Дрейфуя у островков Лангерганса: 38°54′ северной широты, 77°00′73″ западной долготы - Харлан Эллисон

— Ты сможешь справиться с моей проблемой?

— Да. Метеорологи утверждают, что гроза пройдёт практически над нами. У нас есть целый час, этого вполне достаточно для завершения опасной части эксперимента.

— Скажи, ты можешь это сделать?

— Да, Ларри. Я не люблю повторять одно и то же по несколько раз. — В голосе Виктора не звучало никаких сомнений, ничего похожего на «да, но», которые Талбо много раз слышал раньше. Виктор сумел найти решение задачи.

— Извини. Я волнуюсь. Если мы готовы, зачем ты мне всё это рассказываешь?

Виктор хитро улыбнулся и процитировал:

— Как ваш волшебник, я намерен предпринять опасное и технически необъяснимое путешествие в высшие слои стратосферы — чтобы посоветоваться и вообще пообщаться со своими коллегами-волшебниками[7].

— Остановись! — Талбо умоляюще вскинул вверх руки.

— Ладно. Слушай внимательно. Если бы в этом не было необходимости, я не стал бы тебе ничего объяснять; поверь, нет ничего тоскливее, чем слушать собственный голос, читающий лекцию. Но твой малыш должен владеть всеми теми знаниями, которыми владеешь ты. Итак, слушай. Начинаются скучные, но весьма информативные объяснения.

ЦЕРН — Conseil Europeen pour la Recherche Nucleaire[8] — обосновался в Женеве неподалеку от Большой Машины. Голландия потеряла выгодный заказ: всем известно, что в долинах отвратительно кормят. Небольшая деталь, но весьма существенная.

Восточное отделение ЦЕРН — Conseil de l'Europe de l'Est pour la Recherche Nucleaire — ВЦЕРН, было вынуждено избрать это отдалённое место высоко в Карпатах (а не в куда более гостеприимных городах вроде Клужа в Румынии, Будапешта в Венгрии или Гданьска в Польше) только потому, что оно нравилось Виктору — другу Талбо. На ЦЕРН работали Дал, Видероэ, Говард, Адамс и Рейк; зато у ВЦЕРН был Виктор. Одно уравновешивало другое. Он имел право заказывать музыку.

Поэтому лаборатория была построена строго в соответствии с пожеланиями Виктора, а ускоритель частиц оказался мощнее того, которым располагали учёные ЦЕРН, и даже превосходил четырёхмильное кольцо ускорителя в Национальной лаборатории Ферми в Батавии. На самом деле это был самый крупный и совершенный синхрофазотрон в мире.

Только семьдесят процентов экспериментов, проводящихся в подземной лаборатории, производилось по заказу ВЦЕРН, который финансировал её деятельность. Сто процентов всего персонала комплекса были преданы Виктору, а не ВЦЕРН и Восточному блоку, не философиям и догмам… а человеку. Так что судьбу почти трети всех экспериментов, проводимых на кольце ускорителя с диаметром в шестнадцать миль, решал лично Виктор. Если ВЦЕРН об этом и знал — а им было бы весьма непросто получить подобную информацию, — никаких возражений не поступало.

Семьдесят процентов плодов, которые приносил им гений, — намного лучше, чем ничего.

Если бы Талбо стало раньше известно о том, что Виктор занялся исследованиями в области природы структуры элементарных частиц, он не стал бы тратить время, связываясь с разными псевдоучёными, потратившими годы на изучение его проблемы и обещавшими всё, но не сумевшими добиться ничего. До тех пор пока «Консультационная служба» не указала путь — тот самый, которым он следовал ранее, в каждом возможном направлении, за исключением одного, где смешивались тени и материя, реальность и фантазия, — до тех пор он просто не нуждался в экзотических талантах Виктора. Пока ВЦЕРН купался в лучах уверенности, что их собственный гений помогает им находиться на переднем крае современной физики, Виктор готовился подарить старому другу смерть. Сейчас он рассказывал, каким образом Лоуренс Талбо сможет отыскать свою душу, как именно он сумеет проникнуть в собственное тело.

— Решение твоей проблемы состоит из двух частей. Во-первых, мы создадим идеальное изображение, которое будет в сто тысяч или в миллион раз меньше оригинала. Во-вторых, мы должны будем оживить его, превратить образ в нечто телесное, материальное; нечто существующее на самом деле. Твоя миниатюрная копия будет обладать всем тем, чем ты владеешь сейчас, всеми твоими воспоминаниями и знаниями.

У Талбо улучшилось настроение. Молочно-белая жидкость успокоила разбушевавшиеся воды его памяти. Он улыбнулся и сказал:

— Я рад, что проблема оказалась простой.

Виктор погрустнел:

— На следующей неделе я намерен изобрести паровой двигатель. Будь посерьёзнее, Ларри.

— А всему виной коктейль из Леты, которым ты меня напоил.

Виктор поджал губы, и Ларри понял, что нужно срочно взять себя в руки.

— Извини, продолжай.

Виктор поколебался несколько мгновений, справился с лёгким чувством вины.

— Первая часть проблемы решается при помощи наших новых гразеров. Мы сделаем твою голограмму при помощи волны, рожденной не электронами атома, а ядром… эта волна в миллион раз короче и у неё гораздо большая разрешающая способность, чем у лазерной волны. — Он подошёл к огромному зеркальному стеклу, висящему в самом центре лаборатории; новые гразеры были направлены в самый его центр. — Иди сюда.

Талбо послушно за ним последовал.

— Это голографическая пластина, по-моему, всего лишь лист фотографического стекла, разве я не прав?

— Частично прав, — ответил Виктор, коснувшись рукой десятифутовой квадратной пластины.

Он приложил палец к крошечному пятнышку в самом центре стекла, и Талбо наклонился, чтобы получше рассмотреть то, на что показывает Виктор, но ничего сначала не увидел, лишь через несколько мгновений заметил едва различимую рябь; а когда приблизил к ней лицо, разглядел тонкий муаровый рисунок, словно его глазам предстал изысканный шёлковый шарф.

Тогда он снова повернулся к Виктору.

— Микроголографическая пластина, — пояснил Виктор. — Меньше чипа[9]. Именно в него мы и заключим твой дух, только уменьшенный в миллионы раз. Он станет размером с клетку или с одно из крошечных кровяных телец.

Талбо фыркнул.

— Прекрати, — устало проговорил Виктор. — Ты перебрал, и в этом моя вина. Давай начинать. К тому времени как мы будем готовы, ты придёшь в норму… Надеюсь, твой двойник получится трезвым.

Его раздели догола и поставили перед фотографической пластиной. Та из женщин-техников, что была постарше, направила на него гразер. Талбо услышал тихий щелчок и решил, что это включился какой-то прибор, а потом Виктор сказал:

— Ну хорошо, Ларри, вот и всё.

Талбо не сводил с них глаз, он ждал продолжения.

— Всё?

Техников, казалось, обрадовала, и развеселила его реакция.