Гекатомба - Гарри Зурабян

- Приморский, - ответил Валера и едва удержался, чтобы не добавить: но не ваш. - Родной базар очень люблю, цены нормальные и обслуживание хорошее.

Он заметил, как с лиц свиты оплывает напряжение, уступая место расслабленности и снисходительности. Они все радостно ему улыбались, словно восхищаясь и говоря при этом: "Молодец, парень, не подкачал! На такой вопрос сложный, видал, как отчеканил!" И даже Бурова, несомненно узнавшая его, но не снизошедшая из сонма "приморских божков", тем не менее, приветливо улыбнулась. Этим "хэппи-индом" мэру бы и удовлетвориться. Но он решил и дальше корчить из себя демократа на этих необъятных скифских просторах.

- А как вам город в целом? Перемены чувствуются? Говорите, что думаете, не бойтесь.

Улыбки окружающих сделались еще шире и приветливее: давай, мол, парень, не подкачай и главное - не бои-и-иссь!

- Я и не боюсь, - спокойно, глядя прямо в глаза мэру, ответил Валера. - Это же наш город, кого мне в нем бояться? А перемены чувствуются: я вот, например, уже и маму похоронил.

В наступившей тишине явственно послышался приглушенный голос директора местного телевидения:

- Быстро выключи камеру, Саша.

Гладков был далек от мысли испытывать наслаждение от эффекта, произведенного его словами. Хотя эффект был потрясающим. По лицам свиты будто смерч пронесся, оставив жалкие остовы и руины былого расположения.

- Примите мои искренние соболезнования... - заметил мэр и добавил: - Я вспомнил вас, ваша мама была учительницей. Я могу что-то сделать сегодня для вас?

Перед Валерой теперь стоял обыкновенный простой мужик, не чуждый ничего человеческого. В его интонациях, мимике чувствовалось искреннее участие, на которое способен лишь человек, сам в недалеком прошлом переживший потерю близких.

- Спасибо, что помогли с больницей, - ответил Валера. - А мне ничего не надо. Извините...

Он обошел мэра и вклинился в толпу приближенных. Свита мгновенно развалилась на два куска, освобождая проход и шарахаясь от него, как от прокаженного. Впрочем, краем глаза он успел заметить два-три изучающих и заинтересованных взгляда. Будто смотревшие фотографировали его, откладывая в память образ занятной и непростой марионетки, которую при случае можно попытаться использовать, естественно, на "благо родного города и его жителей". От этих взглядов ему стало совсем тошно. Гладков сделал несколько шагов и остановился возле следующего прилавка, оперевшись руками на что-то мягкое, пушистое и теплое.

"Извращенцы, а не люди, - подумал с отвращением. - Неужели у них есть любимые женщины, дети, какие-то привязанности, глубокие и искренние, которыми они, по-настоящему, дорожат, над которыми трясутся и боятся потерять? Бывают ли они вообще когда-нибудь сами собой? Никогда. Они, видите ли, "не принадлежат себе". Бред какой-то!..". Он, скорее, почувствовал, чем услышал приближающиеся шаги и обернулся. Так и есть, Бурова.

- Вы за автографом, Анна Григорьевна?

Она зло и презрительно что-то стала ему выговаривать, отчитывая, как нерадивого школяра. Внезапно он почувствовал ошеломляющую пустоту вокруг исчезли звуки, цвета, запахи. В том месте, где стояла Бурова, возник ослепительный, огненный шар, внутри которого замелькали женские лица, сведенные судорогами муки и боли. Он попытался отогнать кошмарное видение, но руки словно приросли к прилавку. Валера почувствовал животный ужас. Это был не просто страх, а страх за гранью человеческих ощущений. В голову пришла совершенно абсурдная, дикая мысль: "Эту Бурову надо убить. Прямо сейчас. Немедленно..."

- ... Леонид Владимирович недавно похоронил свою маму, но продолжает работать на благо города. Вы же озлобились, замкнулись и готовы с вашей матерью похоронить весь город. Чтобы ноги вашей больше не было в исполкоме! Вы слышите?! Я прослежу. Лично...

"... Чего ты медлишь? Убей ее! Почему она кричит на тебя? Ты не должен позволять ей так бесцеремонно обращаться с тобой?!! Убей ее!.. Господи, что это со мной?.. Что-о-о?!!"

Гладков, глазами, расширенными от ужаса, смотрел на Бурову и видел, как ниже подбородка, на шее, у нее расползается красная полоса. Из нее начинают вываливаться нитки, куски, ошметки чего-то желеобразного, густого, окутанного едва заметным облачком пара, а вниз, по груди и животу, уже низвергается красный водопад.

"Да ведь это же кровь! У нее перерезано горло... И это... сделал я? Я-я-а-а?!!"

- Мужчина! Вы берете вещь или нет? - резкий, недовольный голос выдернул его из кровавого кошмара.

