Ромул – первый царь Рима. Эпическая повесть - Даниил Муха

Амулий указал пальцем на близнецов:

– А новорожденных отнесите в лохани к Тибру и бросьте их в реку!

Рабы немедленно повиновались. Анто не успела предпринять что-либо, она никогда не видела своего отца таким гневным и жестоким. Она была в такой степени напугана, что не посмела броситься на помощь Рее Сильвии. И теперь она только беспомощно сидела в углу и плакала о горькой судьбе своей двоюродной сестры.

А та сидела в сырой и мрачной темнице, которая находилась на окраине города, сидела одна, без всякой надежды на избавление от заточения, под замком и под неусыпным взором стражников.

4 Чудесное спасение

Где-то неподалеку от пастушеских селений, у юго-западного подножия Палатина, на берегу реки Тибр росла смоковница. Рабы Амулия уже целый день медленно брели по направлению к Тибру, один из них нес лохань с ревущими близнецами, крепко прижимая ее к себе. Уже подуставшие рабы недоумевали: и что же царь послал их так далеко? Но делать нечего – царская воля превыше всего в делах людских.

Места были пустынны, поселений было совсем немного. Попадались люди около Альбы-Лонги, но чем дальше от города, тем меньше прохожих встречали рабы Амулия. Лишь несколько пастушеских хижин находились на одном из холмов неподалеку от Тибра, на его восточном берегу. Впрочем, самое подходящее место, чтобы оставить младенцев здесь, на произвол судьбы. Но – о! – Тибр широко разлился, что иногда бывает поздней осенью на Апеннинах из-за проливных дождей. Однако на этот раз река была необыкновенно полноводна – ее берега были затоплены бурным потоком. Сегодня рабам повезло – дождя не было.

Рабы, которые обычно бывают небрежными, когда исполняют свои обязанности, не видя надсмотрщика рядом, спустились к густым зарослям смоковницы. Дальше начиналась топкая, болотистая местность: разлив Тибра образовал в этом месте небольшую заводь. Рабы остановились как вкопанные, не зная, что делать.

Наконец, самый старший из них подумал немного и произнес:

– А давайте, ребята, оставим лохань тут, в тихой заводи. Если мы пройдем дальше к руслу реки, то нас унесет сильным течением.

Сказано – сделано: раб, который нёс младенцев, засучил рукава на одежде, приподнял одной рукою полы и начал медленно пробираться к заводи по колено в воде. Потом, крякнув: «Ну их!» – положил лохань на воду в заводи. Лохань поплыла, увлекаемая течением реки. Рабы отправились назад в город, ибо им предстояло проделать немалый путь пешком, а солнце уже прошло зенит на небосклоне – надо было поторопиться.

Лохань с близнецами, которые успокоились под убаюкивающий плеск волн, в это время неслась, гонимая сильным потоком Тибра. Вдруг подул ветер, «суденышко» с младенцами под действием ветра изменило курс и оказалось недалеко от берега. Тут одна из веток смоковницы, которая нагибалась к самой воде, зацепила лохань и остановила ее движение в мелкой заводи.

Прошло еще некоторое время, вода в этом месте, и без того неглубокая, пошла на убыль, и вскоре обнажилось дно. Малыши заплакали от мучившего их голода, но вдруг где-то в зарослях смоковницы послышался шум…

Вода в Тибре постепенно убывала, над полями раздавалось блеяние овец, лай собак да разговоры пастухов. Был тихий осенний вечер и еще довольно светло. Средних лет пастух с худощавым лицом, но с крепким торсом, окладистой бородой, которого звали Фаустул, как старший по возрасту и опытный в своем деле смотритель царских стад осматривал пастбища и осведомлялся у пастухов о состоянии пасущегося скота.

Спустившись к реке, чтобы умыть руки и ноги, запачканные грязью, Фаустул услышал шорох. Подняв пастушеский посох для защиты от возможной опасности, Фаустул подошел к зарослям смоковницы. Раздвинув ветви, он заметил черную волчицу необыкновенных размеров, с красноватым отливом шерсти. Волчица лежала на боку, глаза ее светились в полумраке каким-то фосфорическим блеском, а у брюха волчицы с разбухшими от молока сосцами лежали… два младенца!

Огромная волчица кормит малышей своим молоком! Пастух многое повидал на своем веку, но самки волка таких размеров никогда не видел. Тут откуда-то сверху послышался шелест, как будто от порхания крыльев птицы или шума листвы. Подняв голову, Фаустул заметил дятла с красными, как будто опаленными огнем, крыльями, в клюве которого была веточка ягод. Подлетев к волчице с младенцами, дятел открыл клюв и выпустил веточку, а один из малышей, оказавшийся проворнее, подполз к нему и взял веточку с ягодами маленькими ручонками. Удивительно, подумал Фаустул, чудеса, да и только! Но надо позвать жену и других пастухов, пришло ему в голову, потребуется помощь. Хотя волчица не проявляла признаков враждебности по отношению к малышам, старый пастух все же решил уберечь их от возможной опасности. Да, да, нужно забрать младенцев! И Фаустул поспешно отправился за помощью в свое жилище.

