Слуги дьявола - Сергей Владич

— О Вере, — ответствовала Досифея, — и о Любви, ибо нет большей Силы под Небесами… Так в „Деяниях апостолов“ устами святого Петра говорится, что Бог помазал Иисуса Христа „Духом Святым и Силою“. Это та самая Сила, которая по воле Всевышнего входит однажды в человека и остается с ним до скончания дней его. И множится эта Сила с деяниями праведными, но покидает грешников, какие преступили Закон Божий… Ибо нет в этом мире страшнее наказания, чем лишить живую душу Божьей Любви и Веры.

— Но что значит эта Сила? Можешь ли ты видеть далее дня завтрашнего, как о том говорят люди? — вопрошала государыня. — Что знаешь ты о грядущей судьбе России? Скажи, открой ее мне!

— Я — только слуга Господня… Спаситель же сказал: „Тот, кто напился из моих уст, станет как я, и я также стану им, и тайное откроется ему…“ — смиренно отвечала Досифея. И вдруг спросила, пристально глядя императрице прямо в глаза: — Узнаешь ли во мне будущее дочери своей?

— Что говоришь такое? Ведь нет у меня детей, как же можешь вопрошать о дочери моей? — вскричала пораженная государыня.

— Вот что скажу, чего ты и сама не ведаешь… Не пройдет и года, как ты родишь дочь от мужа твоего. Будешь беречь ее сорок лет, прятать в землях дальних, чужих, ибо не признают ее в законные наследники трона. Но сохранишь свое дитя лишь для Господа… Против воли своей пострижена она будет в монахини и наречена Досифеей. И еще скажу. Царствие твое будет отмечено делами славными, для народа и Отечества благими. Но вот наследник твой, Петр Федорович, недолго править будет, а хоронить его будут дважды и коронуют только после смерти. Ибо грех на тебе, государыня, пусть и невольный… И грех этот имя имеет, и я скажу его тебе. Звать его — Алексей Шубин. На страшную долю обрекла сего мужа любовь к тебе. Любовь, которую ты сначала приняла, а затем и позабыла… Он же за нее нелюдские муки претерпел, лишен ныне всего, даже своего имени. Но он жив, ибо крепок верою, и заслужил прощение! В твоей власти спасти его…

Досифея вдруг замолкла, будто собираясь с думами. Но потом просто сказала, как выдохнула:

— Ступай теперь с миром, государыня, все в руках Божьих…

Императрица, пораженная сим пророчеством, была не в силах вымолвить и слова. Провидица же накинула монашеский убор, прямо на глазах сгорбилась и вновь обратилась в старца-отшельника. Уже было удалилась она в свою пещеру, как вдруг перед самым порогом остановилась, снова повернулась к императрице и произнесла:

— Помни, государыня, всякий час помни, что Бог всемогущ и милостив. Он с нами во все дни, здесь и сейчас, и, ежели Он чего захочет, Он просто говорит этому: „Будь!“ — и оно становится. И наделить Силой и отнять ее — все в Его благой воле… А любовь Его, дарованная нам, не имеет ни границ, ни преград, и все злато мира, и всякая власть земная — ничто перед ней. Помни об этом и молись, чтобы не обошла тебя и Россию Его Сила и Его Милость!

С этими словами дверь в пещеру затворилась.

Задумчива стала царица наша Елизавета после той встречи. Многих затем расспрашивала она об отшельнике и после долгих разговоров узнала, что все почитают его как мудрого старца, на которого снизошла благодать Господня. И тогда, чтобы умилостивить Всевышнего, повелела государыня выстроить в селении Пирогово близ Китаевской пустыни большую деревянную церковь. (В этом месте пометка на полях гласила: „Церковь-то эта вскоре, увы, сгорела. Впрочем, на ее месте тотчас выстроили новый каменный храм“.)

12 сентября государыня-императрица, напутствуемая благословениями духовенства, отбыла из Киева, оставив в городе добрую память о себе. А в году 1745, как и было предсказано Досифеей, родила она дочь от мужа своего Алексея, которую нарекла Августой — в память о дне 24 ноября 1742 года, когда обвенчались они с Разумовским, а в день этот поминают также мученицу Августу…»

Более в записях Дубянского ни о пребывании Елизаветы в Киеве, ни о встрече с Досифеем не упоминалось, а изложенные далее в дневнике хитросплетения дворцовой политики при дворе Ее Императорского Величества Трубецкого занимали мало. Сергей Михайлович был настолько заинтригован историей о Досифее, о которой ранее ничего не слышал, что решил немедленно по возвращении в Киев посетить Китаевскую пустынь, чтобы на месте убедиться в истинности удивительного рассказа о таинственной затворнице. Однако прежде он решил выяснить, исполнилось ли хоть что-нибудь из предсказанного старцем-девицей. И Сергей Михайлович обратился за помощью к Шуваловой.