Он тяжело дышал, с него градом лил пот, пропитав тонкую рубашку, волосы на голове слиплись и весь он стал похож на пришедшую к финишу лошадь-фаворита. Не хватало только пены на губах.

- Не, ну ты па-сат-три на него. Мужчина!

- А?! - Валера перевел затравленный взгляд на звук голоса и увидел возмущенное лицо стоящей напротив женщины.

- Где Бур...ла...кова? Бурова? - спросил он пересохшими губами, еще не придя в себя окончательно.

- Мы все тут бурлаки! - не поняла она. - Бурлаки в Приморске! Будь здоров, сумки с товаром тягаем, ни одна баржа не выдержит. Вещь берешь?

Гладков глянул на прилавок. Так вот во что он вцепился мертвой хваткой: мягкий, теплый, пушистый, темно-серый свитер, с аппликацией раскинувшего крылья кондора.

- Бери, не пожалеешь, - уговаривала продавщица. - От америкосов гуманитарка. Смотри: воротник, рукава, - не обтрепаны, нитки нигде не торчат.

- Сейчас, - проговорил он, собираясь с мыслями и делая вид, что внимательно рассматривает вещь.

"Что это было? Как я здесь вообще оказался?!" И он вспомнил все, за исключением единственного эпизода - он не мог точно сказать, имел ли место в действительности его разговор с Буровой. Во всяком случае, оглядевшись и придя в себя, он понял, что не убивал ее. Солнце... Во всем виновато солнце. С детства оно не раз играло с ним злые шутки. Потом, правда, все нормализовалось и с годами забылось. Забылось ли?..

Продавщица, обслужив покупателей, вернулась к нему.

- Решились?

- Да, свитер классный.

Деньги у него были, да и утром он только подумал о покупке нового. Взять стоило, ибо вещи "сэконд-хэнд" были недороги, имели приличный вид и хорошее качество. Он достал из кармана рубашки портмоне. Назвав цену, продавщица вновь отлучилась к покупателям.

"А ведь пришел я сюда ни ради тряпок, а подарка этой девушке. С другой стороны, подобную вещь и за такую сумму вряд ли найду, а холода не за горами. - Его раздирали сомнения. - Ладно, - наконец, решился он, - девушке - сувенир, собаке - корм и игрушку, себе - свитер. Или не брать?.."

Мавр дремал, спрятавшись от летного зноя, развалившись на спасительном сквозняке под открытым настежь окном. Но вот он поднял голову, прислушался и вмиг его тело превратилось в сжатую сильную пружину. Он встал, осторожно и бесшумно двинулся в сторону прихожей. Остановившись, принюхался: чужой. Тотчас мелодично прозвучал звонок. Мавр услышал легкие шаги хозяйки. Он преградил ей дорогу, в глазах светились предупреждение и азарт. Девушка ласково провела рукой по загривку.

- Спокойно, Мавр, - она шагнула вперед, распахивая дверь.

Черное с любопытством выставило рожки-антенны: мужчина, незнакомый, взволнован. Гость. Друг или враг? Черное - густое, плотное и непроницаемое, рассыпалось и расстаяло, превратившись в тонкие, но прочные паутинки. Они медленно поплыли к незнакомцу, каждая за своей добычей: запахом, звуком, эмоциями, формой, цветом, вкусом. Они окружили стоящего на пороге человека, то приближаясь, то отталкиваясь от него, успевая при этом жадно и цепко ухватить в свои сети большие и крохотные частицы, в каждой из которых было отражено единое целое.

Паутинки-антенны сложились друг на друга - сначала, как желе, потом, как бумага и, наконец, Черное вновь стало плотным, густым и непроницаемым, с одной единственной пульсирующей, золотистой точкой. Она означала постигнутое знание. Черное успокоилось и стало ждать НАЧАЛА. И слово было сказано...

- Здравствуйте.

Гладкову не приходилось видеть девушку вблизи. Ее волосы, фигура, черты лица ошеломили Валеру. Он стоял, как каменное изваяние с острова Пасхи, с той разницей, что вся его сущность за считанные секунды подверглась стремительному напору выплеснувшихся из глибун эмоций: радость, очарование, сомнение, любопытство, страх, надежда.

- Здравствуйте. Я могу чем-то вам помочь? - услышал Гладков обращенные к нему слова.

- Извините, но мне надо с вами поговорить, - произнес он робко и нерешительно.

Она отступила в дом, жестом приглашая гостя войти:

- Проходите в комнату. Я сейчас чай поставлю.

Валера удивился, насколько легко и свободно она ориентировалась в доме, но тут же возразил себе: "А чего, собственно, я ожидал? Что она будет об косяки биться и стулья опрокидывать? В конце концов, это же ее дом.". Он не решился без хозяйки на чем-нибудь присесть и потому остановился на пороге гостинной, чувствуя неловкость.