Жена пастуха была в хижине, которая представляла собой небольшую круглой формы конструкцию из дерева, соломы и глины, с конусообразной крышей. Дородная хозяйка с разгоряченным от жара лицом, хлопотала около очага, готовя скромный ужин: лепешки из полбы, кусок копченой свинины, овечий сыр да лук – вот и вся еда апеннинского крестьянина в те далекие времена.

Фаустул, вошедши в хижину, громко и радостно произнес:

– Жена, а жена, я покажу тебе нечто особенное – ты ни разу еще не видала такого!

– Что случилось? И куда ты хочешь меня увлечь? Будто мне заняться нечем, – недовольно проворчала хозяйка, ее умные и честолюбивые карие глаза уставились на своего супруга. А звалась она Аккой Ларенцией.

– Я видел на берегу Тибра, в роще из смоковницы, огромную волчицу и дятла со странным оперением. И эти дикие животные кормили младенцев!

– Баснями соловья не накормишь! Где ж это видано, чтобы дикие звери кормили детей! – воскликнула недоверчивая Акка Ларенция.

Но пастух повелительно взял жену за руку и строго произнес:

– Акка, я не выдумываю ничего – это правда! Но я пришел сюда за помощью. Пошли!

И он шлепнул жену по ягодицам, задул огонь и вышел вслед за ней.

В поле Фаустул сделал знак жене остановиться, а сам поспешил по направлению к стаду, за которым следили молодые пастухи. Навстречу Фаустулу вышли двое пастухов со сторожевыми собаками: один – постарше и выше ростом, другой – еще юный, небольшого роста.

– Кто там? – вопросил один из них.

– Не бойтесь, это я, Фаустул. Ребята, вы мне нужны! Надо отогнать волчицу – она приласкала двух младенцев. Берите собак, зовите остальных в помощники – и за мной! Овец пригоните к дому, оставите парочку караулить да собак им дайте. Те, кто со мной, не забудьте взять колья да дубины! – громко произнес Фаустул повелительным голосом.

Молодые пастухи повиновались, вслед за ними подошли остальные – в общей сложности человек восемь-десять. Вооружившись, пастухи поспешили вслед за Фаустулом и его женой.

Уже сгущались сумерки, но было еще тепло: теплая, а иногда и жаркая осень на Апеннинском полуострове уступает дорогу дождливой и прохладной зиме довольно поздно.

Группа пастухов подошла к тому месту, где Фаустул увидел волчицу с младенцами. Собаки почуяли незнакомый запах, но не лаяли, послушные приказу пастухов не вызывать тревогу у волчицы, – они лишь виляли хвостами.

Раздвинув заросли, Фаустул пальцем указал Акке Ларенции на волчицу и произнес ей шепотом:

– Вот они, поверь мне.

Акка Ларенция в ответ только удивленно шепнула:

– Да, это невероятное зрелище – никогда такого не видала.

Фаустул повернулся к молодым пастухам:

– А ну, мальчики, давайте подбираться с собаками, да не забудьте про оружие. Хорошенько напугаем матерую самку!

Пастухи с собаками да с кольями и дубинами наперевес, двинулись по направлению к волчице, Фаустул – за ними. Волчица заметила вооруженных пастухов, но, несмотря на это, даже не проявила признаков враждебности. Не обращая внимания на заливающихся лаем собак, она встала и, вильнув хвостом на прощание да сверкнув напоследок глазами, спокойно удалилась.

Фаустул, Акка Ларенция и остальные пастухи окружили младенцев. Те, что были вскормлены волчицей, оказались красивыми и крепкими карапузами, абсолютно похожими друг на друга. Они смеялись и дергали ножками, протягивая свои ручонки к людям – видно, молоко волчицы пришлось им по вкусу, с иронией подумал Фаустул. Он и его жена осторожно взяли близнецов на руки: Фаустул взял того, который был проворнее, Акка Ларенция – другого, который был не таким резвым. Довольные, пастухи с найденышами вернулись домой.

В хижине Фаустула было тепло от еще не остывшего очага, который оставила хозяйка дома перед уходом. Двое пастухов вновь разожгли огонь, а Фаустул и его жена уложили близнецов на деревянное ложе, покрытое сверху соломой и шкурой. Новорожденные плакали, утомившись от тряской дороги, но потом, накормленные хозяйкой и согретые домашним очагом, успокоились.