлось положить в больницу. Это очень серьезно!

Папа помолчал.

— Давай все-таки выслушаем ее, а потом будем решать, что делать, — наконец предложил он. — Аннабель!

Я подпрыгнула:

— Да?

— Тебе надо доделать уроки.

— Хорошо.

Я допила воду, положила стакан в посудомоечную машину, вернулась к себе и постаралась сосредоточиться на параллелограммах. Через стенку раздавался тихий успокаивающий голос мамы. Когда я уже почти закончила делать уроки, дверь распахнулась.

— Знаю, — сказала мама. — А как тебе такой вариант? Прими душ, поспи, а я разбужу тебя к обеду. И все предстанет совсем в другом свете.

Послышалось сопение. Видимо, Уитни согласилась. Мама заглянула ко мне:

— Все хорошо. Не волнуйся.

Она и вправду так считала. Позже я узнала, что Уитни убедила маму, что она просто устала и слишком много работает. А мало ест и все время тренируется, потому что несколько толще своих конкуренток на пробах. И ничего страшного в этом нет. А Кирстен работает по ночам, а днем отсыпается и поэтому не замечает, как ест Уитни. И вообще, скорее всего, дело тут вовсе не в сестринской заботе. Кирстен просто завидует, потому что у нее никогда не было столько заказов, сколько у Уитни.

— Я не завидую!!! — зло завопила Кирстен через несколько минут после того, как мама спустилась на кухню. — Она же врет, неужели не ясно?! Вы что, совсем ничего не понимаете?!

Она еще что-то кричала, но я уже не разбирала что. Через час, когда меня позвали обедать, конфликт уже был улажен, и мы снова превратились в идеальную семью. Снаружи казалось, что у нас все просто чудесно.