Для начала Анна Николаевна подтвердила существование в российской истории легенды о некой Августе Таракановой, которая считалась дочерью Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского, рожденной не то в 1744, не то в 1745 году. Говорят, ее фамилия происходила от родственников Разумовского Дарагановых, которым Августа была поручена на воспитание, а затем молва в России искривила фамилию на Таракановых. Сорок лет провела Августа за границей, откуда силой по приказу Екатерины II была привезена в Россию в 1785 году и пострижена в монахини московского Ивановского монастыря под именем… Досифеи. Там в строжайшей тайне и прожила она до своей смерти в 1810 году. Даже службу для нее служили отдельно, и никто не мог видеть ее лица… Но вот в ее келье видели большой портрет Елизаветы Петровны, а на похоронах таинственной монахини, судя по архивным записям, присутствовали родственники Разумовских и вся московская знать. Была ли это в действительности дочь Елизаветы — история о том умалчивает, но поразительное сходство истории об Августе Таракановой с пророчеством старца Досифея отрицать было невозможно.

Также удивительным образом свершилось и предсказание отшельника Китаевской пустыни о короновании после смерти и повторных похоронах Петра III, которые случились осенью того самого 1796 года, когда погиб Федор Дубянский. Такое совпадение сначала выглядело не более чем случайностью, однако Анна Николаевна взяла его на заметку и со временем обнаружила-таки удивительную связь предсказания девицы-старца с тайной серебряного медальона. А вот кто такой был этот Алексей Шубин и почему именно о нем помянула Досифея в разговоре с императрицей, так и оставалось загадкой, правда, до поры до времени.

Глава 5

Тайна ордена рыцарей Храма

Отряд Гуго де Пейна прибыл в Иерусалим лишь к началу весны 1118 года. Ведь нет простой дороги в Город Мира. Будь то по суше или по морю, через Салоники или Андрианополь, — тысяча опасностей подстерегает каждого, кто решится отправиться в столь дальний путь. Короткий, как по военным меркам, переход от побережья до горы Мориа в те времена мог занять и два дня. И неважно, какой дорогой идти — с севера, от Кейсарии, или с юга, от Яффо, — все равно примыкающая к морю узкая полоса песчаных дюн, которые перемежаются островками пальмовых деревьев, сменяется равниной, затем горами, густо заросшими лесом. Горы эти, в свою очередь, становятся все выше, лес уступает место кустарнику, который потом исчезает вовсе… Наконец, в крайней точке соприкосновения с Иудейской пустыней встает на вершине горы величественный, построенный царем Давидом город. Но счастье увидеть Иерусалим ожидает не каждого. Город Мира примет в свои объятия лишь тех, кому удастся избежать встречи с кочующими по Иудее воинственными арабскими отрядами или, в случае нападения, защитить свою жизнь в бою. Именно так, злой смертью от рук неверных, погиб один из храбрых рыцарей Гуго де Пейна, когда вблизи маленького города Рамлы их ночью коварно атаковали бедуины. Остальной отряд благополучно достиг стен города и предстал перед очами короля иерусалимского Балдуина I — брата прославленного герцога Готфрида Бульонского, легендарного освободителя Иерусалима.

Но еще до того, как представиться королю, Гуго и его благородный товарищ Жоффрей де Сент-Омер тайно посетили Храм Гроба Господня. Воздвигнутый по приказу царицы Елены, матери византийского императора Константина Великого, на том самом месте, где, как гласили предания, был распят, похоронен, а затем воскрес Иисус Христос, этот Храм с IV века стал главной святыней христианства. Много раз с благоговением в сердце воины-крестоносцы преклоняли колени перед его алтарем, но в этот раз их миссия была не совсем обычной. И причиной тому стала удивительная встреча на пустынной дороге Малой Азии, которая круто изменила всю дальнейшую жизнь благородных рыцарей…

Проведя в седле весь день, ближе к вечеру, когда безжалостное солнце уже почти спряталось за неприветливыми скалистыми горами Анатолии, отряд остановился в ложбине на ночлег. Напоив коней, рыцари сняли седла, чтобы дать животным отдохнуть, и расположились кругом вблизи костра. От усталости даже говорить не хотелось, и вскоре после короткого ужина большинство из них уже спали глубоким сном. Гуго де Пейн и Жоффрей де Сент-Омер вполголоса обсуждали планы на следующий день и тоже готовились отойти ко сну, как вдруг прямо из непроницаемой темноты ночи перед ними возник человек, одетый в монашескую сутану с капюшоном на голове. На плече у монаха висела холщовая дорожная сумка.